Разношерстная... моя

– Что так? – полоснула его отточенным взглядом Твердислава.

– Она не придет. А запугать ее нельзя – проверено.

– Темнишь ты что-то, – недовольно буркнул Оброн.

– Нисколько. Она и предо мной не предстанет. Но есть один человек, что имеет над ней власть. Это не бабка и не дед. Вот этого человека я к ней и зашлю. Если уж она ему откажет, так уже никому с ней не совладать.

– Что ж, – помолчав, решила Твердислава. – Будь по-твоему.

– Матушка! – возмутился, было, Дража.

– Это она нам нужна, – отмахнулась та. – А мы ей без надобности. Одно и остается, что просить у богов содействия по ее обузданию.

– Ишь ты, – призадумался Явор. – Восемь годков, а уж, какой важности сопля. Всю державу выручить способна. Видал я чудеса, да не все еще перевидал. Знать, жить мне еще и жить.

Навидался их и Хранивой. С той же Ялькой, к слову сказать. Он и сам поражался, каким побытом девчонка творит то, что творит? Воистину чертовка – не сказать крепче. С такой-то женой Таймир и вовсе осильнеет – пришло ему неожиданно в голову. И мысль эта старшине приглянулась изрядно. Коли ей, как прознал племяш, служат звери с гадами, так она и людьми крутить может, как ей вздумается. Потому и в боярских домах похозяйничала неуловимой тенью. Не диво, что сама государыня на нее охоту ведет – знает, что заполучит. Он дико сожалел, что не сподобился увидать Ялькиного лица, но нынче не последний день кончается. Еще сподобится. Чем черт не шутит, еще и у алтаря ее благословит на долгую безбедную жизнь с Таймиром. Хотя для таких супружников безбедной жизни не вымолить у богов никакими дарами: оба себе на уме, оба умеют за себя постоять, хотя большинство бед накликают на свою шею сами.

Он проторчал в кремле дотемна, без особой в том нужды – мог и удрать, прикрывшись делами. Но его хваленый собачий нюх сроду не подводил хозяина. И нынче тот голосил во все горло: Твердислава лишь притворилась, будто пошла на попятный, вняв его доводам. Нет, она непременно попытается отыскать Яльку своими силами. Стало быть, Батя огребется, как надо. Значит, нужно срочно прятать старика от рыскучих глаз государыни. А то наломает она дров, и после не разгребешь, чего она под теми дровами схоронит. Умна иноземная принцесса – слов нет. Но и она не семи пядей во лбу. С тем и вернулся он в Тайную управу. С тем и попался придирчивому взгляду ката.

– Так и знал, что не к добру, – проворчал тот, впершись вслед за хозяином в его горницу. – Придется выпить.

– Не лезет, – отмахнулся Хранивой.

– А без того из тебя слова не выдавишь, – настаивал кат, вытаскивая из хозяйского шкапчика вычурную бутыль с обычным самогоном. – Чего там наши высокомудрые державники понапридумывали?

Старшна дождался, покуда он разольет по чаркам, взял свою и выпил прямо так, не закусив. Потом помолчал от души, наслаждаясь ночной тишиной вечно гомонящей на все голоса управы. Затем повздыхал и признался:

– Сдал я Твердиславе Яльку.

– Спятил?! – аж подпрыгнул кат.

– Нет, Едрен, не спятил. И не скурвился. Выхода у нас нету. Нам до зарезу нужно, чтоб она раздобыла для нас одну вещицу.

Кат не стал любопытствовать: какую – не имел такой пагубной привычки. Но загрустил отчаянно, скукожившись на лавке. Хранивой насторожился, но виду не подал. Поинтересовался, как можно спокойней:

– А ты, никак, испугался за нее? С чего бы? Иль знакомство с ней свести успел? По сердцу пришлась?

– Надумал Таймира к ней заслать? – напрямую спросил кат.

– Надумал. И зашлю.

– А коль не согласится?

– А куда он денется? Державнику его хотелки не к лицу. Для хотелок пусть ступает на все четыре стороны. С такими причудами ему и в дружине, куда он так рвался, места нету. Воеводы те хотелки не боле моего жалуют. Так что остается ему одно: либо в навозе ковыряться, либо на тракт обозы шерстить. А там его ждут – все глаза проглядели.

– Нет, ты скажи: с чего бы Яльке идти на поводу у Таймира? С какой такой стати уверенность, будто ему она не откажет?

– А вот не скажу, – усмехнулся Хранивой. – Обойдешься. Да и целей будешь, если что.

– Если у тебя не выгорит?

– Оно самое.

– Башкой ответишь?

– Ею.

– Не перегибаешь?

– Сама пообещала задушевно и неотвратимо.

– Чего-то наша государыня больно раздухарилась, – недовольно забрюзжал кат. – Прям гляди-ка ты: у нее толковые державники табунами тут бродят. И каждый второй так и просится в старшны Тайной управы. Насрать мне на ее угрозы! Пусть тока тронет тебя. У ней в управе, кроме дружинников, ни единой собаки не останется. Мы люди вольные: от кого захотим, от того и сбежим. А Яльки, коль та заартачится, не видать нашей матушке, как собственной задницы.

– Ты, как я погляжу, тоже нынче размахался не по делу, – подкусил его Хранивой. – Ишь как за Яльку-то впрягаешься. Видать, и вправду знакомство свел. Или о Благойле печешься? Смотри: свернет тебе Батя шею. И прощенья не попросит.

– Староваты мы с ним для петушиных боев, – в тон ему отбился кат. – Мы уж и в похлебку не сгодимся, разве крысам на подачку. А ты давай, хорохорься больше. Еще поглядим, батюшка старшна, как ты Таймира радовать станешь новой-то затеей…

– Какой затеей? – буркнул тот, неслышно появившись в дверях.

– Фу-у, поганец! – выдохнул кат, едва сердце встало на место. – Напугал варнак, аж душа в пятки…

– Какой затеей? – невозмутимо повторил племяш, уткнувшись недобрым взглядом в родного дядюшку.

– Чего домой не идешь, – проворчал тот, выигрывая время, дабы преподнести ему новость, как-нибудь ее… пригладив.

– С чего бы? – приподнял брови Таймир. – Я что, часто туда заглядываю? И не вздумай сейчас броситься в укоризны, не полощи мне мозги. Давай, рассказывай, чего вы там, в кремле измыслили. И причем тут я.

– Выпьешь? – с надеждой спросил Хранивой.

– Выпью, – не стал ломаться Таймир, подходя к столу. – Но, тебя это не здорово выручит. Я нажрался от пуза. В башку с первой же не вступит. И со второй. А третью я обойду, – пообещал он, берясь за чарку.

– А двину-ка я на боковую, – заторопился кат, внезапно припомнив, что на дворе ночь. – Вы уж тут сами друг дружку поубивайте. По-семейному. А я вам в видаки не нанимался. Мне на собственной дыбе висеть невместно.

Таймир, как всегда, слушал внимательно, не проронив ни слова, покуда дядька не выдохся и не умолк. Затем чуток помолчал и отрезал:

– Не пойду.

– А теперь еще подумай, – посоветовал Хранивой. – И в этот раз головой.

– Подумал, – добросовестно исполнил его совет племяш. – Не пойду. Мне эта мелкая пакостница поперек горла. Год прошел, как видал ее в последний раз, а в душе все муть не осядет. Тошнит меня и от нее, и от ее загадок-перевертышей. Сгинула, и лешак с ней. Пусть хоть вовсе сдохнет, где с уворованным попадется.

– Ты не от сердца, – отмахнулся дядька. – С досады на нее лаешься. Думал объегорить малую, да все у нее вызнать. А она хоть и простушка – проще некуда – а тебя вокруг пальца обвела.