Разомкнутый круг

– Я же говорил вам, что сия вещь принадлежит не мне! – целовал Максим медленно успокаивающуюся Анжелу, подводя ее к софе.

Но, успокоившись, она оттолкнула Рубанова – и со словами: «Боже мой! На кого я похожа», – кинулась к зеркалу и стала приводить себя в порядок. Никаких вольностей больше позволено не было.

Проводив умиротворенную даму, Рубанов принялся упрекать тут же появившегося графа.

– Месье! Женщине из-за вас стало дурно, и она даже чуть не потеряла сознание.

– Не берите в голову, любезный мой Максим Акимович, – скрывая в улыбке иронию, произнес де Сентонж, думая про себя, какой же этот русский еще ребенок…

«Но я сделаю из него мужчину», – пообещал он себе.

– …Коли женщина плачет и устраивает истерику, картинно срывая шляпку или падая в обморок, – не верьте. Она играет! Верить следует только той, которую любите. Так что – ничего страшного.

Я вам уже говорил, что женщины – актрисы. И как опытная лицедейка, мадемуазель д’Ирсон имеет полное право открыто выражать свои чувства. Главное, не принимать их всерьез и быть снисходительным. Могли бы даже подыграть ей, упав на колени и обняв ее ноги…

Ручаюсь, получили бы огромное удовольствие…

– Я и без того получил удовольствие, – буркнул Максим.

– …Нет ничего более приятного, чем переиграть женщину, – цинично усмехнулся де Сентонж и, отбросив фалды фрака, уселся в кресло. Рубановскую реплику он пропустил мимо ушей. – Заклинаю тебя, мой друг… никогда не принимай женские истерики всерьез! Завтра я свожу тебя в одно место, где ты увидишь технические стороны любви и узнаешь, что представляют из себя дамы, – закинул он ногу на ногу.

– Но на завтрашний вечер мы договорились встретиться с Анжелой… – в волнении встал с дивана Максим, – а вдруг она махнет на меня рукой и бросится в объятия верного Бомона?

– Пустое, мой друг! – потер де Сентож сердце и болезненно сморщился.

– Что с вами? – подскочил к нему Рубанов.

– Все в порядке! – отстранил его граф. – Все в порядке… – со вздохом еще раз произнес он и потянулся в карман за таблетками.

Лицо его стало серым и старым.

Рубанов с жалостью глядел на графа.

– Чем я могу помочь вам? – спросил он.

– Только тем, что скрасите мои последние месяцы и отвлечете от смерти.

– От смерти?.. – дрожа губами, повторил Максим.

– Не будем на эту тему, – произнес де Сентонж.

Лицо его медленно розовело после приема лекарства.

– Просто сердце устало жить! – чуть слышно, скорее не Максиму, а себе, сказал он. – А потому и нечего его беречь!..

Вечером следующего дня де Сентонж исполнил свое обещание, и экипаж остановился у резной двери небольшого двухэтажного особнячка.

– Приехали! – Первым ступил он на мостовую и постучал тростью в дверь. – Весьма аристократичный и надежный притон под названием «Экстравагантная любовь», – сообщил де Сентонж и еще раз постучал. – Здесь мне нравится больше, чем в «Замысловатом пороке», – произнес граф, на которого упала яркая полоса света из раскрытой двери, и шагнул внутрь помещения, пригласив за собою Максима.

Щурясь после темноты улицы, Рубанов разглядел несколько молодых женщин, сидящих на диване в центре ярко освещенной залы, и толстую пожилую мегеру, которой де Сентонж, умело скрывая брезгливость, поцеловал жирную лапищу и представил Максима.

Прикладываться к медвежьей лапе хозяйки Рубанов не стал, чем весьма огорчил дамищу, но обрадовал сидящий на диване куртизанский контингент. – Чего господа желают? – не слишком любезно глядя на Максима, прорычала хозяйка и обвела рукой диван.

– Для начала бутылочку несравненной мадам Клико, – с этими словами граф протиснулся в центр шлюшечного цветника и обнял за плечи двух хихикающих дам. – Не стесняйтесь, месье, чувствуйте себя как дома, – обратился он к Максиму, обхватив грудь одной из женщин. – Симона, продемонстрируй гостю ножки,– велел он смазливенькой худенькой девице, сидевшей с краю.

Без всяких эмоций та задрала платье до стройных бедер.

– Самые лучшие ножки самого лучшего заведения, – похвалил де Сентонж, накрывая ладонью грудь другой женщины.

– Неправда! – вырываясь, возмутилась та, в свою очередь, задирая подол. – Разве мои хуже?..

От увиденной картины щеки Максима запылали, и он поспешил усесться в кресло напротив дивана.

Мадамка с интересом разглядывала молодого красивого гостя.

Выпив бокал шампанского, Рубанов несколько успокоился и перевел дух.

– Наверху кто есть? – поднял глаза к потолку де Сентонж, обращаясь к хозяйке.

– О-о-о! Хотите полюбоваться?..

После ее слов женщины опять захихикали.

– Нет ничего проще. Следуйте за мной…

– Я и сам дорогу найду, – отказался от услуги граф, легко вставая с дивана. – Девочки! Мы скоро придем, – обнадеживающе помахал рукой улыбающимся дамам.

Лишь одна Симона отстраненно сидела с краю и не участвовала в общем веселье.

Поднявшись по узкой лестнице с двусвечным канделябром в руке, де Сентонж провел Максима в тесный коридор и поставил канделябр на маленький столик в торце прохода.

Из-за тонких стен доносились голоса, стоны и скрип пружин.

– Вся хитрость вот в чем. – Подвел Рубанова к стене граф и отодвинул металлический кругляшок, заглянув сначала сам, а затем предложив Максиму. – Здесь можно увидеть много интересного и поучительного, – произнес он в то время, как Максим смотрел в круглое отверстие.

В небольшой комнатке на широкой кровати жирный пожилой мужчина с дряблыми плечами и огромным животом пытался овладеть огромной, под стать хозяйке заведения, дамой.

Как он ни старался, у него ничего не получалось.

– Но не в данный момент, – оторвался от глазка Максим.

– Что-что? – заменил его любознательный де Сентонж. – Вы правы! Поучительного здесь мало. – Прошел он дальше и снова отодвинул металлическую пластину. – Загляните сюда!.. Можете также смотреть в другие глазки напротив этих, а я пойду сопереживать, – поспешил он к толстякам.

В полумраке комнаты Максим увидел накрытый скатертью стол с пустой бутылкой из-под шампанского и рядом с кроватью двух мужчин, что-то бубнящих по-английски и раздевающих пьяную женщину.