Разговор с пустотой
Шрифт:
То, что ум ее неразвит, теперь только радовало Романа. Он насмотрелся досыта на стаи расчетливых дамочек, стервозности которых не выдержал бы ни один счетчик, если б такие существовали. Зашкалило бы. Раньше их взгляды проходили сквозь него, даже не рассматривая, как достойного… И этого Роман не забыл.
Не то, чтоб ему хотелось отомстить каждой из тех, кто не замечал его в бедности, но какое-то сладкое злорадство веселило сердце, когда он проходил по залу ресторана и видел, что лица девушек поворачиваются за ним, как цветы за солнцем. И Роман действительно чувствовал себя солнцем в такие минуты…
«Людовиг хренов!» – усмехался он про себя. И эта усмешка, которую
Собственно, главной наградой было то, как изменилось его самоощущение. Даже природная красота, которой щедро поделилась с ним мать, никогда не давала Роману той уверенности в себе, какую он получил вместе с финансовой независимостью. Гигантского состояния, в нагрузку к которому шла Лидочка, он не приобрел, все-таки мороженое – это не газ или нефть, но и то, что было у него сейчас, открывало дверь в некий параллельный мир, с юности Роман знакомый только понаслышке.
Он быстро вошел во вкус. Лишь в первый месяц после ранения и смерти тестя, когда Роман стал единоличным хозяином комбината, его не оставляло липкое ощущение, что деньги могут ускользнуть между пальцев. И Маскаев трясся над каждой копейкой, часами просиживая над финансовыми документами, которые не мог доверить бухгалтеру. Слава богу, его образование позволяло хоть с трудом, но разобраться во всех хитросплетениях цифр.
Подтрясывало тогда еще и оттого, что вполне успешное покушение на Лидочкиного отца не решило проблем его конкурентов. Ведь место не освободилось, не открыло бреши в бизнесе, а кое-кому так хотелось бы ее заполнить… Роман постоянно ощущал себя мишенью, к которой внимательно присматриваются. Небо за окном уже налилось свинцом, и тяжелые пули падали на землю, заставляя вздрагивать от внезапного стука в окно.
Тогда он пустил в ход все свое обаяние. И как ни было ему страшно, начал прощупывать подходы к людям, которых подозревал в убийстве. Разумеется, никто не был за него наказан… Учиться Роману было не у кого, тесть погиб, родители ничего не понимали в подобных делах. Отец готов был встать за сына грудью, но сын сам не позволил бы этого. Ему все еще страшно было остаться сиротой…
Тогда Роман, в лучших советских традициях, попробовал обратиться за опытом к «важнейшему из искусств». Нашумевший сериал «Бригада» с дворовой наивностью проталкивал мысль о ценности мужской дружбы, и Маскаев вспомнил о своих «пацанах» с той самой Лиговки, воспетой Розенбаумом.
Спустя пару недель на него уже работали трое друзей детства, один из которых, стал неплохим экономистом, у другого были друзья, кажется, даже в космосе, а Сашка Муромцев успел написать и даже издать пару детективов, и обожал копаться в интригах. А именно их Маскаеву и требовалось распутать…
Как двадцать лет назад собираясь вечерами, только теперь в большой Лидочкиной квартире, они выдвигали свои версии, спорили, хохотали, и тяжесть, давившая Роману на сердце, понемногу рассасывалась. К тому же, они усердно растворяли ее в пиве, и засыпали солеными орешками. Со стороны могло показаться, что это «литературные рабы» сочиняют сюжет очередного бестселлера, и по-детски веселятся над той чушью, которую так охотно проглатывают десятки тысяч читателей.
Когда путем «логических рассуждений», как повторял Сашка, друзья вычислили, кто больше других был заинтересован в убийстве его тестя и мог решиться на это, Роман пошел напролом.
****
С их стороны это было только игрой, они никому не собирались причинить вреда, но того, кто был по другую сторону баррикады, Маскаев
надеялся напугать всерьез. Действовали они по-простому, помня старое, доброе: против лома нет приема. Проколов шину «Ауди», которая обычно подъезжала к школе за десятилетней дочкой их врага, они подкатили на точно такой же машине, которую загодя искали по всему Питеру.Несколько дней наблюдений, убедили, что водитель изнутри распахивает дверцу, и девочка с разбегу прыгает на переднее сиденье. Наверняка первоначально шоферу было велено выходить из машины, и усаживать дочку хозяина. Но маленькой девочке такие почести могли надоесть, и поскольку никто их не проверял, и довольно долго все обходилось, они оба с радостью нарушали инструкции.
Но, как они все узнали в детстве из «Денискиных рассказов»: тайное всегда становится явным. Наступил день, когда их противник должен был прозреть, причем на оба глаза. Первый же телефонный разговор с отцом украденной девочки показал: тот напуган не на шутку. Тем более, от него ничего не требовали, просто предоставляли ему возможность мучиться и пересыпать из ладони в ладонь крупицы своей жизни, чтобы понять – чего все это стоит…
Дочь у него была не единственная, поскольку и брак не первый, но – любимая. Льняные кудряшки, кукольное личико, но совсем даже не пустенькая головка. Поздний, талантливый ребенок от молоденькой жены, которая о существовании девочки вспоминала лишь время от времени. Зато отец звонил ей пятьсот раз на дню, а вечером обязательно просматривал новые рисунки – Алина рисовала на всем, что подвернется под руку, и не желала слышать ни об уроках танцев, ни о музыке.
– Это киндеппинг? – совершенно спокойно спросила она у Романа, маскировки ради нацепившего темные очки и приклеившего противные, пшеничные усы.
– Какие слова ты знаешь! – попытался отшутиться он.
– А вы думали, я – идиотка?
– Я думал, тебе десять лет.
Он вспомнил о Лидочке, которая за четверть века своей жизни даже не слышала о киндеппинге. Ему пришло в голову свести этих двух девочек, подружить их, а потом сообщить младшей, что это ее отец осиротил Лидочку. Пусть задаст ему жару, когда они вернут ее домой! Непременно вернут.
– С тобой ничего плохого не случится, – заверил Роман, на что она только презрительно дернула ротиком.
В комнате, куда он привел Алину, стоял большой телевизор, и было приготовлено с десяток дисков с детскими фильмами, которые могли развлечь ее. Но девочка попросила бумагу и карандаши. Ребята сбегали за ними, и уже через пару часов Алина увлеченно рассказывала им, что ей хотелось показать тем или иным рисунком. Они сидели кружком, а маленькая, раскрасневшаяся от удовольствия фея, порхала от одного похитителя к другому. У нее еще никогда не было таких благодарных слушателей.
Лидочку они решились запустить к вечеру, когда сумерки загнали Алину в уголок дивана, и маленькие губки ее стали подрагивать, кривиться подковкой. Впорхнув со свечой в руке, жена Романа, которую он настроил на то, что надо развлечь потерявшегося ребенка, пока они ищут родителей, таинственным тоном проговорила:
– Сейчас мы будем рассказывать сказки!
– Я не люблю сказки, – буркнула Алина.
– Не любишь? – Лидочка огорченно склонила голову. – Как же так?
– А вот так. Сказки – это для малышей. Я уже вышла из этого возраста.
Лидочка хихикнула:
– Как это – вышла из возраста? А как ты в него зашла?
– Смешно, – не дрогнув лицом, отозвалась пленница.
– Да? А что смешного?
– Не разговаривайте со мной, как с дурочкой! – Алина даже покраснела от злости.