Развод в 50. Муж полюбил другую
Шрифт:
— А как я должна к нему подходить? — спрашиваю я, удерживая его взгляд. — Как ты представлял мое поведение?
Он не отвечает, и я вижу, как желваки играют на его скулах. Наконец он говорит:
— Передай моему адвокату список требований, как только он будет готов. Мы рассмотрим его.
Поворачивается, чтобы уйти, но я останавливаю его вопросом:
— Зачем ты вообще пришел, Рамазан? Ты мог прислать водителя сразу.
Он замирает с чемоданами в руках, не оборачиваясь.
— Я хотел увидеть детей, — говорит он тихо.
—
Он стоит неподвижно несколько секунд, затем качает головой:
— Нет, не сегодня. Сегодня не лучший день.
И в этот момент я понимаю, что он просто не готов к разговору с детьми после их вчерашней реакции. Он, всегда такой уверенный, всегда знающий, что сказать… растерян? Нет, кто угодно другой, только не Рамазан. Он всегда знает что и как делать.
— Как хочешь, — отвечаю я. — Передать им что-нибудь?
— Скажи, что я люблю их, — произносит он, все еще стоя ко мне спиной.
— Хорошо.
Он наконец поворачивается, и его взгляд встречается с моим.
— Я не хотел, чтобы все закончилось вот так, Рания, — говорит он, и в его голосе впервые за весь разговор слышится что-то похожее на искренность. — Не хотел причинять тебе боль.
Я молчу, не зная, что ответить. Слова кажутся бессмысленными.
— Тем не менее, ты это сделал, — наконец произношу я. — И теперь мы все должны научиться жить с этим.
Он кивает, затем делает шаг к двери, но внезапно останавливается и поворачивается снова.
— Надеюсь, ты не делаешь глупостей, Рания, — говорит он, и его тон меняется. — Я имею в виду этого адвоката, Тамерлана. Мне не нравится, что он тебе советует. И мне не нравится, как ты сейчас себя ведешь. Это не похоже на тебя.
Меня охватывает волна возмущения. После всего, что он сделал, он смеет указывать мне, как себя вести?
— Забирай свои вещи, Рамазан, — говорю я, не повышая голоса. — И не беспокойся о том, что я делаю. Это больше не твое дело.
Его глаза сужаются, и я вижу, как в них вспыхивает гнев.
— Не переходи границы, Рания, — предупреждает он. — Я все еще отец твоих детей.
В этот момент раздается пиликанье духовки и мы оба замолкаем. Я разворачиваюсь и, надев прихватки на руки, достаю готовый пирог с яблоками и корицей. По всему помещению разносится умопомрачительный запах выпечки. Той который любил Рамазан.
Я приготовила его любимый пирог. Дура, что сказать. Но не выкидывать же его, хотя очень хочется швырнуть его в лицо Рамазана.
Бывший муж не уходит, чувствую как сверлит взглядом мне меж лопаток. А я стараюсь невозмутимо переставить пирог на подставку. Режу румяное круглое тесто и приговариваю:
— Отец, который только что бросил своих детей ради новой женщины, — уже не сдерживая эмоций. — Который обещал дочери пышный праздник на юбилей свадьбы, а вместо этого разрушил ее представление о семье. Который обещал сыну место в бизнесе, а теперь заставляет его сомневаться в своем будущем.
— Я ничего
у них не отнимал! — повышает голос Рамазан. — Мои обещания в силе! Я все еще их отец, черт возьми!— Тогда иди, поговори с ними, — бросаю вызов, разворачиваясь и со злостью глядя на него. — Объясни, почему их мама вдруг оказалась ненужной через тридцать лет брака. Объясни, почему должен был разрушить их представление о семье именно сейчас, в самый важный год их жизни.
Он смотрит на меня с яростью, и на секунду мне кажется, что он готов швырнуть чемоданы и сделать что-то страшное. Если бы я не знала Рамазана столько лет, то так бы и решила, но он никогда не поднимал руку на женщину.
Он вместо этого глубоко вдыхает, выпрямляется и говорит ледяным тоном:
— Это было ошибкой. Я не должен был приезжать.
— Возможно, — соглашаюсь я, уже спокойнее, отправляя в рот кусок пирога. Вкуса не чувствую, но мне плевать. Рамазан следит за каждым моим движением. — Но раз уж ты здесь, не стоит на меня лить свой негатив, Рамазан. Дома тебя ждет твоя будущая жена, которую не стоит волновать в ее положении.
Его буквально передергивает от моих слов. Он делает шаг ко мне, и его лицо искажается от гнева.
— Я же сказал — не переходи границы, — шипит он.
— Какие границы? — я выдерживаю его взгляд. — Ты больше не мой муж, Рамазан. Ты сам это решил. Я просто принимаю новую реальность.
Мы стоим, глядя друг на друга, и воздух между нами практически вибрирует от напряжения. Тридцать лет вместе, и теперь мы как чужие люди.
Вдруг морщусь, словно надкусила половину лимона, а не кусок пирога, зажатого в пальцах. Больше мне его, который только хотела отправить в рот. Рамазан смотрит на меня вопросительно вздернув бровь.
— Надо будет угостить соседей, а то пропадет пирог, есть его некому, — пожимаю плечами якобы с досадой и притворно вздыхаю.
Я понимаю, что довожу мужа своими словами, но мне хочется напоследок его хоть как-то задеть. Ему-то я не предлагаю его некогда любимый пирог. Хотя по глазам вижу, что был бы не прочь съесть кусочек. А моэет и не один. Пусть теперь ему готовит его новая жена.
Не смотрю на Рамазана. Изображаю бурную деятельность, дстаю контейнеры и начинаю раскладывать кусочки пирога в них. В воздухе все еще витает запах корицы и яблок приправленные напряжением.
Наконец он отворачивается, резко открывает дверь и выходит, не сказав больше ни слова. Я слышу, как он загружает чемоданы в багажник, как хлопает дверца машины, как рычит двигатель. А затем звук постепенно стихает, и наступает тишина.
Глава 16
Утро встречает меня головной болью. После ухода Рамазана я долго сидела на кухне, бездумно глядя в одну точку, отправив Мурада домой. Запах яблочного пирога, вроде бы такой аппетитный, к концу вечера стал казаться удушающим. Заставила себя подняться и открыть окно, впустить свежий ночной воздух.