Разлив. Рассказы и очерки. Киносценарии

Колонна атакующих устремляется в прорыв и сметает белые резервы.

Загремело «ура». В этих криках — радость победы.

По откосу вала, в ров, скатываются одна за другой волны атакующих и с разбегу поднимаются на другой откос Турецкого вала.

На гребне вала появляются силуэты бойцов. Радостное и победное «ура». Новые, свежие цепи атакующих устремляются в прорыв.

Идет бой за Турецкий вал.

Телефонист белых, закрывая себе ухо, чтобы лучше слышать, переспрашивает:

— Убит? Убит?.. — опустил трубку и говорит штабным офицерам — Убили Кутасова. — И вдруг, теряя самообладание, истерически кричит — Прорыв, красные в тылу Турецкого вала! — Падает, оглушенный ударом, который ему нанес его начальник.

Но уже поздно. В штабе паника.

Из блиндажа выскакивают растерянные офицеры, и по окопам проносится:

— Буденновцы! Красные в тылу!

Все в ужасе бегут.

Фрунзе в грязи, в расстегнутом полушубке, окруженный командирами.

— Перекоп взят! — кричит Кузнецов и, не сдерживая радости, обнимает Фрунзе.

Паническое бегство белых у Перекопа. Кто-то из генералов пробует остановить их. Это Борщевский. Он приказал шоферу поставить поперек дороги свой автомобиль.

— Назад! Назад, сволочи!

Другая волна бегущих нажимает.

— Пошел к чертовой матери! Они в Джанкое!

— Чонгар пал!

И сотни рук поднимают, переворачивают автомобиль и сбрасывают его вместе с Борщевским с насыпи дороги.

Бегство продолжается. Беглецы поднимаются на перевал на Симферопольской дороге, по пути к морю. Фуры, зарядные ящики, носилки, раненые. Они вступают в ущелье, и над ними лес. И вдруг лес оживает. Ружейный огонь. Разрывы ручных гранат.

Отчаянный вопль:

— Партизаны!

Паника среди отступающих. Лавина беглецов несется по дороге вниз к морю, расстреливаемая и избиваемая, преследуемая по пятам партизанами.

Севастополь. Огромный ярко освещенный кабинет Врангеля полон штабными. Идет военный совет. Высшие чины армии, флота, иностранные военные миссии. У большой карты стоит Врангель и громким, временами срывающимся голосом докладывает положение на фронте:

— Прорыв Перекопских позиций — это еще не конец, господа!

Показывает на карте:

— Юшуньские озера — наш первый заслон. Южнее, на подступах к Севастополю, — второй.

Чертит углем жирную стрелу на карте.

В эту минуту вошел полковник Дюваль. Перед ним расступаются. Он проходит поближе к Врангелю.

Врангель. Красные находятся здесь… (Показывает.) Орудия линейных кораблей создают неодолимую огненную стену вокруг Севастополя… Тем временем наши союзники высаживают десант… Два-три корпуса, н спасен Крым, спасена Россия!

Все взгляды обращаются к генералу Молле и сэру Лесли.

Сэр Роберт Лесли (невнятно). Мы сообщим ваши предложения нашим правительствам.

Врангель (не скрывая раздражения). Но спешите, господа. (Показывая по карте.) Мы остановили их здесь. Мы стоим здесь и будем стоять до последнего вздоха. Но спешите.

Дюваль (внезапно обращаясь к Молле). Вы позволите? (Берет из рук Врангеля уголь и, перечеркнув стрелу, нарисованную Врангелем, рисует другую южнее. Острие ее разрезает самый Севастополь.)

Врангель. Что это значит?

Дюваль. Небольшая поправка.

Вдруг в напряженной тишине слышится явственный звук, похожий на отдаленный грохот артиллерии. Кто-то открыл окно. Да, теперь ясно. Это канонада, и затем отдаленная ружейная и пулеметная стрельба.

Молле. Что это?

Дюваль. Это и есть моя поправка. Красные в городе.

И сразу исчезает торжественность военного совета. Одни бегут, другие неизвестно для чего собирают бумаги. Третьи бросаются к телефонам. Все громче и громче грохот орудий. Все ближе трескотня ружей. Кабинет пустеет. Почти паника. Генерал Молле, сэр Лесли уходят, ускоряя шаги. Звон разбивающихся стекол. Сильный порыв ветра взметает драпировки у окон. Гаснет электричество, и в зареве пожара видны силуэты разбегающихся людей.

Рассвет. Пустынный приморский бульвар. Ветер метет мусор, обрывки газет, бумажки. Небо в дыму от пожаров. Сильная зыбь в море. По глухой улочке — спуске в порт — движется странная траурная процессия. Высокая — фигура в черной черкеске — Врангель. Два адъютанта с портфелями. Ординарец с борзой собакой. Все стараются двигаться с достоинством, но вблизи порта они почти бегут.

Площадь у Графской пристани вся затоплена толпой. Все', что нашло себе приют в Крыму, вся накипь старой России собралась здесь, вопит, плачет, бранится, неистовствует. Все перемешалось:, баулы, чемоданы, сундуки, корзины, узлы, кухонная утварь, самовары, граммофоны, бронза, фарфор, мебель — все это колышется над толпой, которая рвется в порт.

Большой пароход в порту. Пронзительно взвизгивает сирена.

На спуске в порт озверевшее офицерье прикладами оттесняет толпу беженцев. Женский визг, плач детей, вопли. Свалка. Прорвали цепь, но вторая цепь — сенегальцы и французские военные моряки — сдерживает рвущуюся к мосткам парохода толпу.

В особняке, где была французская военная миссия, полный разгром. На полу валяется рухлядь. Дюваль в походной форме жжет в камине бумаги. Снизу, из вестибюля, доносится отчаянный вопль:

— Колонель Дюваль! Колонель Дюваль! Же сюи Быков! Сэ муа!

Это отчаянно пробивается к Дювалю Быков.

Его отпихивает прикладом караульный солдат — сенегальский негр.

Визжит сирена.

Дюваль бросил последний ворох бумаг в огонь.

В эту минуту Быков все-таки прорвался и, наконец, увидев Дюваля, вопит:

— Жорж Альбертович!.. Ну, слава богу! Я уже потерял надежду.

Отдышался.

Дюваль (холодно.) Что «слава богу»? Я уже однажды спас вас в Юзовке, и никакой благодарности… Что за беда, если вы останетесь здесь?

Быков. Жорж Альбертович, ради бога! Все, что хотите! Только дайте выбраться отсюда.

Дюваль. Подпишите.

И Дюваль положил перед Быковым давно приготовленную бумагу.

«Передаю в полную собственность фирме Дюваль и К° контрольный пакет акций смешанного русско-французского общества донецких рудников «Провиданс».

Пронзительно визжит сирена.

Быков (подписал). Скорее, ради бога скорее…

Дюваль (перечитав бумажку). Теперь все в порядке. Бумажка против бумажки… Вот пропуск.