Разомкнутый круг

«Ах, как она аристократично-кокетлива», – размышлял он.

– Какие грустные обстоятельства! – сам не поняв зачем, произнес де Бомон, развеселив Анжелу.

«Этого только недоставало! – подумала она. – Пожалела захватчика, но он такой печальный и беспомощный…»

«Все-таки удивительными дураками иногда выглядят мужчины в обществе красивой женщины! – сделал вывод Максим. – Догадываюсь, что месье Иеронима при жизни женщины не раз ставили в глупейшее положение».

В этот вечер отношения Рубанова с д’Ирсон не продвинулись и на полвершка.

– Сообразите мое положение, граф, когда она укусила меня, вспомнив загнанных лошадей, – жаловался де Сентонжу Максим.

– Но затем она похвалила цветы?! – подбодрил ученика граф Рауль. – «Только, боюсь, сделала это из жалости!» – Будьте увереннее! Вам не хватает смелости и напора… Это и есть главный ваш недостаток в отношениях с дамами. Малейшее неприятие с их стороны, и вы паникуете и сдаетесь. Между тем сдаваться следует им! Вот мое кредо и глубокое убеждение. Прибавьте рыси, господин ротмистр! Отступать не допускаю возможности…

«Однако план атаки несколько скорректируем», – решил полковник Анри Лефевр.

– В следующий раз зайдем с фланга…

– А для начала следует напиться! – перебил его Рубанов.

– И этим вы покажете свою слабость… Ну почему у русских и горе и радость заливают водкой? Глупости! Это все эмоции, – более мягким тоном произнес де Сентонж, отбросив полковничьи интонации, – именно от них происходит не изысканное, но нервное пьянство… Добейтесь, чтобы она сама переживала по вашему поводу!

– Как же мне этого добиться? – спекшимся голосом поинтересовался Максим. – Она с любого бока ужалит…

– Требуется соперница! Я чувствую, что вы не совсем безразличны мадемуазель д’Ирсон. А в таком случае весьма полезна соперница… Потом поймете, мой мальчик, – в волнении забегал по комнате граф. – Впрочем, как говорил ваш Суворов, солдат должен понимать маневр командира… Теперь вы с ней встретитесь в доме мадам де Пелагрю.

Перед свиданием я самолично вылью на вашу голову полфлакона женских духов. Только безносый не почувствует их тошнотворный запах, а у мадемуазель д’Ирсон аккуратный носик, и ей не откажешь в логике и проницательности. Она сразу поймет, что духи женские… А вы, месье, ухаживайте напропалую за юной Беатрис, дочерью мадам Изабеллы. Эта особа не сводит с вас глаз, как же – герой Бородина!..

Извините. Скепсис проигравшего компанию. Так вот…

И не упоминайте более про Бородино!.. – взорвался граф де Сентонж.

– А я и не упоминал. Вы сами вспомнили! – заступился за себя Рубанов. «А это сражение и потомки не забудут!» – гордо подумал он.

– Вы о чем задумались? Слушайте меня!

«Граф становится занудой… Видимо, от моих неудач», – сосредоточился на обсуждении диспозиций ученик.

– Если мадемуазель д’Ирсон, как и положено в таком случае, своим ехидным голоском язвительно поинтересуется, почему от вас пахнет «этими прекрасными женскими духами», нагло уверяйте, что духи мужские!

«И вовсе не язвительный, а божественный», – мысленно поправил графа Рубанов, произнеся вслух:

– Что с вами, граф Рауль, вы что-то сегодня очень бледны?

– Это не из-за вас, а из-за проклятой русской кампании. – Открыв какой-то маленький граненый флакончик синего стекла, он вытряхнул на ладонь две пилюли и запил из горлышка стоявшего поблизости хрустального графина.

«Тут есть и моя заслуга!» – с гордостью подумал то ли о компании, то ли о графине Рубанов.

Мадам де Пелагрю, видимо в благодарность, что русские избавили ее от богатенького старикашки супруга, и в память Рубанова-старшего, принимала столь же деятельное участие в судьбе молодого человека, как и их общий друг – граф Рауль.

Нежно коснувшись его лба губами, генеральская вдова сходу представила Рубанова юной Беатрис.

«Полагаю, де Сентонж очень ее об этом просил, – подумал Максим, целуя девичью руку. – Эту мадемуазель я бы в два счета завоевал, – сделал он вывод, – но ведь граф опять придерется, ловлю, мол, то, что само валится в руки…»

– Господин офицер, – тоненьким голоском, ужасно робея, произнесла Беатрис, – расскажите что-нибудь о себе? Мне безумно интересно… – На исходящее от Максима благоухание она не обратила ни малейшего внимания.

Взяв ее под руку и угостив лимонадом, конногвардеец увел юную наивную даму в дальний угол. Затем они танцевали, снова пили лимонад и смеялись.

«С ней намного легче, чем с мадемуазель Анжелой», – не успел подумать он, как под руку с де Бомоном к ним подошла легкая на помине д’Ирсон и с ходу спросила:

– С кого это, господин оккупант, вы взяли контрибуцию женскими духами? – и недобро глянула на юную Беатрис.

– Ошибаетесь, мадемуазель, духи самые что ни на есть мужские! – как и учил его граф Рауль, нагло уверил даму.

– Фи-и! – фыркнула д’Ирсон и потянула к танцующим довольного де Бомона за руку.

В этот вечер Максим не сделал даже капельной попытки к ней подойти.

– О-о-о! Я был уверен в вас! – хвалил его граф де Сентонж. – Знал, что не подведете. Она нервничает… точнее, даже психует! – потер он руки. – От нее посмели отказаться… – иронично смеялся де Сентонж.

– Пишите-ка ей еще одно послание. И не забудьте: «Люблю! Люблю! Люблю!»

Но в следующий раз сделайте маленький шаг навстречу, не забывая, разумеется, и о Беатрис или о какой угодно другой даме.

На этот раз прием делаю я. Так что будете на правах хозяина.

Как нарочно, в день приема русское командование задумало провести смотр. А два армейских смотра, как известно, равносильны одному сражению…

В это время даже у самых аккуратных солдат, к огромной радости инспектирующих генералов, отвратительно бреют бритвы, в строю отлетают пуговицы, тускнеют начищенные бляхи и шпоры, топорщится колет и лошади испражняются в самый неподходящий момент.

А у офицеров нарушается глазомер, и они неровно строят подразделение, да еще, сукины дети, смеют нагло думать, что строй ровнехонек, будто генеральская извилина.

Словом – ураган!

Поэтому бледный от усталости Рубанов на приеме холодно коснулся губами руки мадемуазель д’Ирсон в надушенной перчатке.

Обругал себя и к Беатрис отнесся много теплее, чем еще более оскорбил Анжелу.

«Издевается, что ли, этот оккупант?!» – чуть не плакала светская красавица. – Отчего тогда пишет такие красивые письма?»

Танцевала она с ним, задыхаясь от возмущения, и сходу приняла приглашение встретиться.

«Вот когда я отыграюсь на нем и брошу сама», – решила она.