Развод. Я календарь переверну

А тупая блондинка смогла — сюрприз!

Сейчас, конечно, хочется быть не тупой. Нет.

Слабой и беспомощной? Да!

Такой, которой не нужно ничего решать. Мужчина всё решит за неё.

Вот он и решает.

Целует, вылизывает, стонет мне в рот, стискивает в руках так, что я чувствую, чувствую его приличный размер и боевую готовность этого агрегата.

– Ада...

Молчу. Что скажет? Поехали ко мне? На хрен. Не поеду.

В номера позовёт?

Тоже мимо.

Я знаю, чего я хочу от Германа сейчас.

Знаю.

Чего?

А чтобы он не спрашивал!

Просто привёз меня туда, куда хочет он и всё.

– Вкусная моя девочка, м-м-м...

Я давно не девочка, лет двадцать как, и, конечно, сама это понимаю, но как же хочется быть девочкой! Вкусной... Он повторяет это уже не в первый раз, и я кайфую от слов.

И привыкаю. Наверное.

Пока мы целуемся, глаза у меня закрыты. Но стоит в какой-то момент Герману меня отпустить, как я моргаю, и случайно бросаю взгляд на окно.

Чёрт... чёрт...

Там, за окном на парковке, на месте, где вроде только что стояла машина стоит...

Дворжецкий.

Стекла авто Германа тонированные, но не настолько, чтобы Денис не видел нас. И то, что мы делаем.

Он видит.

Неудержимо краснею, пытаясь понять, как долго он тут стоит и что именно видел. И злюсь, потому что зачем? Ну, зачем подглядывать, а? Чёрт...

Бесит, бесит и всё.

Дворжецкий, наглец, разумеется замечает мой взгляд и... подмигивает?

Вот же...

Меня опять как кипятком окатывает. Это что значит? Подмигнул, блин! Это значит, что он меня отдаёт что ли? Вот так просто? Или ему всё равно, что со мной делает Крестовский, а?

Это неожиданно обидно.

Но не отталкивать же мне Германа, правда?

О, нет! Наоборот! Я притягиваю его ближе и теперь уже сама впиваюсь в его рот.

– Ада...

– Господи, заткнись, Крестовский, просто заткнись!

Этот гад так нагло ухмыляется, а потом не глядя за окно просто вытягивает руку, и демонстрирует стоящему на улице средний палец.

О, господи, человек с высшим образованием, адвокат с именем, богатый мужик, показывает «фак» сопернику!

Господи, ты специально для меня их всех собрал, да? «Дебилы, блядь» -выражаясь метким замечанием министра иностранных дел.

Один другого стоит!

Больше думать не получается, потому что рука со средним пальцем возвращается, прижимая меня за затылок.

– Придётся заняться твоим воспитанием, фемина, чтобы ты больше не смела говорить своему мужчине «заткнись».

Ого, вот это называется приплыли...

43.

– Крестовский!

– Герман... скажи - Гер-ман.

– Гер-ман! — нарочито выговариваю ёрничая.

Он идиот. Идиот. Ненавижу. Придурок. Кретин. Козёл...

Чёрт.

Не в тему вспоминаю анекдот, когда ангел записывал за мужчиной его мысли и пожелания — жена уродина, дети дебилы, начальник мудак, денег нет...

Угу, только вот то, что это были не желания ангел не понял.

Я сейчас повторяя бранные слова словно проецирую их на свою реальность.

Не хочу!

Было уже, было!

И муж козёл, идиот и придурок уже присутствовал, никак не отмажусь от него.

Поэтому... ангел, ау, ты записываешь? Я больше не буду!

Хочу мужчину красавца, чтобы меня слушал, ну, без энтузиазма, в разумных пределах, потому что всегда слушать женщину всё-таки нельзя.

Да, да, девочки! Нельзя! А то весь мир тихонько сойдёт с ума.

Хочу, чтобы этот мужчина меня любил. Вот тут можно с энтузиазмом. Ну, не до мозолей, конечно, хотя...

Ахах, вспоминаю первые наши опыты с Макаром, опыты неопытных. Нет, Игнатов девственником не был, конечно, но сказать, что он звезда эротики и секса язык тоже не поворачивался. Что-то умел, но далеко не всё. Было куда расти. Зато еще в наличии имелось желание и возможности. Мог много, часто и долго. И вот после одного из ЭТИХ «часто и долго» я обнаружила у себя там натуральную мозоль.

Прямо на... в общем, там! Натёр, паршивец. Было смешно, больно и в то же время приятно. Это ж надо, до мозолей меня любил мой единственный!

М-да... теперь уже и не единственный, да и я для него давно не...

Крестовский внимательно смотрит, усмехается.

– Слушай меня, фемина моя, пока я позволяю тебе так со мной говорить, но это ненадолго, поняла? Будешь делать, что я сказал, слушаться меня, ясно?

– Не много на себя берёшь, а, Крестовский?

– Герман. Гер-ман! Беру столько, сколько могу вывезти.

– Значит, считаешь, что вывезешь меня? — почему-то мне уже пофигу, что за окном кто-то маячит.

– Вывезу, Ада, вывезу. И ты меня вывезешь. И будем жить долго и счастливо.

– Уверен?

– Уверен.

– Ты же не хочешь, чтобы я разводилась?

– То, что я сказал тебе притормозить в моменте не значит, что я не хочу. И вообще, ты не тем местом слушаешь.

– Интересное кино, какое есть тем и слушаю. И вообще, пусти меня. Выпусти.

– Куда?

– Домой поеду. В порядок себя приводить.

– Ты в порядке.

– Уж извини, это не тебе решать.

– Ладно, отвезу тебя, домой. Выходи.

– В смысле?

– В прямом. Сядешь со мной рядом.

– Мне и тут хорошо! — задираю подбородок.

– А мне хорошо, когда ты там. Да не бойся, Дворжецкий уже свалил.

Чёрт, понимаю, что жар приливает к щекам.

– Я не боюсь, а вот тебе... Тебе стоит опасаться Дениса Александровича.

– Неужели, это еще почему? Думаешь, закроет меня в морозилке? Или сделает из меня тар-тар и подаст с трюфельным соусом.

– Фарш, и котлеток налепит на нашу с ним свадьбу.

Говорю, а самой и весело, и мерзко одновременно.

Я вообще не понимаю как наша с Германом перепалка свернула не в ту сторону.