Равновесие Парето

— Я спрашивал у них, какого хрена они забыли в горах и что они туда перевозят, — спокойным тоном проговорил Олег, не мигая, уставившись на шофера. Тот медленно разжимал пальцы на анораке. — Их лагерь находится как раз над магнитной аномалией, рядом с лагерем пропавших туристов. Они и нам говорили, что занимаются спасательной операцией. Но вот я был во многих спасательных операциях и ни разу не видел, чтобы была необходимость в аппаратуре, которую я сумел заметить в их лагере. А потом, когда я увидел, как они выгружают на аэродроме ящики с маркировкой биологической опасности, я подошел к старшему и задал прямой вопрос. На что получил прямой и ясный ответ.

— Что в ящиках-то было? — не удержался я от вопроса.

— Не знаю. Большие ящики, похожие на гробы, — геолог одернул высвободившийся край анорака, развернулся и пошел в диспетчерскую.

— А что тебе военный то ответил? — крикнул вдогонку успокоившийся Илья.

— А ты сам как думаешь? — через плечо ответил Олег и скрылся в темноте тамбура.

Шофер что-то забубнил себе под нос, самодовольно улыбаясь и кивая головой. Мне стало неуютно, и я последовал вслед за Карчевским.

Я ел суп из большой алюминиевой плошки, зачерпывая ароматный бульон деревянной ложкой с рисунком под хохлому. Ложка была неудобной, мне приходилось широко разевать рот, чтобы ее содержимое не пролилось на стол. Но я старался не замечать эту мелочь, наслаждаясь варевом Степанова.

Супчик был отменным.

— Извините за посуду, — в который уже раз смущенно казал Николай Семенович. — Не рассчитано у нас на такое количество едоков.

Все под стук ложек и довольное прихлебывание дружно загалдели, успокаивая диспетчера.

Тарелки и ложки у всех были действительно разномастные. Принесенные кем-то когда-то с собой, забытые, оставленные, подаренные — все они хранились в настенном шкафу возле электроплитки. Степанов придирчиво отобрал самые лучшие, без сколов, не гнутые, и раздал их присутствующим.

С глубокими тарелками дело обстояло хуже, их оказалось всего две. Одна из них оказалась тарелкой Карчевского, видимо он частенько подъедался в гостях у друга, вторую диспетчер поставил Юдину. Мне досталась широкая металлическая плошка с широкими бортами, Илье — такая же, но помельче, видимо из одного набора.

Себе Николай Семенович скромно поставил крышку от походного котелка, продолговатую, начищенную до блеска. И, невзирая на наши возражения и предложения поменяться, остался при своем.

Я поймал ложкой картофелину и проводил ее в рот, наблюдая тайком за сидящими за столом. Ели в молчании, лишь изредка кто-то нахваливал повара, чем вызывал смущенную, но довольную улыбку старика. Было видно, что каждый обдумывает сложившуюся ситуацию. И было ясно, что каждый видит ее по-своему.

Все сидели за одним столом. Стол выставили на середину каморки, накрыли целлофановой пленкой, служившей здесь скатертью. Я сидел рядом с Ильей, напротив Карчевского, который занял всю сторону. Слева и справа от нас, друг напротив друга, сидели Юдин и Степанов. Как самые старшие, во главе стола.

Илья ел суп быстро, даже нервно. Взгляд уперт в тарелку, глаза пустые. Сильно он изменился за прошедшую ночь. Нахохлившийся, выставивший в сторону локти, шофер был похож на растрепанную ворону, взгромоздившуюся на стол.

Карчевский тоже глаз не поднимал от стола, но его взгляд блуждал где-то за пределами диспетчерской, мысли были далеко отсюда. Он то и дело задумывался, замирая с ложкой. Ел аккуратно, вытирая усы и бороду салфеткой. Тени с лица спали, щеки привычно порозовели. Отошел геолог от объятий теней.

Юдин сидел за столом, выпрямившись, приосанившись. Он скинул свою шинель с шарфом, остался в вязаном пуловере. Ложка методично исчезала в недрах седой бороды, чтобы вновь появиться уже пустой, лишь шевеление усов показывало, что Ян вообще жует еду. Взгляд бывшего начальника отдела был тверд, он лишь чуть наклонял голову к ложке. Бороду он не вытирал, как Олег, но ни крошек, ни следов супа я на ней не заметил.

Я бы не решился предположить, какие мысли витают сейчас в голове этого «городского ведуна».

Лишь Степанов выглядел спокойным и добродушным. Он ел не торопясь, то и дело обводя взглядом присутствующих. И во взгляде этом была и тревога за этих людей, и приятное довольство от хорошо приготовленного супа, и желание помочь.

Мне стало неловко за то, что я знал тайну неработающего передатчика, но молчал все это время. А ведь расскажи я все раньше, глядишь, может Степанов уже и улетел бы из Славинска, а не торчал бы тут с нами.

Наконец доели последнюю добавку, суп закончился. Пустые тарелки отъехали в центр стола, появились кружки с дымящимся чаем. Карчевский и Илья закурили. По лицам сидящих за столом, я понял, что пришло время разговоров.

— Во сколько у Шишова рандеву? — нарушил молчание Олег, обращаясь к Степанову.

— А который сейчас час? — старик посмотрел на наручные часы геолога. — Примерно через сорок минут, с трех до половины четвертого.

— Думаете, прилетит? — я обвел присутствующих вопрошающим взглядом.

Олег промолчал, Илья пожал плечами. Лишь Степанов успокаивающе произнес:

— Прилетит, Игорек, конечно прилетит. У него вылет по графику.

— Да какой к чертям график? — вспылил Илья. — Ты видел, на улице что творится?

— Шишов боевой пилот, две войны прошел…

— Это-то тут причем?!

— Если распоряжения не было, то Шишов с Большака вылетит, — вставил Олег. — Но вопрос в том, сможет ли он приземлиться?

Тут он хмыкнул:

— Интересно, как вся эта галлюцинация выглядит снаружи.

— Да может и нет никакого снаружи, — буркнул шофер. — Может это во всем мире такое.

— Это только в Славинске, — произнес Ян. — Это происходит только здесь.

Илья фыркнул, уставился в чашку. Геолог заинтересованно посмотрел на Юдина:

— Чего тебе там опять духи гор нашептали?

Ян огладил свою бороду, промолчал. Карчевский секунду сверлил его взглядом, потом обратился к Степанову:

— Семеныч, что ты решил с этим своим бессменным постом? Летишь на Большак?

Старик мягко улыбнулся товарищу:

— Да, Олег, улетаю. Ничего меня тут не держит.

— Ну и хорошо. Вещи помочь собрать?

— Да у меня вещей-то… Все с собой, здесь, — старик указал на старую спортивную сумку в углу. — Собрал уже. Еще позавчера.