Разрыв

Теперь я могу назвать имена улиц и даже пойти по ним, прямо как в Реальной Жизни, хотя на виртуальной рю де Анвьерж зима, в то время как на рю дю Жюрдэн уже поздняя весна и на деревьях полностью распустившиеся листья, прозрачные, зеленые.

Когда мы виделись в последний раз, была зима (а в теплую погоду ты бы растаял?). Не думала, что весна наступит, не хотела этого. Думала, что времена года встали замертво в тот момент, когда я видела тебя в последний раз. Мои волосы растут слишком быстро, и ногти тоже. Можно ли их остановить, стоп, стоп? И если я не могу вернуться назад, могу ли я выровнять время, чтобы оно не стало воспоминанием, чтобы я могла увидеть всё сразу, развернув на столе, как карту?

Карта на моем экране выдает голые факты — имена и направления: рю Левер, рю де ля Мар, рю де Каскад, рю де Куронн, снова рю де ля Мар, продолжающаяся с другой стороны площади, рю де Анвьерж. Или, если вам так больше нравится: Зеленая улица, Запрудная улица, Водопадная улица, улица Венков, снова Запрудная, улица О-девствененных. I remember when all this was trees [12] … Королевский лес с принцессами в Belle Ville, красивом городе. Il faut se mefier des mots, гласит плакат на площади Маргарет Бульк, названной в честь парижской актрисы, которая давала себе новое имя три раза, отколов Фреэль — свое последнее прозвище — от скалы в Бретани. Не доверяй словам. Не доверяй городам, которые говорят тебе, что они красивы. И если ты видишь только слова, то карта и территория покажутся одним и тем же местом.

12

Я помню, когда всё это было деревьями (англ.). Граффити Бэнкси 2010 года в Детройте.

Отныне карта предшествует территории^{12}.

Жан Бодрийяр. Симулякры и симуляции.

Смотрю уже не на экран ноутбука, а на темный стол в длинной узкой квартире с длинным голым окном, выходящим на низкую голую улицу: я не вижу ни деревьев, ни прудов. Здания, ниже, чем где-либо в Париже, пугают меня. Здесь столько всего произошло, на этом низком уровне. Бельвиль: вспышка чумы в 1920-х — только представьте! — семьи теснятся в комнатах с мебелью из ящиков — доставка пианино приводит в восторг всю улицу. Этот район становится модным: фасад дома напротив, за его окнами груша для сноса зданий корпит над интерьером. Здесь мигранты стоят на распутье — решают, сдаться ли, вернуться ли, — сегодня вечером решается судьба китайских проституток на бетонном бульваре Бельвиль, который вспарывает отстающие в росте улицы. Belle Ville — красивый город — потерян. Здесь теряли жизни, здесь теряли жизни других, и выжившие были оставлены помнить. Анри Кразюки — один из 1001 еврея, вывезенного в 1943 году сначала в Аушвиц, затем в Биркенау, один из тех 86, кто выжил, чтобы рассказать свою историю.

(Увидимся в Праге, если мы всё еще будем писать друг другу.)

На чем я остановилась?

Вспомнила.

Я отказываюсь — я забываю — забывать.

В конце концов я первая прекратила разговор. Это было непросто. Pourquoi me questioner? Каждый вопрос, что ты мне задал, требовал ответа, и я, Шахерезада-наоборот, хотела, чтобы история продолжалась, чтобы я ответила на каждый. Чтобы показать, что я справлюсь без общения, мне пришлось согласиться на женскую сдержанность. Изящество в отказе, говорила парижанка Габриэль Шанель (также известная как Коко — еще одна самоназванная). Женщина намного изящнее, если она сдержанна, только отказывать следует не в полный голос, без сцен: меня было видно, но не слышно, пока ты говорил, что тебе во мне нравится. Точнее, что тебе нравится и что тебе не нравится — в зависимости от того, на что ты был в тот день нацелен. Так я стала нашей территорией, твоим предметом изучения, тебе подвластной, а значит, твоей вещью. Во Франции говорят l’objet qui parle — объект (вещь), который говорит, рассказывает свою историю. Вещь не может говорить, но и забыть тоже не в состоянии: она хранит свою историю, как бельвильское пианино, только эта история должна быть сыграна человеческими пальцами на клавишах — иначе она будет рассказана беззвучно. Вещь находит нас только тогда, когда мы готовы с ней встретиться, но в момент встречи оказывается, что история этой вещи по большей части придумана нами.

Не то чтобы я решилась рассказать вам свою историю целиком — не похожая на писательницу, ничего общего, просто un air de rien, без костюма писателя: затертого пиджака, брюк, шляпы, но — со своими красивыми глазами — похожая на ту, что могла бы быть внутри истории кого-то другого. В любом случае я больше не обращаю внимания на свою внешность, которая, кажется, отделилась от того, что внутри; они движутся теперь по параллельным путям, а я перестала понимать, какой предстаю перед людьми. Мне не нравится незнакомка, которую я вижу в зеркале в ванной Н., или, точнее, я просто не представляю, кто она. Что-то не так с ее волосами. Наверное, пора стричься. Нахожу резинку в ящике стола Н., убираю волосы. Лучше не становится. Прячу свои красивые глаза за темными очками и избегаю отражения. Выхожу на улицу.

Je ne fais que passer.

Miss Tic [13] .

Вниз по улице, в подземку на бульваре Бельвиль.

Описание: блок теплого воздуха, черный ров путей, белая плитка, как на всех станциях метро, часть подземной республики, ничего общего с улицей снаружи. На указателях сеть цветных линий, пронумерованных, без названий, как в лондонском метро. Какой маршрут мне выбрать, какую ветку? Смотрю и смотрю, но без слов я ничего не могу разобрать. Двери с грохотом открываются (я оказываюсь в вагоне) и закрываются. Даже если я выбрала неправильное направление, по крайней мере я движусь.

13

«Я просто прохожу мимо» (франц.). Граффити французской художницы, работающей под псевдонимом Miss Tic.

В подземной республике есть такой закон: не смотри в глаза другим пассажирам. Не дотрагивайся коленом до чужого колена в маленьком пространстве между сиденьями, повернутыми друг к другу. Смотри вниз, смотри в сторону. В тоннеле мигает свет. Размытая в стекле вагонного окна, безуглая, это что — я? Это вообще лицо? Проблеск в лесу: на мгновение я очень четко отражаюсь в потемневшем окне вагона, ставшем зеркалом, и камера наблюдения, такая же четкая, позади меня снимает одновременно меня и мое изображение. На стекле рядом с моим размазанным отражением — протестный плакат, очень маленький, стилизованный под предупреждение от официальных служб с мультяшным кроликом, который просит парижан не прислоняться к дверям вагона. Опасно! — сообщает он. Laisse pas les cameras proliferer. Tu risques de te faire pincer. / Препятствуй распространению видеонаблюдения. Тебя могут поймать. Видео-наблюдение теле-видит, схватывает информацию с первого взгляда. Камера распознает человеческое лицо как нечто выдающееся: если ты хоть на миг напоминаешь человека, она тебя выхватит. На некоторых сайтах пишут, как накраситься, чтобы не быть пойманным. Белый грим, подводка как у Жюльетт Греко; если состоишь из одних только углов, камера не может выхватить твое лицо. Но могут ли тебя поймать? За чем? За существованием, наверное, которое можно поставить в вину нам всем. Не осталось мест, где бы за нами не наблюдали, по крайней мере в городе. Выйдя из дома, даже под землей, невозможно укрыться от глаз общественности. Однажды сфотографированный, ты записан, проиндексирован — ты, я.

Если принадлежишь к профессиональным путешественникам… Таким способом становишься беспристрастным наблюдателем, которому обязаны верить на слово при составлении любого полицейского протокола^{13}.

Сёрен Кьеркегор. Повторение.

Мы больше не разговариваем, но в любой момент я могу тебя найти; если буду искать онлайн, я обречена найти тебя где-то. Сегодня у случайности почти нет шансов.

Существует даже сайт для пассажиров метро, чьи пути пересеклись в подземке: со словами, не фотографиями (кто будет фотографировать незнакомца в переполненном поезде?). Я зашла на него однажды. Пост: Croise dans le metro: charmante jeune femme en train de lire. (Мы встретились в метро: очаровательная молодая женщина, читающая в вагоне.)

Vous etiez assise tout en face de moi, avec un livre qu’alors vous lisiez. (Вы сидели прямо напротив меня, читая книгу.)

J’ai croise votre regard a quelques occasions: je dois bien avouer que j’avais envie de vous voir et de vous regarder. (Несколько раз наши глаза встретились: должен признаться, мне хотелось на вас смотреть, наблюдать за вами.)

Je suis descendu a Liberte sans rien faire de plus: je regrette cet acte insense! (Я вышел на станции Liberte, — Воля! Свобода! Движение! — ничего не предприняв: я сожалею об этом необдуманном поступке.)

Publie par un homme pour une femme

a Liberte.

(Опубликовано мужчиной для женщины на Liberte.)

Для женщины на свободе?

Но до Liberte еще несколько остановок. Во время пересадки на станции Republique камеры окидывают меня быстрым взглядом. Видео-наблюдение теле-видит, схватывает информацию с первого взгляда — экраны около контроля показывают меня под наблюдением, а когда я прохожу через турникет, моя голова практически касается ног моего зернистого аватара. Ты сказал мне, что я выглядела так, будто следила за тобой, сказал, я не смотрела тебе прямо в глаза. Почему тебе это не нравилось? Потому что по мне было видно, что я вижу насквозь и могу рассказать? Преследуй меня. Я всегда хотела, чтобы ты за мной наблюдал. Когда ты следил за мной взглядом, я была более — какой? Просто… более. А когда ты передумал, я вдруг стала менее. Будь моим детективом. Пусть я буду твоей: пиксельной, обесцвеченной, увиденной краем электронного глаза — ноги, грудь, шарф — сквозь твои очки (нужные только для чтения), очевидцы друг друга. Сталкинг — эстетика нашего поколения. Как нам не смотреть друг на друга сквозь ее призму? Как иначе мы сможем друг друга узнать?

Лишь встречая душевную пустоту или кокетливую маскировку душевных движений, хочется преимущественно наблюдать^{14}.

Сёрен Кьеркегор. Повторение.

Однажды ты прислал сообщение: Мне бы хотелось услышать твой голос.

Снова ты? Окей. Можешь включить камеру.

Мне не нужно тебя видеть. У меня есть воображение.

Но откуда мне было знать? В 1951 году Алан Тьюринг придумал тест для распознавания человека. Некто сидит в комнате и обменивается сообщениями с двумя невидимыми собеседниками, один из них — человек, второй — компьютер. Если не удается определить, где машина, ее признают автономной, обладающей «интеллектом».