Разрыв

Взаимная любовь, как я ее себе представляю, — чудодейственная система зеркал, которые посылают мне в многообразных неожиданных ракурсах отражение моей любимой — облагороженной тем, что ее окружает, обожествленной моим желанием^{19}.

Андре Бретон. Безумная любовь.

Мне нравились твои слова.

Мне нравятся мужчины, которые употребляют слово… «меж».

Мне нравятся мужчины, которые могут невзначай вставлять необычные слова, а обычные — употреблять с блеском.

Мне нравятся мужчины, которые используют… восклицательные знаки!

Мне нравился ритм нашей переписки, многоточия, фразы, оставшиеся без ответа, не требующие его, повисшие в воздухе; каждое предложение — серпантин, каждое новое слово — смена угла. В твоих словах был мир, или он был где-то по другую сторону слов, потому что поверхности в конце концов что-то да значат. Слова работали в интернете, но когда мы виделись лицом к лицу, я могла дотянуться и дотронуться только до твоей поверхности (чего еще я могла коснуться?), и она мутнела, покрывалась рябью, подергивалась зыбью, колыхалась, морщилась, портила отражение глубины. Ты смотришь в, не на зеркало. Элоиза к Абеляру (письмо: бесплотные слова): Я никогда ничего не искала в тебе, кроме тебя самого. Почему ты искал во мне что-то еще?

Я «помешан» на поверхностях?

Я же шучу.

В текстовых сообщениях нельзя уловить «интонацию», ее там просто нет. Так ты всё время шутил? Шутка обладает непрозрачностью зеркала: каламбур — двойник отраженного слова, перевернутый слева направо, не его истинное обличье. Ее значение отскакивает от поверхности.

Кто идет? Это я один? Я ли это?^{20}

Андре Бретон. Надя.

Напоминание: в каждой фразе отражается говорящий, каждое слово отражает того, кто его произносит. Иногда я ловлю свое отражение в зеркале, отдельные вариации. Лишь иногда я всё еще похожа на то, что ты, похоже, искал.

x x x

Сижу в гостиничном номере, белом кубе, морочащем пространством, и по-прежнему раздумываю, стоит ли нажать «отправить» под моей открыткой. Не стоит. Открепляю фотографию, сделанную в Лондоне, прикрепляю ту, что сделала из окна поезда этим утром. Картинка не встает в тело письма, вместо этого по экрану разматываются предложения, я не могу их прочесть. Ах, так все-таки jpeg состоит не из пикселей. Раздроби изображение и увидишь, что оно сделано из языка. Всё в жизни сводится к словам. Пробую еще раз. На этот раз фотографию получается вставить, но момент упущен. Я не нажимаю «отправить». Оставляю письмо в Черновиках. Игра в прятки; если я не нажму на кнопку, возможно, ты больше никогда мне не напишешь.

Типичная женская манипуляция.

Я не играю в игры, сказала я.

Прости, сказал ты.

Один раз.

Это конец или еще один зазор? Обрати внимание на ритм нашей коммуникации: на ее пульс, на паузы. Обрати внимание на неписаные правила игры, которые возникли со временем:

• Если ты пишешь мне, я могу отвечать.

• В любой момент любой из нас может решить не отвечать на сообщение другого.

• Я не могу писать тебе первой из страха, что ты не ответишь.

• Ты не можешь решить не написать мне… вообще. Хотя твои отсутствия длятся дольше, я знаю, что это лишь вопрос времени. То, что я не могу написать тебе первой, — твой козырь, твоя тайная сила; то, что ты не можешь решить не написать мне вообще — мой. Несмотря на то что зазор становится шире, правила остаются прежними.

Mind the gap.

Но для чего мы играем в игру, и почему кто-то должен хотеть выиграть? Какой на кону приз, если приз вообще есть, или приз — это возможность не потерять? Значит, у меня нет шансов. Я тебя потеряла. Если ты не хотел меня изначально, ты не мог ничего потерять, но если ты выиграешь, то ты выиграешь или ничего, или ничего из того, о чем сейчас мечтаешь. Везет в картах, не везет в любви: Червовый король. Если я могу потерять всё, почему я решила играть, почему играю по твоим правилам?

Именно в этом крайнем могуществе упадка некоторые очень редкие существа, на всё готовые и всего боясь, всегда узнают друг друга. <…> так же и в области любви для меня не может быть решения иного при данных обстоятельствах, как продолжать эту ночную прогулку^{21}.

Андре Бретон. Надя.

Потому что, если я позволяю тебе иметь надо мной власть, мы имеем дело с отношениями.

Ницца

25 апреля

Солнце гонит меня из гостиничного номера, подальше от ноутбука, от интернета. Время снимается с якоря, больше я не смогу записывать мысли по мере их появления или как только они кем-то подхвачены. Я давно не чувствовала такого солнца на своей коже. Оно касается меня только снаружи; внутри всё по-прежнему в тени, всё такое же окоченевшее. На улице жара выворачивает город наизнанку. В Англии так тоже бывает, когда зима сменяется весной, когда трава из зеленой становится голубой и вдруг пригодной для сидения, но всего на один день, а потом снова облачно. У природы нет стабильности: всё выглядит по-разному в разном свете.

Я на авеню Виктор-Гюго, напротив игрушечной церквушки. Сейчас утро, и прохлада переместилась на другую сторону улицы. Жду на светофоре, чтобы перейти дорогу. В отличие от Парижа здесь нет кнопки, на которую пешеход может нажать, нет иллюзии контроля. Отдаю себя на милость пассивности. Карту я потеряла, поэтому планирую день, полагаясь на краудсорсинг. Имейл от К.: Можешь сходить в старую часть города, погулять по маленьким улочкам, которые поднимаются в гору. Там чудесно. Где-то там есть маленький бар, не могу вспомнить, как называется, он не менялся с двадцатых годов. А если дойти по берегу до крутого поворота, где земля поднимается над водой, обойти это место и присесть, то можно увидеть, как прибывают и отходят от берега паромы «Корсика». Захвати сигареты и прованское розе — наверное, самое то для раннего вечера, когда солнце начнет опускаться.

Здесь, по существу, решается проблема соотношения между субъективным и объективным… Самое любопытное, что деятельность подобного рода при полной пассивности интеллекта — в течение краткого или длительного отрезка времени — затрагивает не только наши чувства, но и нравственные установки^{22}.

Андре Бретон. Безумная любовь.

Bonjour. Нищий бренчит пластиковым стаканчиком. Улицы пахнут цветущими апельсинами, цветущими липами. Иду обратно тем же путем, по старому городу, мимо пластиковых цветов. В супермаркете покупаю маленькую бутылку розе, идущую вместе с пластиковым стаканчиком. Вижу много полезных или вкусных вещей, их я бы тоже была рада купить, но в моей сумке нет места, чтобы обременять себя сувенирами. В tabac долго смотрю на выставленные блоки основных цветов, пока наконец не выбираю кубик «Голуаз» и зажигалку, briquet. «„Голуаз“, — сомневаюсь я, — Легкие». Женщины не курят по-настоящему, ведь так? На самом деле я не то чтобы курю, но время от времени мне нравится быть частью международной республики курильщиков. Прикурить сигарету от любого из них; частной собственности не существует. Vous avez du feu? / Огоньку/зажигалки не найдется? Как звучит лучше — на моем языке или на французском? Чтобы это спросить, слова не нужны, достаточно жеста. Но откуда мне знать, понравятся ли мне эти сигареты?

Я уже видела старый город, иду к холму, как советует К.

В Ницце повсюду собачье дерьмо и высохшие шишки, которые выглядят в точности как собачье дерьмо. Ориентируясь по уличным знакам, я несколько раз сворачиваю и снова выхожу к площади с тихой церковью. Возвращаюсь, следуя крутым зигзагам желтых дорожек, чередующих свет и тень. Жарко, близится полдень. Тени жмутся к фасадам домов, двери отступают в островки темноты, дрейфующей у их порогов.

Возле зеленого угла (Ницца — сплошные углы) на полпути наверх, внезапно: развалившись на залитой солнцем скамейке, спит мужчина. У него твой профиль, мгновенно узнаваемый, и эта безумная выходка тоже в твоем стиле. Он всю ночь не спал, был в пути, денег нет (я выкладываю сторис в инстаграм). На мгновение я представляю… Но это я так себя жалею. Он ведь даже не твое зеркальное отражение. Чуть выше, на другой площади на скамейке растянулась девушка — тоже спит? Потом я вижу, что она читает, и вспоминаю, что женщины редко забываются на людях.