Разбуди Лихо!

Хотелось предположить, что это разгульная компания побежала плавать голышом в лесном озере, и все участники заплыва сбросили экипировку на бегу. Но воображение наперекор всему рисовало жуткие кровавые картины. Вон и серокожая рука лежит в паутине, а рядом с ней башка с белыми короткими кудряшками. Страшно стало до жути, особенно, когда голова открыла красные глазки и улыбнулся.

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! Он живой!

Из-за моего вопля Урурк споткнулся и полетел кубарем, а я как, не пристегнутый водитель, вылетела в лобовое стекло — под его челюстями. Шутка ли, но угораздило меня упасть прямо по соседству с улыбчивым вампиром. И совсем не вовремя я там к паутине прилипла, над нами как раз застыл язык-дубинка.

— Прекрасно выглядишь! — сообщил обладатель белых кудряшек.

Я недоверчиво скривилась, не вовремя вспомнила, что после отсидки он на любую слюнки пускает. А все равно приятно, хоть, я и аквамариновая. Детский садик вспомнился, когда толстячок Сева из двадцати девочек выбирал, кого пригласить на танец и остановился возле Светика и меня. Позже, много позже я в свои пятнадцать лет по глупости в него даже втрескалась на один летний месяц. Немного совсем, но каким был июнь слезливо-счастливым, даже сейчас передать не могу. Наверное, потому что Сева научился-таки к этому времени танцевать и ухаживать грамотно. А в раннем детстве он танцевал плохо, зато ноги оттаптывал хорошо. За что и был прозван Бегемотом. Так вот тогда я так же стояла перед выбором, отдать лучшую подругу с яслей или пойти «на эшафот» самой. Но, так как ни первого ни второго не хотелось, я пошла в наступление, не жалея грозных интонаций и кривляний. И отбила у Севы не только Светика, но и всякое желание танцевать.

И в Ритри не смогу я спокойно смотреть, как сорекожего или то, что от него осталось, жрут, а как меня жрут, тем более. В одном была уверена точно, первой меня не возьмут, так как я везучая. Вот жила во мне такая уверенность и она не подкачала.

Язык бухнув между нами в паутину, подцепил вурдалака и вырвал его из липких оков. С радостью и жалостью одновременно заметила, что кудрявый участник соревнований цел и невредим, правда, улыбается все так же странно. Главное не это. А то, что я вовремя сообразила — его не доедать тянут. Схватила пленника за руку и дернула на себя. Силы были не равны, но я не сдавалась и морально давила на потустороннюю плотоядную гадость.

— Выплюнь его, сволочь! — сорвав с вурдалака кусок доспеха, швырнула его в язык. Не подействовало. Я швырнула еще один кусок — ноль эмоций. Пришлось взывать к разуму чудовища.

— Он не вкусный!

Мне не поверили и вурдалак стал ближе к смерти еще на метр, и я вслед за ним по пояс поднялась из паутины.

— Он отравлен!

С ужасом понимаю, что паутина теперь касается только моих коленей.

— Черт! Неужели так тяжело поверить в несъедобность этого вампира!

Смотрю, а паутина уже только щиколоток касается. Стало понятно, что пора перестать взывать к разуму этого чудовища и перейти на угрозы. В детском садике подействовало, тут тоже должно.

— Я тебе язык с корнем вырву, и нарежу его в салат! — дернула вурдалака на себя со всей силы и выдала еще один перл из детства. — Сплюнь, иначе ампутацию собственными глазами увидишь!

После этого заявления вокруг нас открылось сразу пятнадцать порталов и из них вылезли глазки на ножках, свисающие гроздьями. Кажись чудовище или же чудовища решили посмотреть на процесс ампутации. Не дрейфь, сказала я себе, сделала самую страшную рожу из своей коллекции кривлялок и взвизгнула:

— Че лупишься, зенки выколю!

Не знаю, что подействовала на монстра сильнее, но в следующее мгновение нас с кровопийцей кудрявым не только сплюнули, нас еще сверху припечатали и укутали паутиной, видимо, чтобы не мерзли. Отплевываясь от серой массы, я громко рявкнула вдогонку чудовищу:

— Проваливай и чтоб больше не появлялся!

— Да-да, Краля, подождите немного, сейчас выберусь и уйду! — зашептал спасенный вурдалак, в которого я вцепилась мертвой хваткой. Он заворочался, утопая глубже в пыльной паутине.

— Куда?!

— Вниз, — пропищал серокожий. — Тут в любую сторону есть выход.

— Бестолочь, — произнесла я с чувством и потребовала позвать моего паука. Вампиры же до уконца должны быть уверены в том, что я восьмилапика не слышу.

— Зачем?! — затрясся мой сосед по «влипу» в неприятность. — Он разве не съест тебя?

— Он уже плотно поел, — заверила я серьезно. Понятное дело, вурдалак подумал, что паук объелся другими участниками игр, громко сглотнул, но моему решению противиться не стал.

Урурк, поглядывая недовольно, из паутины нас выудил и по местам рассадил. Он был сердит, но и представить не мог, во что это выльется, и мне это было невдомек.

Через полчаса ситуация повторилась. Под недобрым взглядом помощника Лихо о ядовитости и зенках кричали уже двое: я и белобрысый вурдалак. Отбили еще одного уцелевшего и, взяв его с собой, помчались дальше. Когда же мы подобрали пятого участника соревнований, наконец-то поняли, что монстр куда быстрее избавляется от добычи при слове «зенки». Еще через час на спине паука сидело уже девять игйаг серокожих, идеально слагающих речевки с «золотым словом», а я, сорвав голос, залезла в люльку. Все-таки теперь в дырах Патторуса стало более безопасно и намного более весело. Язык дубинка уже не стремился мелькнуть перед самым носом, зато глазки-гроздья, выглядывающие из зеркальных луж, провожали нас злыми взглядами. Еще через три часа Урурк, увешенный спасенными вурдалаками вывалился на сцену с огромной надписью, сияющей над трибунами. Трибуны взвыли громким «фуу!», а вампир в желтых кружевах зачитал имена и фамилии спасенных:

— За две минуты до окончания тура финишную черту пересекли… — дальше последовал внушительный перечень фамилий. Паук свалился на дрожащих лапках и, придавив меня сверху, не мог встать. А неблагодарные вурдалаки, чтоб им пусто было, отцеплялись от мохнатика по одному. На двадцать второй фамилии восьмилапик все-таки приподнял головогрудь над сценой, и я, кряхтя, вылезла не свет.

— И Краля Мордовская? — сообщил ведущий удивленно и неприязненно. Как по команде с трибун грянула отборная вампирская ругань.

Спасенные мной мгновенно набычились и покраснели. Понятное дело им пожелали смерти болезненной или мучительной, потому что почти все серокожее племя поставило против меня, и выходит все проиграли. Пока зрители бушевали, требуя крови выживших, я перевела дух. Похлопала мохнатика по ножке и показала на пальцах, чтобы он уменьшился и уже маленького Урурка посадила на плечо. Трибуны звереют, спасенные устало отбрыкиваются жестами, а я с наглой ухмылкой раскланялась перед орущими кровопийцами.

— Командующей группой спасения начисляется пятьсот очков! — сообщил ведущий соревнований, и трибуны смолкли. — Это максимальный балл первого тура за все годы соревнований! — громыхнул его голос в мертвой тишине.

Ловлю торжествующий взгляд Владыки и четыре злобных от его первейших приближенных: двух супруг и, кажись, их отцов. У советников сейчас были те же рожи, что и у владычиц, прямо-таки один в один. Точно родственники, такие моськи так просто не натренируешь.

— Мне крышка, причем цинковая.