Разбитые надежды

***

Сегодня он чудом избежал серьёзных проблем. Ведь задолжать крупную сумму казино – вещь неприятная и опасная. Пришлось продать квартиру вместе с бытовой техникой. Ну и что? Зато он жив, у него остались какие-то жалкие гроши, и он может позволить себе снимать недорогую однокомнатную квартиру за гонорары, которые ещё поступали от продаж тех его романов, которые продолжали издавать. Но теперь это было уже не важно. Клаус опустился на самое дно, заливая горе алкоголем, запершись в четырёх стенах. Ему не хотелось ничего делать, не хотелось искать какую-то новую деятельность, новых знакомых и новую любовь; да что там – ему даже не хотелось готовить еду – зачем стараться, если не для кого это делать, лишь для самого себя?

Роман удалён из памяти ноутбука, но жизнь не изменилась.

Новый мобильный телефон он не хотел покупать и связываться с кем-то из родных тоже. Он не думал о том, что родители и Кол разыскивали его. А когда младший брат вдруг появился на пороге его жалкой лачуги, не помня себя от радости, что нашёл Никлауса, тот прогнал Кола. А позже, через год, и Стефана, который всю ночь просидел под дверью, пытаясь образумить лучшего друга.

Клаус был уже мёртв внутри, близкие этого не понимали да и отказались бы поверить, если узнали.

Все связи были разорваны.

***

Алексис совсем не хотелось идти домой, поэтому она постояла ещё минут пять на улице, прежде чем зашла внутрь.

Она печально бросила взгляд на мать, сидящую в гостиной, нервно распивающей чай из фарфоровой кружки с золотой каймой. В глазах этой женщины давно потух огонь, во всей её фигуре чувствовалось постоянное напряжение, и на плечах и в волосах словно был налёт тысячи восхищённых взглядов, что сделали её равнодушной и холодной. Это была несчастная женщина.

Отчим стоял в кухне, сложив руки на груди и нервически тряся ногой. Его губы, плотно сжатые, выражали то мужское ребяческое огорчение, над которым смеётся противоположный пол в девичьей компании. Это был богатый и умный, но абсолютно пустой человек.

Привычная картина. Никакого положительного примера для будущей личной жизни. Так часто думала сама с собою наедине Алексис.

Ей не хотелось никакой вечеринки, но Алексис было неловко расстраивать подруг. Она с облегчением сняла свои дорогие вещи, переодевшись в домашние хлопковые штаны и майку. Затем Алексис долго расчёсывала свои светлые локоны перед зеркальным столиком, любуясь своей молодостью и свежестью.

– Алексис, принеси, пожалуйста, мамины документы из шкафа! Они на средней полке; я занят – деловые партнёры на линии! – крикнул отчим из кухни.

– Хорошо, сейчас.

Алексис стала оглядывать полки, ища светло-бирюзовую коробку (там мама хранила все документы). «Ага, конечно, посередине! У него середина на потолке что ль? Дурень старый», – ворчала Алексис, изящно приподнявшись на цыпочках, чтобы достать коробку с верхнего этажа.

Пока она искала паспорт, обёрнутый в обложку из крокодильей кожи, то и дело рассматривала разного рода важные бумажки и документы. Внезапно из какого-то файла вылетела фотокарточка. На обратной её стороне было написано: «Милой супруге. Помнишь ещё запах морского ветра?»

Она перевернула фото лицевой стороной и тут же закрыла рот рукой, сдерживая сдавленный крик. Это лицо, эти кудри, а главное эти серые глаза, что так очаровательно когда-то глядели на всё вокруг… Да, это было именно тогда, когда он вдыхал запах морского ветра…

Весь вечер Алексис рыдала, прижимая к себе эту фотокарточку. Ей было уже тяжело дышать, горловина майки стала противно липнуть к телу от солёной влаги.

Почему мать не показывала ей фотографию? Значит многое из того, что она говорила о её рождении и своих отношениях с её отцом, было ложью. Она здесь не выглядит несчастной, а он красивый и на вид интеллигентный мужчина.

«Эти глаза, я не могу их забыть… Ах, как он опустился! – с жалостью и омерзением думала Алексис. – Я хочу уснуть и проснуться в другой жизни, чтобы всё было иначе… Ах, как он опустился!..» – по-детски бормотала она, сжимая от боли себя руками.

Кэролайн поняла, что забеременела, лишь на третьем месяце: до этого её не мучили токсикозы, только есть хотелось больше обычного, иногда случались головокружения, но она всё спихивала на переживания из-за развода. Она не желала возвращаться к Клаусу, тем более видела его несколько раз в отвратительном состоянии (это были несколько последних дней, когда она вообще его видела). А затем из ниоткуда нарисовался Кевин – её знакомый из университета. Он ухаживал за ней долгое время, а через десять месяцев, после того, как Кэролайн родила Алексис, сделал ей предложение.

Кэролайн не любила Кевина и даже почти не испытывала к нему чувств как к мужчине, но у него было много денег, стабильное положение в обществе и уверенность в завтрашнем дне. Он любил появляться со своей элегантной женой на встречах с деловыми партнёрами, на светских вечеринках и в компании друзей, где он мог без слов похвастаться красивой супругой. Он видел в ней не женщину, а приложение к своей значимой персоне, но и его и её это вполне устраивало.

Зато это не устраивало Алексис. Всё детство она чувствовала, хоть ещё пока и не осознавала, холод и отчуждённость между родителями. И хотя Кэролайн никогда не скрывала от дочери, что Кевин ей не родной, девочка всё равно воспринимала его как родителя – иначе не могло и быть, она не знала своего настоящего отца, даже того, как он выглядит. У Алексис всегда были самые красивые платья, самые дорогие куклы, самые пышные дни рождения, но она завидовала своим небогатым подружкам, видя теплоту в их семьях и не ощущая её в своей.

В гостиной всё ещё горел свет. Мать до сих пор сидела там. Алексис тихо вошла в комнату и остановилась на пороге, наблюдая странную картину: Кэролайн отрешённо смотрела в какую-то точку, на разрумянившихся щеках блестели слёзы, а пальцы, борясь с дрожью, перебирали в руках те антикварные серьги, из-за которых был скандал два года назад. Её лицо было преисполнено горечью, но оно было живым! Настоящим. Алексис давно не видела на лице матери живых эмоций, столь естественного выражения.

Алексис подошла к Кэролайн, та подняла на дочь заплаканное лицо и испуганно тряхнула головой, чувствуя неловкость от того, что её застали в таком состоянии. Алексис протянула матери фотокарточку, и её юное лицо скривилось в страдании.

– Как ты могла? – хрипло прошептала Алексис. – Ты самый подлый человек из всех, кого я знала…

– Прости, – только и смогла ответить Кэролайн.

Уходить от ответов сейчас было бессмысленно, врать тоже, да и самой Кэролайн было в тягость что-то выдумывать из-за апатичности настроения.

– Неужели мне должно было минуть сорок лет, чтобы я поняла, как заблуждалась в жизни? – внезапно отвечала она. – Чтоб осознала, насколько я бездушный человек, неспособный уметь любить? Именно уметь любить, а не принимать чужую любовь, не работая над отношениями… Деньги, деньги, одни деньги ценила! – Кэролайн начала задыхаться и схватилась за платок, чтобы высморкаться. Дочь молчала, не перебивала её. – Я трусливая, жалкая… только и научилась, что себя жалеть…

– Мам… мама, перестань, – испугалась вдруг Алексис и обняла её. Когда она назвала её подлой, это было не так страшно, как слышать то, что Кэролайн ненавидит себя: это было так странно и в понимании Алексис не в духе её матери, которую она всегда видела уравновешенной и непроницаемой.

– Что? Что перестать, милая? Посмотри на меня! – зашептала в ужасе Кэролайн, распахнув глаза и уставившись на дочь, – ну, посмотри! На кого я похожа, м?.. Что ты молчишь?.. Я похожа на куклу! Мерзкую неживую старинную фарфоровую куклу, что стоит у меня в комнате, в доме моей матери!