Разговор с пустотой
Шрифт:
Еще несколько месяцев назад она и себя считала человеком весьма успешным во всех отношениях. Никакого противоречия – и слава, и деньги. Хотя чаще бывает: или-или. Но она-то все заработала своим трудом, который и сами музыканты считали адским. Чтобы удержаться на верхней ступеньке нужно бежать и бежать, потому что лестница успеха подобна эскалатору, который так и норовит увезти тебя вниз. Позволишь себе расслабиться, начнешь жалеть себя или просто поддашься усталости, и ты уже вне игры. Вечная гонка за счастьем, которое может оказаться совсем в другом. Вот в таком застенчиво-солнечном утре,
Ее вдруг обожгло: на коленях у Лидочки, усевшейся прямо на траву и не спускавшей с мужа восхищенных глаз, Инга заметила… свою кошку. Конечно, это была Соня! Чья еще шерсть могла так золотиться и поблескивать?
– Как ты могла? Нет, только не ты! – вскрикнула Инга тоненько и бросилась искать Соньку в безумной надежде, что это ее сестра-двойняшка выбралась из дома, чтобы порадовать странную девочку. Лидочка уже запустила руки в теплую шерсть, принадлежавшую только ей.
Заглядывая под столы и диваны, она бормотала, как безумная:
– Предательница… Какое вероломство… Ненавижу! Только не к ним… Не к этим… уродам!
Сони нигде не было. Сдавшись, Инга поплелась назад к своему окну, ставшему наблюдательным пунктом. Она чувствовала себя раздавленной – нувориши победили.
Едва приехав на дачу, Инга ужаснулась, увидев, выросший возле их дома трехэтажный особняк. Ей показалось, что он намертво закрыл от нее восход, который был главной дачной радостью. Но уже следующее утро принесло облегчение: соседи ухитрились построить свой дом так, что не загородили ей солнца. Случайно это получилось, или хозяин все просчитал? Мог ли? В состоянии ли был вообще озаботиться этим?
Неожиданно Инга увидела, как вернувшийся с прогулки Михаил со своей знакомой настороженной улыбкой подходит к соседям, уже готовым пуститься в пляс вокруг своего пугала. Показывает на кошку, которую Лидочка не спускала с рук. Она опять занервничала: «О чем он говорит с этими людьми? Сам ведь окрестил его нуворишем… Как глупо навязываться со знакомством! Ведь они наверняка презирают нас с нашей простенькой дачкой…»
Ей захотелось высунуться в окно до пояса, резко окликнуть мужа, позвать его домой. Отчитать за то, что унизился до разговора с тем, кого, в свою очередь ни во что не ставит. Такие, как этот белобрысый парень, скупают партер, чтобы потом весь концерт отправлять с телефона сообщения, или даже переговариваться в полголоса…
Выпрямившись, Инга посмотрела на мужа с презрением: он что-то предал в себе самом этим соседским жестом вежливости. Похоже, у них с Соней заговор против нее…
****
– А они – славные люди! – заявил Михаил с порога и опустил кошку на пол. – Их фамилия Маскаевы.
– Как у боксера? – она видела афиши.
– Да? Может быть. Его зовут Роман. Она – Лидочка.
«Я знаю», – едва не вырвалось у Инги. Вместо этого она отрывисто спросила:
– Ей что – три года? Может, хотя бы – Лида?
– Он представил ее, как Лидочку, – Михаил тяжело опустился в кресло из лозы, поставленное на зимней веранде.
Когда-то его подарил Инге поклонник, который изготавливал такую плетеную мебель. Хотел преподнести еще и торшер, но она отказалась, решив, что это уж чересчур.
Усевшись на старинный,
с коваными углами сундук, доставшийся им в наследство вместе с этой дачей, Инга пристально посмотрела на мужа:– Зачем ты к ним подошел?
Его длинные, сухие пальцы теребили и обвивали подбородок, то и дело зажимая его и выпячивая, как гузку. Ингу вдруг начало раздражать это движение, которое она видела тысячу раз. Чтобы сдержаться, она перевела взгляд: тусклый самовар, давным-давно не использованный, попытался развеселить ее искаженными отражениями.
– Заметил нашу рыжую красавицу… Да и вообще, почему бы не подойти? Нам теперь встречаться с ними каждое лето, мало ли что… Нужно же хотя бы познакомиться. В конце концов, это просто не вежливо – не поприветствовать новичков!
– Как будто они в этом нуждаются! – резко выдохнула она смешок.
Кошка попыталась вспрыгнуть ей на колени, но Инга оттолкнула ее в полете. Шмякнувшись об пол, Соня даже не мявкнула, только бросила на нее обиженный взгляд.
«Не простит, – подумала Инга. – Да плевать!»
Оставив свой подбородок, Михаил уставился не жену с недоумением:
– Что с тобой?
– Ничего. Значит, ты обзавелся новыми друзьями?
Он слегка дернул плечами:
– О дружбе речь пока не идет, я лишь выяснил их имена. Мы так мало знаем друг о друге… Тем более о том, в чем нуждается каждый из нас.
– Да, кстати! Какого черта они соорудили это пугало?
Крупные зубы показались в улыбке, точно приоткрыли коробку с рафинадом.
– Лидочке так захотелось. Они читали «Волшебника Изумрудного города», и ей понравился Страшила.
– Интересно, чем?
– Трудно сказать… Я уже не помню детские книжки. Наверное, он был добрым и немного несчастным.
– Страшила? – не поверила Инга.
– Может, его так назвали не потому, что другим было страшно рядом с ним, а сам он был страшненьким.
Он вдруг вспомнил:
– Кстати, я видел сегодня хорошенькую белочку! Можешь себе представить, она спускалась по металлической лестнице, знаешь – там? – Деринг неопределенно махнул сухой рукой – будто голую ветку качнуло ветром.
Инге увиделся этот спуск:
– Знаю. И что?
– То, что она не прыгала, а перешагивала со ступеньки на ступеньку! Ты много видела шагающих белочек? – Михаил торжествовал, будто подсмотрел настоящее чудо природы.
Она согласилась, сама расслышав равнодушие в своем голосе:
– Действительно, необычно.
Спрессованное и тупое, как валенок равнодушие, которое ничем не проймешь. Ее короткий (по привычке пианистки) ноготь поскреб металлическую скобу сундука. Но этот негармоничный звук не внес живую нотку, Ингу от него потянуло поморщиться.
Лицо Деринга перестало светиться:
– Ты сегодня делала упражнения?
– Неожиданный переход… Зачем?
– Что значит, зачем?! Доктор велел тебе…
– Я знаю, что велел мне доктор! Я спрашиваю: зачем?
Он опять уцепился за подбородок, и ей захотелось ударить его по руке.
– Ты ведь знаешь, иначе прежняя подвижность не восстановится, – тихо проговорил Михаил.
«Какой дурак! – подумала она разочарованно. – Почему все эти годы я не понимала, какой же он – дурак!»