Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой
Шрифт:
Валленберг также попросил Салаи съездить с ним в Большое гетто, чтобы получить представление о ситуации с продовольственным снабжением. Они поехали туда 30 декабря. “Когда распахнулись двери гетто, мне показалось, что я перенесся в Средневековье”, – вспоминал Салаи. Дневная норма в гетто состояла из миски супа с тоненьким кусочком хлеба, что соответствовало 900 килокалориям, четверти суточной потребности. Прочие жители Будапешта, разумеется, тоже страдали от карточной системы, но у них была возможность раздобыть пропитание иными способами, в то время как евреи оставались запертыми в гетто. По соглашению с городскими властями миссия получила разрешение доставлять продовольствие в гетто, но только после того, как получат свои пайки все прочие нуждающиеся. Для этого Валленберг,
Террор усиливается
Ближе к Новому году положение со снабжением в Будапеште стало катастрофическим, инфраструктура была почти полностью разрушена. Двадцать восьмого декабря прекратилась подача газа, 30 декабря отключилось электричество, 3 января перестали функционировать водопроводы. В Пеште воду можно было брать из источников вблизи здания парламента и на острове Маргит, а в районе Буды – из целебных источников вблизи горы Геллерта и из колодцев при некоторых жилых домах. Когда не стало воды, перестала действовать и канализация, и в домах распространилась удушливая вонь. Мусор, накопившийся в это время на улицах и в парках, смогли потом вывезти лишь через полгода.
Как только правительство покинуло столицу, усилились нападения на дома под охраной нейтральных государств и Красного Креста. Несмотря на ноту протеста от 23 де кабря, утром 24 декабря жертвами нилашистов стали обитатели двух детских домов, охраняемых Швецией и Международным Красным Крестом. В рапорте отдела протоколирования в тот же день говорилось:
На улице Мункачи людей выстроили в ряд. На третьем этаже жили две больные дамы в возрасте 70–80 лет. Их немедленно расстреляли. Таким же образом расстреляли двух трехлетних детей в комнате для больных в квартире № 8 на третьем этаже. На пороге убили полуторагодовалого ребенка и кинули труп в комнате рядом с двумя другими. Воспитательницу, которая хотела забрать детей… тоже застрелили в коридоре в нескольких метрах от той же комнаты. Тринадцатилетнего подростка, который хромал и потому отстал от других, один из нилашистов отвел обратно в детский дом и застрелил в одном из коридоров. Все семь трупов по-прежнему лежат там.
Несколько дней спустя, 28 декабря, банда нилашистов и эсэсовцев ворвалась в еврейский госпиталь и убила 28 человек. В следующие дни нападению подверглись многие шведские дома. Всего было схвачено и расстреляно на берегу Дуная около 100 человек. В ночь с 30 на 31 декабря нилашисты напали на дом № 48б на улице Легради Кароли – дом решили реквизировать для СС. Все 44 подзащитных были застрелены. Отдел протоколирования писал в отчете:
Часть обитателей первого и второго этажей забрали и увели, в том числе семью Штерн – Шандора Штерна, госпожу Штерн и их детей Эржебет и Эрнё. Семья была в родстве с главным раввином Венеции и жила в этом доме на правах итальянских подданых. Тех, кого забрали из дома, привели на набережную Дуная и там казнили. Эрнё Штерн и его сестра Эржебет сумели убежать, но сначала им пришлось наблюдать за казнью родителей. На свое несчастье, они вернулись в старую квартиру. На следующий день, то есть в ночь на 1 января, нилашисты увезли всех, кто там оставался, то есть 37 человек, и среди них во второй раз Эрнё и Эржебет Штерн. Семерым удалось бежать, в том числе Эрнё Штерну. Но его сестру застрелили.
Террор обрушился не только на шведских подзащитных. При нападении на дом 39 на улице Легради 30 декабря было казнено, согласно отчету отдела протоколирования, 25 швейцарских подзащитных, нашедших там убежище. Накануне Нового года около 50 нилашистов оккупировали швейцарский Стеклянный дом на улице Вадас. Они заподозрили, что там находится склад продовольствия. Восемьсот евреев, живших в доме, заставили выйти на улицу “для передислокации”. Но благодаря вмешательству Салаи трагедию удалось предотвратить.
Нападение на Стеклянный дом показало, что в эти дни не могут себя чувствовать в безопасности даже дипломаты. Двадцать девятого декабря отец Кун ограбил и жестоко избил швейцарского поверенного Харальда Феллера, которого
заставили спустить штаны, чтобы показать, что он не обрезан. Потом Феллер сообщил Даниэльсону, что он “в полубессознательном состоянии” слышал, как нилашисты обсуждали “как они его убьют и как та же участь постигнет посланника Швеции”. Однако после угрозы, что возмездие настигнет персонал венгерской миссии в Берне, Феллера отпустили.Террор достиг кульминации 31 декабря, когда бесследно исчезли две центральные фигуры акции по спасению венгерских евреев. Отто Комой, член юденрата и глава будапештских сионистов, был схвачен в отеле “Ритц”, где скрывался, и был убит в тот же день. Это стало тяжелым ударом для Валленберга, поддерживавшего тесные контакты с Комоем. Еще более близок он был с Петером Шугаром, молодым (ему было всего 24 года) членом отдела протоколирования и одним из авторов книги об охранных паспортах в искусстве. Накануне Нового года Шугар отправился домой к родителям, где его схватили и увели вместе с отцом. Когда информация об этом несколько дней спустя дошла до Валленберга, он поехал сначала в Ратушу, а потом в штаб нилашистов на улице Варошхаз, пытаясь выяснить, что случилось с Шугаром. Поиски вел и Карой Сабо, но усилия оказались напрасны, Шугара так никто больше и не видел. Скорее всего, партийный суд нилашистов приговорил его к смерти, и он был убит.
В Будапеште теперь царило полное беззаконие, и Валленберг ходил вооруженным. Чтобы избежать участи Комоя и Шугара, он постоянно менял место жительства. Иногда он ночевал в помещении Hazai Bank, а 31 декабря они с Гуго Волем перебрались во дворец графа Дьюлы Кароя на улице Ревицки, который арендовала миссия. Однако безопасности угрожали не только нилашисты. Бои между Красной армией и оборонявшими город войсками день ото дня становились все более ожесточенными, и бомбы и гранаты ливнем обрушивались на Будапешт. В тот день, когда Валленберг и Воль перебрались во дворец, туда угодила бомба, и они были вынуждены снова переезжать. Несколько дней спустя, 2 января, бомба попала в здание Hazai Bank, многие сотрудники были ранены, а один из водителей Валленберга, Тивадар Йоббадь, скончался от полученных ран.
Теперь Валленберг находился в постоянном движении по городу. Опыт маршей смерти научил его всегда быть в практичной одежде и ботинках. Своих соратников он тоже призывал к этому. С помощью владельца обувной фабрики, Миксы Бошана, шведского подзащитного, он получил в свое распоряжение большой склад ботинок.
Валленберг оказался в положении дикого зверя, за которым охотятся. Но ему не надо было опасаться Адольфа Эйхмана – 24 декабря того вызвали домой. Таким образом, он успел улизнуть из Будапешта до того, как советское кольцо окончательно сомкнулось.
“Вбг в большом унынии”
Волна насилия в Будапеште захлестнула не только евреев. Сама Партия скрещенных стрел находилась в состоянии распада из-за борьбы между фракциями. Члены партии хватали и убивали несогласных в собственных рядах. Одновременно сжималось кольцо вокруг столицы. Поэтому германское военное командование потребовало, чтобы нилашисты, вместо того чтобы воевать друг с другом, занялись обороной города. 1 января в Будапешт из западной Венгрии прилетел адвокат Эрнё Вайна, дальний родственник министра внутренних дел Габора Вайны. Его главной задачей была организация обороны столицы, но, поскольку он был главным представителем правительства в городе, в вопросах, касающихся евреев, Валленбергу пришлось иметь дело именно с ним.
23 декабря – в тот день, когда Вёцкёнди потребовал от персонала шведской миссии покинуть Будапешт, – было приказано, чтобы евреев, находящихся под охраной иностранных держав, не позднее 31 декабря перевели из Международного гетто в Большое. Сроки соблюдены не были, но, как только Эрнё Вайна прибыл в Будапешт, план стал реализовываться активнее. Решение об эвакуации Международного гетто привело Валленберга в отчаяние. “Вбг в большом унынии, – записала в своем дневнике Маргарета Бауэр 2 января 1945 года. – 35 тыс. евреев переведены в Большое гетто”.