Расследователь. Предложение крымского премьера

– Гия - он очень порядочный человек был, - продолжал Сальвадор Дали. Такая эпоха - пир мародеров.

– Да, конечно, пир мародеров, - согласился Коля.
– А с какой целью, Дмитрий, посещал ваше кафе Георгий?

– О-о! Интернет - дело интимное... Мы не суем нос в дела наших клиентов. А если вдруг что-то видим вполглаза или слышим вполуха, то, как священнослужители, храним тайну исповеди.

– Да, я вас понимаю и уважаю вашу позицию. Но, видите ли, в чем дело... Мы расследуем дело об убийстве Георгия.

– Я понял вас, Николай. Это благородная задача.

– Если бы вы могли нам чем-то помочь...

– Увы! Я, к сожалению, ничем не могу вам помочь... Увы!

– Очень жаль.

– Мне тоже. Но...

Коля посмотрел Сальвадору Дали прямо в глаза и проникновенно сказал:

– Пока Георгий был жив, его личная жизнь была только его личной жизнью. Но после его смерти многое переменилось, и его жизнь стала фактом, влияющим на жизнь общества в целом. Не так ли, Дмитрий?

– Безусловно. Но... ничем помочь вам не могу. Коля задал еще несколько вопросов, получил на них неконкретные ответы. После этого они .с Антоном ушли. В ближайшем кафе попили пивка и расстались. Антон побежал на службу, Коля побрел домой.

На площади Независимости шел митинг. Кто-то, бородатый и косматый, надсадно орал в микрофон. Динамики шипели, фонили и слышно было худо. Однако слова "Бунчук - убийца!" доносились хорошо. При каждом заклинании бородатого "Бунчук - убийца!" толпа подхватывала... В отдалении стояла милицейская машина и несколько милиционеров переминались в нерешительности. Коля постоял, послушал, крикнул один разок "Бунчук - палач!", сплюнул и пошел прочь.

* * *

– Проблемы?
– спросил Обнорский.

– Да, - ответила девушка.
– Двигатель заглох. То ли сломался, то ли бензин кончился...

– Кхе, - сказал Андрей.
– Это почти одно и то же... Не так ли?

Девушка улыбнулась, кокетливо пожала плечами Андрей бросил:

– Ладно, сейчас разберемся... Ключи в замке?

– Да-да, в замке,- ответила она как-то неуверенно. Обнорский распахнул дверцу, заглянул внутрь - в грузовом отсеке лежали какие-то мешки, накрытые брезентом, - и сел в водительское кресло. Ключи действительно были вставлены в замок зажигания, брелок в виде боксерских перчаток висел на цепочке. Андрей повернул ключ. Затарахтел стартер и... движок заработал. Андрей удивленно посмотрел на девушку: что же ты, подруга, мозги кру... Он ощутил какое-то движение за спиной и, кажется, понял или, вернее, начал понимать, но было уже поздно - ладонь с остропахнущей хлороформом тряпкой легла на лицо, прижала затылок к подголовнику.

Он дернул головой, протянул левую руку к клаксону - разбудить Родьку! но не успел, не смог. Сознание провалилось в какую-то черную дыру...

* * *

Очнулся Андрей с тяжелой головной болью. Как будто с глубокого похмелья. Он не понимал, где он и что с ним. Он лежал на кушетке, какие украшают поликлиники всей страны, в почти пустом помещении без окон и тусклой лампой "дневного света" под потолком... Что за черт, где я нахожусь?

Андрей сел на кушетке, попытался поднести правую руку к голове и не смог - руки были скованы наручниками.

– О-о, е-ё!
– сказал Обнорский.

Встала перед глазами заснеженная обочина, девушка с неуверенной улыбкой и мигающий "аварийкой" "ниссан"... Он вспомнил. Он все вспомнил! И детское посапывание Роди... и трубу Армстронга... и свой дурацкий вопрос: "Проблемы?"

Он поднял обе руки к голове, потер лоб. Во рту стоял мерзкий запах хлороформа, было очень холодно. Тоскливо обвел взглядом помещение: кирпичные стены, железная дверь, старые лысые покрышки от грузовика в углу, какие-то ящики, бочка, лопаты и метлы. Он снова вспомнил свой идиотский вопрос:

"Проблемы?" Да, проблемы. Еще и какие проблемы! Лаптем не расхлебаешь.

Андрей прямо через куртку пощупал карман, в котором лежал телефон... Телефона, разумеется, не было. Что они - дураки, чтобы телефон тебе оставить?

Андрей не знал, кого подразумевает под словом "они". Они - это они. Те, кто организовал слежку, охоту на спуске к Днепру и стрельбу по фуникулеру. Они - это те, кто организовал похищение и убийство Горделадзе. Это факт, который необходимо признать... И отдать себе отчет в том, что положение серьезно, Донельзя серьезно, серьезней некуда.

А куда они дели Родьку?! Черт возьми! Родька где? От мысли, что он не только сам подставился, но и Родиона подставил, Обнорский заскрипел зубами. С удвоенной силой накатила боль. Он закрыл глаза и лег на холодную кушетку.

Каширина от Обнорского отделала стена - Родион находился в соседнем помещении. Его положение мало чем отличалось от положения Андрея. В помещении было так же холодно, почти так же пусто и мрачно. Вот только лежал Родя на голой - без матраца - панцирной кровати. К спинке этой кровати была прикована его правая рука.

До некоторой степени положение Роди было еще хуже, чем положение Андрея. В отличие от Обнорского он даже не знал, что и как произошло, - в момент захвата он спал, и боевики Зайца даже посмеялись: вон оно как - усыпили спящего... Умора! Сам Родя так не считал. Он изумленно оглядел помещение, подергал наручники. Точно так же, как и Обнорский, убедился, что телефона нет. Ну а кто ж тебе телефон оставит?

Родион сел на скрипучей панцирной сетке, задумался.

Заец узнал об успешно проведенном захвате около полудня. В осторожных выражениях он поинтересовался, как все прошло, не было ли осложнений. "Нет, ответили ему, - все о'кей".

– Отлично, - ответил Заец, - часам к пяти я сам подъеду. Без меня не начинать.

– Да они раньше и не очухаются.

Николай Повзло раз десять набрал номер Обнорского и столько же раз Каширина. Оба телефона не отвечали. Коля не мог знать, что оба аппарата лежат рядышком на широком подоконнике в одном из помещений Таращанского моторного завода и своим пиликанием развлекают команду "торпед".

Андрей совсем замерз. Как мог он пытался согреться, но получалось не очень... Он даже не знал, сколько времени прошло с момента захвата на шоссе. Сколько, интересно, действует этот хлороформ? Два часа? Пять? Сутки?

Андрей ходил из угла в угол, приседал, размахивал руками. Хотелось пить и еще сильнее - курить. Несколько раз Андрей подходил к двери, прикладывал ухо... Из-за двери не доносилось ни звука. Где, черт побери, я нахожусь? Скорее всего, в Тараще. Вполне возможно, в том самом помещении, где держали Гор-деладзе. Или хранили его труп. От этой мысли стало мерзко на душе. Вспомнилась яма в лесу и горлышко бутылки, указывающее на яму.

– Ерунда, - сказал он вслух, - не убьют. Хотели бы убить - убили бы сразу... Нет, не убьют.