Ребенок от убийцы брата
Шрифт:
— Ничего не будет, — огрызнулся Валеев. — Кроме того, что парень порадуется за своего отца.
Рафаэль
Ладно, мы жили монахами до свадьбы. Однушка с семилетним ребенком не предполагает бурной супружеской жизни. Это понятно. В конце концов, Ксанке надо было привыкнуть ко мне, чтобы не дичиться… но, блин, после выходных какая её муха укусила?
Ведь что бы там она сейчас не говорила, моей жёнушке всё понравилось! Охала и ахала она не от того, что ей было неловко — а совсем по другой причине.
Так что внезапно изменилось? Даже сейчас.
Алё, милая, я— самое важное и неотложное, что у тебя может быть в жизни. После Ромки, конечно и остальных наших детей.
Мне жутко не нравилась ни эта ситуация, ни сама Ксанка, которая как будто вся съеживалась, стоило мне проявить активность.
Был бы я помоложе и понеопытней, подумал бы, что дело во мне — не сумел сделать так, чтобы моей девочке всё понравилось.
Но я знал, что она видела звёзды, когда я… делился с ней с опытом. Так в чем, черт побери, дело?
Оксана
Занявшись стиркой, я в очередной раз прокручивала в голове наш странный разговор с Рафаэлем про его мать и Ромку. И меня.
Вроде, мне даже должно быть лестно его решение: получается, никто из его семьи не будет знать, что не я родила Ромку, не я биологическая мать моему мальчику.
А с другой… неужели родные Рафаэля окажутся настолько безразличны к тому, откуда я сама, кто мои родные? Неужели матери Валеева будет неинтересно узнать, кто другие бабушка и дедушка её внука — пусть они уже умерли, но они же были! И брат мой был…
Замачивая Ромкин свитер с пятном, я почувствовала, что плачу. Потому что этот разговор — эта идея, которую озвучил Валеев, наглядно продемонстрировала моё место.
Нет, ничего ужасного, я оказалась именно там, на что, собственно, и подписывалась — он хотел жену и ребенка, он получил жену и ребенка. А я получила возможность остаться при сыночке.
Господи, ну почему же так тошно!
Я целый день избегала Рафаэля, стараясь как можно меньше встречаться с ним в квартире — тяжелое испытание, особенно когда ты живёшь в однушке. Но я к этому времени уже начала перебирать документы, решая, какие мне следует взять с собой, а какие можно уже и выкинуть за ненадобностью — я давно не разбиралась в бумажках, и за пару лет накопилась всякого… от справки из гарантийного ремонта телефона до банковской распечатки, которая мне уже была не нужна.
Неделя вообще получилась какая-то нервная, странная… и честно говоря, когда на выходных Валеев повез нас с Ромкой знакомиться с его матерью, я не ожидала от этого знакомства ничего хорошего.
Нет… вру. Я просто и так постоянно находилась как не в своей тарелке, нервничала из-за постоянного присутствия Рафаэля — если раньше он просто обходился
одними поцелуями и целомудренными (это я сейчас понимаю, что целомудренными) объятиями, то с тех пор, как мы побывали у него дома… он как с цепи сорвался.А я, только вернувшись в свою прежнюю жизнь, я поняла, что потеряла, согласившись на его предложение. Сохранила сына, но потеряла себя.
Валеева, судя по всему, всё устраивало — он вообще в рекордные короткие сроки влился в нашу с Ромкой семью и теперь уже именно он был её главой. А я так— превратилась в домохозяйку по уговору и удобную жену под боком.
Которая обслужит по всем фронтам, да ещё и послушно молчит. Красота!!!
— Ксан? — Рафаэль, поймав мой взгляд, нахмурился и тихо спросил. — Ты плохо себя чувствуешь? Хочешь отметить поездку?
Осознав, что всё это время я стою посередине коридора с полотенцем в руках, я замотала головой.
— Нет, прости, всё хорошо.
— Ты уверена? — поинтересовался Валеев. И тут же по-хозяйски положил руку мне на живот. — Если хочешь, я могу съездить за тестами.
— Дело не в этом! — воскликнула я, отскочив от Рафаэля. Он поднял на меня взгляд, который мне совершенно не понравился — тяжелый, злой взгляд.
— Надеюсь, — прицедил он сквозь зубы. — Но если ты ошибаешься, надеюсь, ты не станешь дурить.
Я не поняла, что имел в виду Валеев, и не успела его спросить об этом, потому что в коридоре появился Ромка.
«Мам, пап, а можно я бабушке в джинсах поеду?» — он покосился на Рафаэля. — «Или мне надо надеть что-то нарядное?»
«Джинсы будут в самый раз, сынок», — ответил Рафаэль, присев перед Ромкой на колени. Он, видимо, тоже почувствовал какой-то странный настрой нашего ребенка. — «Ром, ты что, не хочешь познакомиться с бабушкой?»
«Хочу», — шмыгнул носом наш сын. — «У меня нету ни бабушки, ни дедушки».
«У тебя есть бабушка», — возразил Валеев. — «Моя мама».
«А вдруг…» — Ромка шмыгнул носом. — «А вдруг я ей не понравлюсь?»
В коридоре повисла тяжелая тишина.
Вот же ж! Я из кожи лезла все эти годы, чтобы мой ребенок не чувствовал себя ущербным. Подумаешь, не слышит — ерунда. Сколько миллионов взрослых здоровых людей, которые могут слышать, но при этом не слушают, а понимают в услышанном и того меньше — куда меньше, чем даже мой семилетний глухой ребенок.
«Ром, да ты что?» — Присев рядом с Валеевым, я покачала головой. — «Почему ты вообще о таком подумал?»
Ромка снова шмыгнул носом.
«Мама, мне очень, очень хочется иметь бабушку», — медленно протянул мой ребенок.
И до меня только в тот момент дошло, почему он так себя странно ведет: до этого момента любовь родных для Ромки была чем-то безусловным. Есть она, и есть — а на всё остальное можно не обращать никакого внимания. Но мама родного отца, родная бабушка — другое дело.
«Ромка…» — жалостливо протянула я.
«Почему ты думаешь бабушке не понравится самый лучший мальчик в мире?» — спросил Валеев, прищурившись. — «Надеюсь, ты не придумал какой-нибудь прикол, чтобы напугать бабушку, а? Ну-ка показывай карманы»