Развод. Я календарь переверну

– Надеюсь, ты меня выпустишь. — он говорит со мной как с неразумной, маленькой девочкой, - Наберешь в приложении открыть, когда я подъеду к выезду, да?

– А... да... точно.

Продолжаю тупить.

День сложный.

И с работой.

И с Игнатовым.

И с Германом.

И с Дворжецким.

И снова с Германом.

Ух..

Нет, определённо мне нужно на отдых.

Вот только этот грёбанный тендер.

Я как чувствовала, что с разделом имущества Макар может устроить такую вот...эпидерсию.

Думал, что у меня проскочит? Забыл, что я не совсем замшелая домохозяйка. Или решил, что я-таки нюх потеряла?

Это я пока только начала. И только одну проблему обнаружила. А сколько их там внутри еще? Интересно.

Это же надо все договоры перелопачивать. Одной точно не справиться.

– Ада, ты не волнуйся, я тебе помогу. С работой я имею в виду. Только мне, наверное, нужен какой-то документ, ну, чтобы я был уполномочен...

Уполномочен? Интересно.

Зачем ему это?

– Я могу взять тебя в штат. Будешь сотрудником нашего юридического отдела. —говорю нарочито спокойно, чуть улыбаясь. Вроде как шутка, но совсем и не шутка.

– Как ты себе это представляешь?
– хмыкает Герман. — Я и твой юридический отдел?

– Наш, Герман. Пока еще наш. Мой и Макара. Даже больше Макара, пока развода нет.

– У меня другой план, более рабочий. Ты нанимаешь мою контору, и я работаю именно на тебя. К Игнатову твоему никакого отношения не имею, ему и его части компании не подчиняюсь. Как тебе такое?

Как тебе такое, как... Не знаю. Думать нужно.

Но то, что помощь нужна - к бабке гадалке не ходи.

Макар только с виду ходит убитый горем, страдающий, хандрящий, лорд Байрон, мать его ети. Изображает оскорблённую невинность.

Ощущение, что всех уже накрутил. И все жалеют не меня, которой он рога наставил, а его!

Мол, он как лучше хотел! Идут же тебе они, такие ветвистые!

И потом, он тебя жалел, часть твоей работы делегировал другим. И пусть эта работа была, по сути, единственным удовольствием в браке, но чем-то ведь надо жертвовать, да?

Когда мне звонила его маман и пыталась заводить речи о прощении и терпении, которое должно быть, оказывается, присуще женщинам, дано природой нам, в отличие от мужчин — это я еще могла понять. Макар её сын, она его любит, хочет для него добра и справедливо полагает, что это добро — наш брак, который нельзя ломать.

Но когда мне моя позвонила - вот тут я вызверилась! Не по-детски!

Хотя, может и зря. Я же не рассказывала своим всю правду, грязную и горькую. Я их решила пожалеть. Да, сказала про развод, да, про то, что Макар изменил, а я не хочу прощать. Мягко сказала, видимо, слишком мягко.

Послушала мамино выступление, про то, что у женщины должно быть терпение, выдержка, что всегда можно понять и простить, и что семья — это прежде всего, жена, женщина. Послушала, а потом рассказала маме про хламидии и вереницу шлюх. Мама помолчала минуту и сказала — оставь этого гандона с голой жопой, доча.

Вот это МОЯ мама!

Я и свекрови тоже, в принципе, всё высказала — как-то не в моем характере молчать.

Игнатов возмущался, мол, почему я всем рассказываю о нём гадости.

Милый, сказала я, это еще не гадости, это так, мелочи жизни. Но если ты хочешь именно гадости — у меня в арсенале есть и такое.

– Ада, так что насчёт работы?

– Ладно, Герман, я подумаю о том, чтобы нанять тебя и твою контору. Спасибо за обед. И за всё остальное.

– Говоришь мне спасибо? Не ожидал.
– усмехается еще, наглец!

– Да, мне было приятно. — пощекочу его самолюбие.

– Приятно? И только? Хм, - еще шире ухмылка, - значит, где-то я не доработал, если тебе просто приятно.

– Не переживай, не получилось со мной, получится с другой.

Поворачиваюсь, чтобы выйти, но меня хватают за запястье и возвращают на место.

– Ты серьёзно сейчас, Ада? Я ведь... я обозначил свои намерения!

– И что? — рассматриваю его спокойно.

Намерения он обозначил, люблю, трамвай куплю!

Это мне в двадцать, наверное, можно было бы сказать и я бы послушала.

Собственно, Макар так и сказал. И мне жаловаться не на что, в принципе, трамвай почти купил — жили же в достатке? Только вот когда появляется тот самый пресловутый трамвай почему-то появляются у мужчин проблемы с самоопределением и, вероятно с самооценкой. Они считают себя королями, или нет — султанами! И им сразу нужен гарем, хотя бы скромный гаремчик. И жена уже не вставляет, обязательно должна быть рядом какая-нибудь Хюррем, которая будет постоянно ему говорить о том, что круче него только яйца.

Плавали, знаем.

Второй раз я на такое не куплюсь.

Наверное.

Ну, может быть пока не куплюсь.

Помучаем Крестовского, а?

Пусть побегает, а мы посмотрим, достоин ли он королевы Ады или - Аделаида, я, конечно, дам тебе время всё обдумать и принять решение, но хочется, чтобы ты сразу поняла. Я не Игнатов. Я таким не буду. Я не позволю себе обращаться с тобой так, как делал это он.

– Неужели?
– хочется ответить, ты не позволишь? Или, может, я тебе не позволю?

Герман моё замечание игнорирует и продолжает говорить спокойно.

Вообще, мне нравится его спокойствие. То, что он не выходит из себя. Правда бесит, что разговаривает он со мной как с маленькой, или умалишённой.

Или я придираюсь?

– Но и ты, Ада, не будешь обращаться со мной так, как с ним.

Хмыкаю удивлённо.

Разве я плохо с ним обращалась? С Макаркой?

Я его любила, вообще-то...

Ну, до хламидий, конечно.

– Ладно, Герман Львович, я вас услышала, спасибо, что подвезли.

– Ад...Ада...

– М-м?

– Иди сюда.

Тянет меня на себя. А я понимаю, что мы стоим тут, у моего подъезда, как три тополя на Плющихе у всех на виду. И мне совсем не улыбается, чтобы нас кто-то, тут срисовал.

– Герман, стой, остановись, пожалуйста, не надо.

– Ада...

– Чёрт, да уважай ты меня, в конце концов! — вырываюсь и почти ору.

Ору то, что давно хочется проорать всем этим мужланам. Каждому!

Ваше вожделение, ваша страсть, ваш интерес — всё это ничто, херня на постном масле. Женщине помимо всего этого нужно еще и уважение!