Реалити-Шоу

— Чистейшая правда. Но я тут ни при чем. Говорю ему: я вся горю, гардемарин, возьми ж меня три раза…

— Тише, — шикнула Ниночка, приставила палец к губам и кивнула в сторону выхода из кухни, — мы тут не одни.

— А он что? — сгорая от любопытства, шепчет Света.

— Ни-че-го. Я, говорит, не такой. Люблю, говорит, тебя до умопомрачения и не хочу, чтобы ты думала, что я с тобой вот из-за этого вот всего, — я направила указательные пальцы на грудь и медленно опустила вниз, очерчивая свою фигуру.

— Я не ослышалась, — говорит Нина, — ты сказала, живем, как брат и сестра? Он что же, жить к тебе переехал, что ли?

— Да, — киваю многозначительно, обвожу девочек взглядом, — и сейчас, пока я тут сижу с вами, он ремонтирует канализацию в моей ванной.

— А как же реалити-шоу? Он про него что-нибудь знает? — спрашивает Нина. Я качаю головой, молчу. — Тут камер нет, — продолжает она, — можешь говорить, как есть.

— Так-так-так, с Серёжей разобрались, — перебивает Света Ниночку, — кто второй?

— Второй — Геннадий.

— Геннадий? — повторили они хором, — это ещё кто?

— Геннадий, это вот кто, — я достала из кармана его визитку, передала в руки Свете, а Ниночка навалилась на нее всем весом, чтоб разглядеть золотой текст на темно-синем фоне.

— Знакомая фамилия, — говорит Ниночка, щурится, словно что-то припоминая, и подливает вино в бокалы, — не помню, откуда, но я его знаю. В лицо, может, и не узнаю, но фамилию точно слышала.

— Нет, не знаю, — призналась Света, и это было неожиданно, так как, обычно, она всех всегда знает, а если и не знает, то делает вид, что знает, — так и кто же это?

— Весьма интересный дядечка, скажу я вам. Реставрирует старинную технику, восстанавливает трактора всякие и, судя по всему, неплохо на этом зарабатывает.

— Я так понимаю, именно последний пункт делает этого дядечку интересным? — съязвила Света.

— Девочки, я в замешательстве… — обе насторожили ушки в предвкушении грязной истории, — короче, дядечке шестьдесят лет, — они переглянулись, — да-да, вы не ослышались, шестьдесят. Но на вид, так не скажешь, опрятный, нарядный, загар ровненький, явно не дачный, и он холостой, а ещё неприлично богатый.

— Вдовец, что ли? — смущенно проговорила Нина.

— Не знаю, не спросила. Да и как об этом спросишь? Ваша жена умерла? А? Скажите, она покойница? А? — диктую вопросы в бокал с вином и подношу его под нос каждой, будто бы это микрофон. Девчонки хохочут. — Он об этом не говорил, а я не стала спрашивать, неприлично как-то. Захочет, сам расскажет. Одинокий я, говорит, совсем один, совсем. Так и сказал. Раз пять повторил: «Совсем один».

— Как-то нескладно, — возмущается Света, — ты, значит, стоишь себе, смотришь на комбайн…

— Скорее на комбайнёра, — поправляет её Ниночка и толкает под локоть, та кивает.

— Так вот, стоишь, смотришь на комбайнёра, а он подходит и говорит: «Привет, я Геннадий, мне шестьдесят, я неприлично богатый и одинокий, кстати, ремонтирую трактора, если что. Вот тебе моя визитка». Так что ли?

— Нет же, всё было совсем не так. Он говорит: «Смотри, какой красивый трактор я поднял из болота», — не успела я договорить, как обе мои подруги залились хохотом и ржали, как кони минуты три. Вытирая слезы, Ниночка попросила продолжать. — Трактор, говорит, поднял из болота, — Света снова хихикнула, но тут Ниночка пронзила её свирепо-презрительным взглядом, каким обычно реагируют на зрителя с картофельными чипсами в кинотеатре. — Да, из болота. А я говорю, спасибо, очень интересная история, но пора и честь знать. Он меня останавливает, говорит, позволь домой тебя отвезу, до самого подъезда. Ну, а мне-то что? Думаю: ну, отвези. Садимся в машину. Девочки, это не машина, а космическая ракета, красивенькая, тихонькая, быстренькая. Не видела таких раньше. Едем. Я, понятное дело, себе цену знаю, молчу, сижу, смотрю в окошко, он осторожно рулит. Алёна, говорит, ты такая интересная женщина, такая ты красивая, умная, что не могу не спросить, всю жизнь себя потом корить буду, если не спрошу, есть ли у меня шанс, хоть малейшая надежда, что ты, такая элегантная и обворожительная, согласишься пойти со мной в ресторан. Я выдерживаю паузу, думаю, чтобы мне такое в ресторан надеть, а сама говорю: нет, Геннадий, не сегодня, сильно занята. Он мне визитку свою дает и чуть ли не умоляет: позвони, говорит, позвони мне, Алёна, в любое время звони и по любому вопросу.

— Всё? — спрашивает Света серьезным тоном.

— Почти. Мы когда к дому подъехали, Геннадий давай мне ручки целовать, комплиментами сыпать, а там Серёжа, как назло, стоит и смотрит, понимает, что такое дело, челюсти стиснул, думала, зубы у него выпадут, глаза злющие, с орбит лезут, но ничего не сказал.

— Судя по всему, в ресторан ты не пошла, — подытожила Света.

— Как видишь.

— Но пойдешь?

— Не знаю.

— Из-за Серёжи?

— Нет.

— Врать ты, подруга, не умеешь.

— Не умею, — соглашаюсь я, — но не только из-за Серёжи. Мне покоя не дает тот факт, что Геннадию лет больше, чем моему папе.

— И что?

— Представляешь ситуацию: узнает отец об этой порочной связи, что я ему скажу?

— Скажешь: папа, знакомься, это Гена, Гена, знакомься, это папа. Всё.

— Как бы не так. Меня папа сразу, с порога, проклянет, а Геннадия под орешником в саду прикопает.

— Ну, а с Серёжей-то, какие перспективы? Об этом ты не думала, подруга? — напирает Света.

— Думала. Постоянно думаю. Ни-ка-ких.

— Подождите, — вмешивается Нина, — ну, не в деньгах же счастье.

— Счастье не в деньгах, — подхватывает Света, — расстояние не в метрах, вес не в килограммах, а Земля плоская и вокруг слона на трех черепахах вертится. Это всё известные науке факты, Ниночка, только, вот, насколько я понимаю, Серёжины сбережения — не единственная его беда.

Нине нечего возразить, мне тоже. Маленькая Ноночка тихо подкралась, стоит в сторонке и голодными глазами смотрит на стол.

— Ты кушать хочешь, зайка? — спрашиваю Ноночку. Она кивает, глазки заблестели, улыбается.

— Иди в комнату, я сейчас всё тебе принесу, — говорит Нина строго.

— Оставь ребенка в покое, — заступается Света, — с тобой же от тоски удавиться можно, вот она и вышла к людям. Я её очень даже понимаю.

— Одиннадцать часов! — восклицает Нина, — ей давно спать пора.

— Ей пора спать, а мне пора в клуб.

— Так ведь четверг сегодня, — напоминает Нина.

— Твою ж мать, — выругалась Света, и тут же шлепнула себя ладошкой по губам.

— Тётя Света, а бывают детские клубы? — интересуется Ноночка, хлопая длиннющими ресницами.

— Ещё раз так скажешь, и мы с тобой сильно поругаемся. Света, просто Света. Договорились? А насчёт детских клубов, думаю, что бывают. Там клоуны ещё всякие выступают, аниматоры.

— Нет, не такие, где клоуны, а в которых танцуют.

— Не знаю. Думаю, нет. Это, зайка, асоциальные места, для людей с низкой моралью.

— Для каких?

— Для взрослых.

Повисла пауза.

— А что мы всё про меня, да про меня? — возмущаюсь я. — У нас тут невеста на выданье есть, а мы и не туда. Как там Артёмка поживает?