Редактор Линге

— Да, милостивые государи и милостивыя государыни. Онъ осмливается расчитывать, на короткое время, на вниманіе слушателей, — дло идетъ о двухъ-трехъ вопросахъ, которые онъ намтилъ себ. Вотъ сейчасъ, передъ этимъ, здсь стоялъ человкъ, — онъ теперь тамъ услся на свои лавры (смхъ) и хочетъ убдить людей, современныхъ людей, что лвая ведетъ страну къ погибели.

Не правда ли, можно дойти до отчаянія, слушая такія рчи о наиболе многочисленной политической партіи въ Норвегіи!

Можно принадлежать къ лвой, можно быть радикаломъ, но это еще не значитъ — быть анархистомъ, чудовищемъ.

Если страна пришла въ упадокъ, это случилось съ тхъ поръ, какъ правительство такъ скандально перешло къ правой, — а правительство сдлало все это. (Одобреніе.) Какова программа лвыхъ? Жюри, всеобщая демократизація, право голоса для взрослыхъ мужчинъ и женщинъ, бережливость въ государственномъ хозяйств, одни только гуманныя учрежденія, современныя идеи. И вотъ, вдругъ является кто-то и разсказываетъ, что страну ведутъ къ упадку! Дйствительно, программу можно считать радикальной, — она въ дйствительности такова, — но всякія другія огульныя обвиненія онъ отклоняетъ.

Тутъ опять поднимается консерваторъ и говоритъ:

— Вотъ именно я и имлъ въ виду, что радикализмъ лвой ведетъ страну къ упадку!

Предсдатель перебиваетъ:

— Слово принадлежитъ господину Бондезену.

Но тутъ вмшивается осторожный либералъ.

— Мы не согласны съ заявленіемъ гесподина Бондезена о радикальной лвой. Господинъ Бондезенъ радикалъ и говоритъ съ своей личной точки зрнія, а не отъ лица лвой.

Предсдатель кричитъ громко:

— Слово принадлежитъ господину Бондезену.

Бондезенъ не иметъ ничего противъ того, что онъ — единственный радикалъ въ зал. Бывало, что и прежде онъ оставался одинъ, а въ данную минуту онъ чувствовалъ себя достаточно сильнымъ. Продолжая свою прерванную рчь, онъ сталъ говорить еще громче, чтобы показать, какъ мало онъ боится своихъ противниковъ.

— Правая видитъ заблужденія и ошибки на каждомъ шагу, бду въ каждомъ успх,- ужасно не понимать такъ свое время. Эти господа тоже вдь умютъ лежать лишь въ тихой вод, но и они когда-то слушались своего времени, и они когда-то были въ мод, пятьдесятъ лтъ тому назадъ. (Смхъ.) Но теперь они потеряли всякое пониманіе своего времени, — демократическаго свободнаго времени. Нельзя за это бросать въ нихъ каменьями, нужно имть снисхожденіе къ этимъ немногимъ, оставшимся гд-то позади, въ то время, какъ весь остальной міръ стремится впередъ. Косвенно, можетъ быть, и эти немногіе приносятъ свою пользу: своимъ противодйствіемъ они способствуютъ тому, что мы, остальные, удваиваемъ силу своихъ порывовъ впередъ. (Знаки одобренія.) Но они не должны совращать людей съ пути свободы; въ каждомъ пункт они будутъ противорчить, въ каждомъ вопрос они будутъ сбивать съ позиціи.

— Всмъ, всмъ совершенно ясно, что правая — это кучка людей, приговоренная къ тому, чтобы быть побжденной лвой. Лвая же — это стражи прогресса, работники культуры.

Черезъ короткіе промежутки Бондезенъ слышалъ частыя одобренія, потому что, несмотря на свой сильный радикализмъ, онъ все-таки очень хорошо зналъ свое дло. Сестры Илэнъ были въ восторг, он сидли, блдныя отъ волненія, и не могли никакъ поврить, что ихъ другъ могъ такъ хорошо говорить; он знали, что онъ никогда ничего не читалъ, никогда не работалъ.

Какая голова, какой талантъ!

Все, что онъ говорилъ, его мысли, его слова, такъ легко было понять, он трогали каждаго и никого не ставили втупикъ, это были самыя доступныя либеральныя истины, почерпнутыя изъ стортинга, изъ разныхъ собраній и газетъ. Онъ говорилъ, длая рзкія движенія, голосъ его былъ полонъ вры и вдохновенія, — его пріятно было слушать. Прямо учишься, слушая этого радикальнаго человка, который говоритъ такъ смло. Вотъ какой должна быть вся молодежь Норвегіи.

Ораторъ просматриваетъ свои замтки, ему остается сказать еще нсколько словъ. Онъ долго и задумчиво крутитъ свои красивые усы. Какъ утомительно все-таки говорить такъ долго стоя! Его уважаемый противникь воспользовался случаемъ, чтобъ подтрунить надъ жалкимъ положеніемъ правительства; за это онъ хочетъ поблагодарить своего достоуважаемаго противника — въ этомъ пункт они оба согласны, потому что онъ очень далекъ отъ того, чтобы защищать правительство, — наоборотъ, онъ всми силами старается его низвергнуть. Но онъ хочетъ спросить своего достоуважаемаго противника, что же общаго между бдственнымъ положеніемъ страны и лвой?

— Вдь, кажется, ясно всмъ, что лвая не согласна со взглядами правительства, въ особенности, со взглядами министра Іоганна Свердрупа, этого человка, бывшаго когда-то большимъ талантомъ, но теперь идущаго къ закату.

Правительство измнило, продало себя, или, можетъ быть, оно спало. (Знаки одобренія.)

Пора, наконецъ, снять съ лвой отвтственность за жалкое положеніе правительства! Именно лвая всми силами содйствуетъ низверженію правительства, и совершенно напрасно ожидаютъ, что она перестанетъ это длать; такъ называемая либеральная партія черезчуръ ужъ много оскорбляла принципы прогресса и демократіи. Заключительными словами оратора къ собранію будетъ горячій призывъ подняться, подняться противъ этой кучки «измнническихъ душъ» въ Норвегіи и законными средствами низвергнуть ихъ.

Бондезенъ сошелъ съ каедры подъ долго несмолкавшія рукоплесканія.

Нтъ, Шарлотта и Софи никогда бы не поврили, что въ его словахъ заключается столько силы.

Эти «измнническія души», — какъ своеобразно это звучало!

Ноздри Шарлотты трепетали, и она тяжело дышала, слдя за нимъ взглядомъ.

Когда онъ вернулся къ ней, она радостно кивнула ему и съ улыбкой посмотрла на него. Бондезенъ тоже улыбался.

Онъ говорилъ цлыхъ четверть часа и былъ еще разгоряченъ. Онъ провелъ нсколько разъ платкомъ по лбу. Но вотъ опять раздается голосъ предсдателя:

— Слово принадлежитъ господину Карлсену.

Господинъ Карлсенъ поднимается и говоритъ лишь нсколько словъ. Онъ хочетъ взять свои слова обратно относительно лвой, какъ радикальной; но такъ какъ господинъ Бондезенъ въ заключеніе своей превосходной рчи не высказалъ ничего, съ чмъ не была бы согласна лвая, то ему остается только высказать свою благодарность господину Бондезену.

Господинъ Карлсенъ садится.

— Теперь слово принадлежитъ господину Хой… Хой…

— Слово, по всей вроятности, принадлежитъ мн,- говоритъ какой-то человкъ и поднимается около каедры. — Хойбро, — прибавляетъ онъ.

Бондезенъ прекрасно зналъ, почему этотъ медвдь Лео Хойбро хочетъ говорить. Онъ сидлъ около каедры и все время въ продолженіе рчи Бондезена смялся; онъ хотлъ отомстить ему за то, что ему повезло, онъ хотлъ блеснуть и затмить его въ присутствіи Шарлотты. Да, онъ это зналъ. Маленькій успхъ Бондезена не давалъ Хойбро покоя.

Хейбро никто не зналъ, — предсдатель не могъ даже разобрать его фамиліи, и когда онъ поднялся, вс въ зал начали выказывать нетерпніе. Предсдатель вынулъ часы и сказалъ, что теперь онъ будетъ давать для рчи только десять минутъ. Этого требовало собраніе.

Дагни, долго молчавшая, шепнула Линге

— Боже мой, какой онъ черный! Посмотрите, какъ блестятъ его волосы!

— Я его не знаю, — отвтилъ равнодушно Линге.

Хойбро началъ говорить со своего мста, не всходя на каедру. Его голосъ былъ глухой, замогильный, говорилъ онъ медленно и такъ неясно выражался, что часто было трудно понять, что онъ хочетъ сказать.; онъ самъ извинялся — онъ не привыкъ говоризъ передъ публикой.

Совсмъ лишнее ограничивать его время, — ему, вроятно, не понадобится и десяти минутъ. У него только одна просьба ко всмъ строгимъ людямъ, просьба быть снисходительными ко всмъ тмъ несчастнымъ, которые не принадлежатъ ни къ какой партіи; къ тмъ безпріютнымъ душамъ, радикаламъ, которыхъ не можетъ принять къ себ ни правая, ни лвая. Сколько головъ, столько и умовъ, — одни шли быстро, другіе медленно; были такіе, которые врили въ либеральную политику и республику и считали это самымъ радикальнымъ въ мір въ то время, какъ другіе уже пережили эти вопросы и теперь были далеко отъ нихъ.