Развод. Высекая из сердца

На последних словах голос пропадает.

Мне указывают идти выше по лестнице, до реанимации, а когда я там оказываюсь, понимаю, что вокруг ни души.

И только горит неоном надпись, что туда входить нельзя.

Прислоняюсь лбом к стене и молюсь.

Впервые, сука, молюсь.

Молюсь, чтобы обе дышали, чтобы обе были в порядке.

Отдаленно слышу какие-то голоса.

Кто-то нервно кричит, и слышу какие-то успокаивающие слова.

Чувствую нутром и, оборачиваясь, вижу ее.

В разодранной одежде хромает, а взгляд такой потерянный и убитый.

— Дари, — выдыхаю с застывшим вздохом.

— Марат, — скулит она.

Подлетаю, успевая поймать ее прежде, чем она падает на пол.

— Марат, — плачет так горько, что гребанные слова быть сильным сейчас кажутся сущей хренью: — Звездочка моя…

— Ты в порядке?! Ты не ранена?! – вожу по ней глазами.

Она кивает, воя имя нашей дочери

Перевожу пустой взгляд на медработников, вытирая глаза.

— Что…— грудная клетка ходит ходуном: — С ней? — замираю.

— Ребенок сейчас в реанимации, осколок…— медсестра не сдерживает слез, а я лишь оседаю на пол, прижимая к себе жену, которая утыкаясь в грудь рыдает в голос.

Поглаживаю ее волосы, без остановки как сумасшедший целую в макушку.

Внутри будто душа умирает, скупые слезы все еще скатываются, и я шумно дышу.

Опустошение такое, что словами не передать.

Встаю, аккуратно поднимая свою малышку.

— Девочка моя, я сейчас, хорошо, — она резко вскидывает взгляд.

— Ты куда?!

Блядь, никогда не видел ее такой!

Прикрываю глаза.

— Я вернусь, хорошо?

Она отрицательно качает головой.

— Марат, нет… — так понимающе смотрит, вытирая слезы резко и грубо: — Нет, я вижу. Я знаю, куда ты собрался. Пожалуйста… Не сейчас.

— Я не дам ему дышать, пока моя дочь… — сжимаю челюсти, а Дарина, сдерживая рыдания, обхватывает лицо, прислонившись лбом к моему.

Смешивает наши слезы в одну жидкость.

Прикрываю глаза, отрываясь и поднимая голову к потолку.

— Хорошо, малыш, хорошо… — уговариваю себя только ради нее терпеть.

Но как только эти двери откроются, меня уже больше ничего не остановит.

Ничего.

Понятия не имею сколько времени проходит, пока мы сидим уткнувшись друг в друга и молчим. Но как только раздается сигнал и двери разъезжаются, вдвоем подрываемся и не дышим в ожидании слов врача.

Подходим ближе, и хватаемся за руки, просто, чтобы помочь друг другу устоять.

— Мы...родители, — говорит Дарина дрожащим голосом.

Врач кивает, снимая свою шапочку, а мне хочется за шкирку его взять и к стене приставить, чтобы уже не тянул.

— Осколок задел легкое, — озвучивает он, и я слышу судорожный вздох Дарины.

Сам не дышу, концентрируя все свои силы на том, что она крепче сжимает руку.

До боли. Но не больно. Уже ничего не больно.

Кажется, мой болевой порог к чертям прошел перезагрузку и, теперь я знаю свой новый уровень.

— Крови было потеряно немного, по меркам подобных ран, а воздух не попал в плевральную полость, что безусловно стало решающим фактором. Сейчас состояние тяжелое, но стабильное, — поджимая губы говорит врач, а Дарина не выдерживает и утыкается мне в грудь, пряча новую волну слез и всхлипов: — Теперь нужно немного терпения и сил. Как только будет возможность, вас пустят к дочери.

— Спасибо, — сиплю не своим голосом, а он кивает, похлопывая по плечу и уходит.

Остаемся вдвоем, в компании с гнетущим, разрушающим чувством вины.

— Марат, — вскидывает жена свои глаза: — Прошу, сейчас не надо решать.

И чувствует ведь…

— Я дождусь пока Ариша придет в себя, — киваю головой.

Что-то внутри резко изменилось. Стало в разы жестче.

Будто душа ушла туда, где сейчас мой ребенок. А без нее внутренности покрылись черным слоем мести.

Яростной, и несущей полный хаос, мести.

Глава 38

Марат

— Ну что, как у тебя дела? — нарочито спокойным тоном Леонид Берестов решает задать мне вопрос.

Как последний…

Глумится. Издевается. И ни капли сожаления.

Позвонил именно в тот момент, когда Дарина уснула на моих коленях после продолжительной истерики. Еле успокоил ее, самого рвало на части, но хотел, чтобы ей легче стало. Чтобы хоть дышать нормально смогла, потому что задыхалась от боли…

Мы ничем не можем помочь нашей девочке, но я виню только себя. Понимаю, что все, что сейчас происходит с нами — это из-за меня.

Ненавижу себя настолько сильно, что аж тошно. До скрежета зубов и тахикардии, которая разрывает в клочья грудину.