Развод. Я календарь переверну
Шрифт:
– Что, семейство, чувствую, что вы вступили в преступный сговор?
– Ма-ам? — это дочь.
– Ну... понимаешь, мы поговорили
– С папой? — поднимаю бровь, ну, конечно же с папой! Иначе бы он не лыбился бы сейчас как параша майская.
– С папой, с бабушками.
Так. Еще раз так.
Ну, если про свекровь мне всё ясно, то моя мама, скорее всего, использована «в тёмную», ибо с ней мы уже обо всем договорились и её вердикт был красноречив.
– Слушаю.
– Мам, ну, в общем...
– Егор вздыхает, смотрит на Макара, на меня, на Еву. — Лично я считаю,
– Что?
Голос Игнатова срывается. Он смотрит на меня, на дочь, на сына. Явно не ожидал такого поворота. Да и я его, честно сказать, не очень ожидала.
– Да, мам... Пап... мы тебя очень любим. И будем любить, потому что ты наш папа.
И маму будем любить.
– И дядю, которого мама приведёт тоже любить будете? — не выдерживает и срывается Макар, резко поднимаясь и отодвигая стул.
А вот это, драгоценный, удар ниже пояса.
Моё лицо сразу же превращается в злую маску, нет уж, красавец, если тырассчитывал на что-то другое — извини.
– Да, и тётю, которую приведёт папа — тоже.
Складываю руки на груди, откидываюсь, смотрю прищурившись. Нет, ну не дебил ли?
Ведь наверняка он сам с детьми пообщался и их подговорил! Только недооценил возможности тёмной стороны.
– Аделаида...
– Да, Макар?
– Я хочу сохранить семью. Я люблю тебя. Люблю наших детей. Мы... у нас же всё было так хорошо!
– Так хорошо, что ты...
– чёрт, при детях нельзя. Неправильно.
А что правильно?
Смотрю на сына, который залип на чашку чая, смотрю на Еву, собирающую кончиком пальца крошки пирога с тарелки.
– Дети, вы считаете, что нам нужно и дальше жить вместе?
Они поднимают головы, смотрят внимательно сначала на меня, потом на отца.
Это пытка, конечно.
Потому что, чтобы они сейчас не сказали я всё равно не собираюсь жить с
Макаром.
Чёрт , тогда зачем спрашиваю? Балда.
– Стоп! — поднимаю руку, чтобы не успеть услышать ответ и сама продолжаю. —Простите, я задала некорректный вопрос. Не стоило. Мне лучше прямо сейчас дать правильный ответ. Самой. Выслушайте. Я не могу дальше жить с вашим папой. Мы не можем оставаться семьей и существовать под одной крышей.
– Существовать! Ну ты даешь, Ада! А то мы существовали!
– Макар, помолчи.
– Что? — голос его становится тонким, сам приосанивается, видимо собирается вывалить на меня свои гроздья гнева, но я прерываю эту атаку клонов.
– Я сказала — молчи! — жёстко и чётко. Не давая права на возражение.
– Вместе как раньше мы жить точно не будем. И вообще, пока у меня много вопросов относительно того где именно мы с вами будем жить.
– В смысле? Это же наша квартира?
– удивленно тянет Ева.
Макар усмехается.
– Ловко ты повернула!
– Помолчи.
– То есть теперь если я скажу, что не могу оставить квартиру вам я буду сволочь и гад.
– А почему ты решил, что мы захотим остаться в этой квартире? — говорю спокойно, потому что вот именно в этот момент понимаю - нет. Не хочу я тут. Не смогу.
Просто не смогу.
Понимаю, что
детям тяжело, да и мне самой не просто, но...– Ма-ам! Нет! Ну... пожалуйста! Куда мы переезжать будем? У нас тут всё!
– Кто вам сказал, что вы будете переезжать, - шипит Макар. — Это МАМА ВАША —нарочно делает упор на слова — собралась переезжать! А вы можете остаться со мной и жить как жили раньше.
– Угу, с новой мамой.
– не могу, блин, удержаться!
– Ну, с тобой же они будут с новым... с этим...
– ОЙ, Макар, заткнись, ну правда! Тебе лучше рот не открывать.
– Неужели! А тебе, значит, можно! Тебе можно сидеть у всех на виду, с...
– Хватит.
– Встаю, со всего маху ладонью по столу бью.
– Все эти разговоры ведутся не при детях, ясно тебе? И разбираться с тобой мы будем в суде, а дети...
– Дети могу выбирать с кем жить, с папой или с мамой, - нагло ухмыляется Макар.
– Прекрасно, пусть выбирают. Если выберут тебя я не обижусь. Всё можно решить.
– Мам, а если мы переедем, можно я сама выберу какой в комнате ремонт сделать, а? — Ева смотрит на меня, глазками хлопает. А я возвращаю взгляд Игнатову.
Ну, что? Съел?
– Можно, конечно, ты из своего уже выросла, давно пора.
Да, ремонт в её комнате мы делали еще перед её первым классом и, конечно, всё уже морально устарело, хотя дочь повесила на стенах постеры и картинки, сменила шторы и покрывала на кровати. Ну и игровой уголок переехал на дачу.
– Мам, - басит Егор, - мне главное, чтобы тут, рядом, тут компания, ну и секции.
– Конечно, сынок. — смотрю ободряюще и внутренне ликуя.
– Папу, значит, никто не выбрал? — хмыкает обиженно Макар, а мне хочется сказать — ты больше кобелируй, и яйцами своими тряси везде, времени на детей совсем не останется и они забудут как тебя звать.
– Ладно, спасибо за чаёк, я, пожалуй, пойду.
Встаёт.
Страдалец за народ, блин.
НУ, что ж... пусть страдает.
– Макар, давай в кабинете твоём поговорим.
– О чём, Ада? Ты уже всё решила. Мне неинтересно.
– Мне интересно. Услышать про тендер, про то, как фирму могут слить, и про Карамель.
– А что тебе со мной-то говорить? Говори со своим адвокатом. Или вы с ним рты раскрываете для другого теперь?
Вот же гондон. Ладно.
– Что ж, Макар. Я хотела по-хорошему, видимо, придётся по-плохому. Сейчас я наберу Крестовского, есть у нас материальчик, как раз для прокуратуры. И на тебя, и на твоих сладких друзей. Всего хорошего.
– Ада! Аделаида! Твою ж... хорошо, я иду, иду я!
Улыбаюсь победоносно отвернувшись, так, чтобы он не видел.
Как же действует на нашего человека слово «прокуратура»! Даже на самого законопослушного, чего уж говорить об этих... предпринимателях!
И, кстати, в покер со мной лучше не играть. Блефовать я умею.
47.
Нарочно назначаю встречу в ресторане Дворжецкого.
Не потому, что слишком самоуверен. Просто хочется красиво.
И этому чудаку на букву «м» показать, что я не пальцем деланный.