Разомкнутый круг
Шрифт:
В лагере образовалось множество улиц, получивших название «Шестой корпус», «Четвертый корпус», «Гвардейская».
Самой крайней была «Кирасирская». На этой улице располагались 1-я и 2-я кирасирские дивизии под командой генерал-лейтенанта Голицына, кузена князя Петра. 1-й дивизии особенно повезло. Она располагалась по квартирам, а не палаткам и шалашам, как другие…
В Тарутино солдаты пришли грязными и обносившимися. Офицеры ходили в латаных мундирах с оторванными эполетами, пестревшими замытыми кровавыми пятнами.
Но через неделю каптенармусы выдали сукно. Тут же,
Тарутино заменило собой обе русские столицы. Взоры всей России были обращены сюда. Русская армия регулярно получала продовольствие из южных губерний, вооружение с калужских военных складов и плотно прикрывала бесперебойную работу тульских оружейных заводов.
В Тарутино двигались воинские пополнения, везли снаряды, порох и ружья, обмундирование, хлеб и фураж, гнали табуны лошадей и скот.
Ушлые торговцы, почуявшие барыши, везли сюда крупу, мед, яйца и масло.
Достать здесь можно было что угодно, имелись бы денежки, а они как раз-то в армии водились.
Маркитанты продавали ставропольские арбузы, астраханскую селедку, киевские паляници и кахетинские вина.
Войска отдыхали, становясь с каждым днем бодрее, энергичнее и сильней. Как потом вспоминали участники: «Укрепленные высоты Тарутина среди веселых отзвуков музыки и пения, освещенные необозримыми рядами вечерних огней, представляли вид не простого воинского стана, но некоего великолепного города».
В Тарутино шли пешком и ехали в телегах крестьяне, а в колясках и возках господа – дабы проведать служивших в армии мужей, сыновей и братьев.
Взводу Рубанова достались два крепких домика. Более просторный заняли Максим, Шалфеев и пятеро легкораненых кирасиров. Другой дом занимали пятнадцать оставшихся в строю конногвардейцев.
На тесноту не жаловались, радуясь тому, что имелось. По ночам теперь становилось прохладно, а тут истопил печку – и грейся. К тому же во дворе – чудесная небольшая банька.
В соседних двух домах разместился взвод Оболенского.
Жизнь шла своим чередом…
Проведать Рубанова приехал Петр Голицын. Максим начал уже ходить, и они медленно гуляли по селу, разглядывая бивак.
– Полагаю, вы довольны, поручик? – улыбался князь. – Мой кузен здорово посодействовал 1-й кирасирской дивизии. Живете как люди. А я ючусь, словно крот, – смеялся он, – в землянке, правда, весьма сносно оборудованной. Солдаты сделали даже камелек для своего любимого командира.
Вы уже слышали, наверное, господин поручик?.. – Заботливо поддержал Рубанова под руку, когда тот споткнулся.
– О чем, господин полковник? – Кивком головы поблагодарил за помощь Максим.
– …Что Василий Михайлович убит при Бородино? – Желваки заиграли на княжеских скулах.
Посмотрев вдаль на облако, Рубанов перекрестился:
– Василий Михайлович?! – прошептал он и опустил голову.
Через несколько секунд, вытерев кулаком глаза, Максим, чтобы отвлечь князя и сделать ему приятное, спросил:
– А как поживают княгиня Катерина и Голицын-младший? Не пора ли записывать его в конногвардейский полк?
– В гусары, сударь! Только в гусары, –
повеселел полковник. – Когда-нибудь заменит нас с твоим отцом и Василием Михайловичем…– Отца заменю я сам, – невежливо перебил князя Рубанов.
– …А жена чувствует себя прекрасно и передает вам привет, – не обратил внимания на мальчишескую спесь и бестактность Голицын.
Вечером, не успел Шалфеев доложить, что прибыли гости, как в комнату ввалился Оболенский с двумя кавалергардами. Следом Огурец с Укропом корячились под приятной тяжестью вин и закусок. Шалфеев тут же бросился им помогать.
– Встретил на ярмарке! – басил Оболенский. – А они как раз-то вас, Рубанов, и искали. Так что принимай гостей, – велел хохлам сервировать стол.
Сало, чтоб у украинских любителей сего продукта не кружилась голова и от этого не отрезали себе пальцы, поручили резать Шалфееву.
– Вскоре и Нарышкин подойдет, – довел до сведения присутствующих Григорий, – специально вестового прислал для солидности, дабы тот заранее сообщил о прибытии героя, – иронично хмыкнул князь.
Кавалергарды были малость под хмельком, и он им дико завидовал. Сам Оболенский весь день провел в делах и не успел даже пообедать – приказом по полку он теперь исполнял обязанности заместителя командира эскадрона вместо погибшего штаб-ротмистра Гурова, и «тяжелораненый» Вебер все взвалил на него.
Отпустив денщиков, Оболенский разлил по стаканам водку – после рубки французов это являлось самым приятным занятием.
– Ну, господа, помянем павших!
Все встали и молча выпили…
– Рубанов, вы были последним, кто разговаривал с Волынским, – через некоторое время произнес Шувалов, – мне Мишка Строганов рассказал, – кивнул на друга. – Не могли бы вы поведать о последних его минутах?
– Извольте! Погиб Денис как герой! – знаком показал Оболенскому, чтоб наполнил стаканы. – Два лягушатника-капрала напали на графа… и, не сумев сладить саблями, один из них застрелил его, за это проглотив мой палаш, голова другого и сейчас улыбается, уткнувшись в траву. Провидению было угодно, чтобы я отомстил за него.
Господа! – поднял стакан Рубанов. – За поручика Волынского, господа! Героя и кавалергарда!
Строганов, сопя носом, молча смахнул слезу.
– Спасибо, сударь! – выпив, поблагодарил Максима Шувалов. – А что он вам сказал перед смертью?
Максим тяжело вздохнул.
– Грустно все это… Я думаю, господа, что мы, наверное, никогда не станем такими как прежде! Юность наша осталась истекать кровью на Бородинском поле… Вы помните, как славно мы чудили в Петербурге? Даже не верится, что Волынского нет с нами.
И поверьте мне, господа, я забыл все плохое, к тому же, умирая, он попросил прощения. – Спазм перехватил горло Максима, и, опрокинув стул, он поднялся и вышел, через минуту вернувшись с бурыми от крови конвертами. – Его последняя воля, господа… Но позвольте этого вам не открывать, так как это носит личный характер.
– Надеюсь, вы не скучаете без меня? – вихрем влетел в горницу запыхавшийся Нарышкин. – Я привез кучу новостей, скорее налейте штрафную. – Брякнулся на свободный стул и все никак не мог отдышаться.