Райская лагуна

— Как только мне покажется, что его агония ослабевает, я начну снова, протыкая в нем дыры и слушая каждый его крик, собирая их, пока они не сравняются с теми, что он вырвал из моих и твоих губ, — сказал я, слегка прижимая кончик лезвия к ее боку, двигая им вверх по ее телу, повторяя движение снова и снова, ее тяжелое дыхание и дрожь, пробегающая по ней, давали мне понять, как сильно она тоже этого хотела.

— А потом, когда ему будет так больно, что мир почернеет, я перережу ему горло. — Я провел ножом по изгибу ее горла, ее глаза затуманились похотью, и кончик моего члена дернулся и запульсировал. — И умрет, захлебнувшись собственной кровью, а его голос навсегда, блядь, умолкнет. — Мой взгляд зацепился за то, как ее загорелая кожа отражалась в серебряном лезвии, и мое дыхание стало неровным.

— Нахуй его, — прохрипела она, и я поднял глаза, обнаружив слезу, скатившуюся по ее щеке.

Вид этого пробил дыру прямо в моей груди, и я наклонился, смахивая ее поцелуями и обхватывая ладонями ее лицо, пока она смотрела на меня сквозь пелену непролитых слез.

— Я найду тебе одежду, и мы сможем посидеть здесь и посмотреть на бурю, малышка, — сказал я, мое сердце было переполнено болью за нее. Мне нужно было, чтобы с ней снова все было в порядке, я готов был сделать все, чтобы с ней все было хорошо.

— Нет, — сказала она, прежде чем я успел отстраниться, ее рука скользнула мне на затылок, удерживая меня там. — Я хочу тебя. Я хочу утонуть в тебе и забыть, что он с нами сделал. Пожалуйста, Чейз. Ты нужен мне.

Я колебался, застыв от ее желания ко мне. Но эти слова погубили меня, и я поклялся дать ей то, в чем она нуждалась, предложить ей столько удовольствия, сколько смогу, и убрать боль из ее глаз. Даже если это будет длиться совсем недолго.

Наклонившись, я со стоном втянул ее сосок в рот, воплощая в жизнь фантазию, которая владела мной так давно, что я уже и не помнил время до этого. Все женщины, с которыми я был в ее отсутствие, были лишь пластырем, который я использовал, чтобы заглушить боль во мне по ней. Каждый раз, когда я закрывал глаза и фантазировал о ком-то, это всегда оказывалась она. Она была для меня всем, чистой гребаной мечтой наяву о потребности, на которую я никогда не думал, что смогу претендовать, и у меня закружилась голова, когда я попытался смириться с тем фактом, что это было реально. Что жар ее тела под моим не был фантазией и что она действительно хотела меня так же, как я хотел ее.

Я провел лезвием по ее боку, и она побудила меня продолжать, простонав мое имя. Ее спина выгнулась дугой, и по ее плоти побежали мурашки, когда я стал дразнить ее, проводя языком туда-сюда и сильнее вдавливая колено между ее бедер. Она начала тереться о мои джинсы, отчаянно нуждаясь в трении по клитору, но я мог сделать для нее и больше.

Я проложил поцелуями дорожку вниз по ее животу, затем раздвинул ее бедра шире для себя, поднеся нож к внутренней стороне бедра и покружив им там, вызвав стон, сорвавшийся с ее губ, от которого у меня закружилась голова.

Я провел большим пальцем по ее клитору, и она выругалась, когда я опустил руку ниже, и мои пальцы погрузились во всепоглощающий жар ее киски. У меня вырвался гортанный стон, когда я просунул в нее два пальца, сгибая их, вводя в нее и выводя из нее в медленном ритме, наблюдая за ней. Эта сирена была создана для того, чтобы заманить меня и взять под контроль мое сердце, мою плоть, мои желания. Она была всем, блядь, всем, и вот она здесь, разрушается от моих прикосновений и стонет мое имя, не отрывая взгляда от моего изуродованного лица, как будто я был для нее таким же опьяняющим, как и она для меня.

— Еще, — потребовала она, ее бедра дернулись в попытке получить то, что она хотела, и я вытащил пальцы, вместо этого вонзив в нее гладкую рукоять ножа.

Она приподнялась, ахнув от новых ощущений, и я припал ртом к ее клитору, не давая ей времени опомниться, когда попробовал на вкус то, чего жаждал так чертовски долго. Я застонал, когда ее сладость покрыла мои губы, и мой член запульсировал от потребности, пока я лизал и сосал, продолжая дразняще вводить и выводить рукоятку ножа.

Она вцепилась мне в волосы, простонав так громко, что это было все, что я мог слышать, и я превратился в изголодавшегося зверя, почувствовав ее вкус, нуждаясь в большем, гораздо, блядь, большем. Я снова и снова водил языком взад-вперед по ее клитору, чувствуя, как она возбуждается для меня, по мере того как я становился все ближе и ближе к тому, чтобы разрушить ее.

Она приблизилась к грани наслаждения, и я наблюдал, как она откидывает голову назад, как смотрит на меня, как ласкает свою грудь, собираясь провалиться в небытие, но потом она потянулась ко мне, и в ее взгляде появилась настоятельная потребность в том, чтобы получить от меня больше.

— Чейз, — выдохнула она, и я понял, чего она хотела, в чем она, черт возьми, нуждалась так же отчаянно, как и я.

Я вытащил нож из ее киски и отбросил его, одновременно освобождая свой член из штанов, сбрасывая с себя влажную материю, чтобы нас больше ничего не разделяло, кроме вкуса неизвестного и потребности в наших душах.

Я схватил ее за колено, обвил ее ногу вокруг своей талии и прижал кончик члена к ее киске, наши глаза встретились, а воздух показался таким густым, что я совсем не мог дышать.

Я проникал в нее дюйм за дюймом, ее зрачки расширялись по мере того, как я входил все глубже и глубже, заставляя себя терять рассудок от того, как хорошо она ощущается.

— Блядь, — процедил я сквозь зубы, полностью заполняя ее, проникая в нее каждым дюймом своего члена, и еще одно движение моих бедер отправило ее за грань. Она кончила, ее киска сжимала мою длину так сильно, что, клянусь, я слишком скоро, блядь, собирался кончить.

Она вскрикнула, когда я начал трахать ее медленными и уверенными толчками бедер, а издаваемые ею звуки так возбудили меня, что я чуть не последовал за ней через край, когда мой член набух еще больше. Но я был чертовым профессионалом, когда дело доходило до отсроченного удовлетворения, и я не ждал всю свою чертову жизнь, чтобы заявить права на эту девушку только для того, чтобы кончить за три секунды. Кроме того, это было больше для нее, чем для меня. Я хотел изгнать призраков из ее глаз и заставить ее чувствовать себя так хорошо, чтобы она на мгновение забыла о Шоне и обо всем, через что ей пришлось пройти, пока она была с ним.

Я оперся рукой о подлокотник позади нее, трахая ее, затаив дыхание, пока она обвивала меня ногами и умоляла о большем. Мне было так хорошо от того, как она обхватывала меня, такая горячая и тугая, что я балансировал на грани безумия.

Несколько темных локонов упали вперед, прикрывая мой поврежденный глаз, и она тут же откинула их назад, глядя на меня так, словно вид моих шрамов заводил ее еще больше. Это наполняло мое сердце яростной энергией, и, хотя позволить ей смотреть на меня было невыносимо трудно, все становилось проще, когда я был глубоко в ней, а ее тело содрогалось от послевкусия оргазма, и она смотрела на меня так, как будто я был чем-то священным.

Я чувствовал, как ее тело снова начинало напрягаться, ее мышцы сжимались вокруг меня, и от этого напряжения между нами у меня зазвенело в ушах. Я двигал бедрами круговыми движениями, снова и снова попадая в то самое сладкое местечко внутри нее, пока она не начала произносить мое имя так, словно оно принадлежало богу. И, черт возьми, это было лучшее ощущение во всем проклятом мире.

Я забыл о Шоне, я забыл о своих шрамах, и я забыл каждую почерневшую, прогнившую частичку внутри меня, которую он оставил там. Я был единым целым с Роуг, и между нами не было ничего, кроме света, когда мы держались друг за друга, как будто океан поднимется и поглотит нас, если мы отпустим. Каждая частичка меня принадлежала ей, и я никогда в жизни не чувствовал себя таким цельным.