Редактор Линге

Человческая душа съ трудомъ укладывается въ разныя числовыя величины: она состоитъ изъ нюансовъ, изъ противорчій, изъ сотни извилинъ, и чмъ современне душа, тмъ больше въ ней оттнковъ.

Но такая душа съ трудомъ можетъ найти постоянное мсто въ какой-нибудь партіи. То, чему учили и во что врили эти партіи, давно уже пережито этими одинокими душами.

Он — блуждающія кометы; он шли своимъ путемъ и оставляли позади всхъ другихъ. И вотъ за нихъ-то онъ ратуетъ; вообще, это были люди съ волей, сильные люди. У нихъ была одна цль — счастье, какъ можно больше счастья, и одно средство: честность, абсолютная неподкупность и презрніе къ личнымъ выгодамъ.

Они боролись на жизнь и на смерть за свою вру; изъ-за нея они способны были сломать себ шею, но не могли врить въ непоколебимыя политическія формы, — вотъ почему они не могли принадлежать ни къ какой партіи; но они врили въ благородство души, въ благородство натуры. Ихъ слова были жестоки и суровы, ихъ оружіе очень опасно. Но они были чисты сердцемъ.

Ему кажется, онъ видлъ, — въ политическихъ партіяхъ души людей темны, — вотъ почему онъ хочетъ сдлать маленькое предостереженіе лвой, которая, разумется, ближе всхъ ему, чтобы она неполагалась на людей, лишенныхъ благородства души. Нужно остерегаться, осматриваться, выбирать…

Таково было содержаніе его лепета. Было еще очень корректно со стороны собранія, что ему не свистали. Никогда еще въ этой зал не говорили такъ слабо, а между тмъ здсь не одинъ бдный парень высказывалъ свои мысли. Хойбро, дйствительно, не везло; онъ стоялъ, неподвижно вытянувшись, длалъ длинныя паузы, бормоталъ въ это время что-то про себя и шевелилъ губами, заикался, запинался, останавливался, и его рчь была полна смущенія и повтореній. Никто не понималъ его. Несмотря на это, у него была потребность высказать эти мысли, шепнуть это скромное предупрежденіе, тяготвшее у него на душ. Видно было, что онъ вкладывалъ всю душу не только въ каждое сбивчивое предложеніе, но даже и въ паузы.

Бондезенъ, бывшій въ начал къ нему снисходительнымъ, потому что онъ такъ плохо справлялся со своимъ дломъ, сдлался теперь въ высшей степени нетерпливъ. Въ отрывочныхъ словахъ Хойбро онъ почувствовалъ то тутъ, то тамъ уколъ, и это его, дйствительно, глубоко оскорбляло. У него хотятъ отнять даже его радикализмъ. Онъ былъ оскорбленъ и крикнулъ:

— Къ длу! къ длу!

Къ нему присоединилось все собраніе, и вс кричали:

— Къ длу!

Казалосъ, нуженъ былъ именно этотъ перерывъ, это маленькое противорчіе, чтобъ разгорячить Лео Хойбро.

Онъ насторожилъ уши. Онъ узналъ этотъ голосъ, зналъ, откуда онъ идетъ, онъ улыбнулся неудовольствію, которое онъ вызвалъ, и бросилъ своимъ глухимъ голосомъ нсколько фразъ: он были какъ искры, какъ молніи. Прежде всего, онъ хочетъ сдлать маленькое замчаніе о господин Бендезен, какъ о радикал.

— Радикализмъ господина Бондезена очень великъ, онъ намъ объ этомъ самъ заявилъ, но онъ хочетъ сказать, что собраніе не должно преувеличивать его значенія.

Не нужно его бояться, потому что, если бы господину Бондезену пришло въ голову въ одинъ прекрасный день предложить радикаламъ свой радикализмъ, т отвтили бы ему: — Да, мы когда-то занимались этимъ вопросомъ, но, впрочемъ, это было очень давно, это было еще тогда, когда мы конфирмировались…

Бондезенъ не могъ больше сдерживаться. Онъ вскочилъ и крикнулъ:

— Я знаю… я знаю этого человка, эту блуждающую комету; я не знаю, можетъ ли онъ вообще говорить о какихъ-нибудь политическихъ вопросахъ, но въ политик Норвегіи онъ такъ же много смыслитъ, какъ любой ребенокъ. Онъ не читаеть даже «Новостей»! (Смхъ.) Онъ говоритъ, что «Новости» надоли ему, и онъ потерялъ къ нимъ всякій интересъ. (Взрывъ смха.)

Хойбро улыбается и продолжаетъ: — Тмъ не мене пусть ему разршатъ разобрать еще одну мысль, высказанную сегодня…

Предсдатель вмшивается:

— У васъ больше нтъ времени.

Хойбро оборачивается къ каедр и говоритъ почти умоляющимъ голосомъ:

— Еще только пять минутъ, а то мое введеніе будетъ совершенно непонятно.

— Только всего пять минутъ!

Но предсдатель требуетъ, чтобы уважалось его ршеніе насчетъ ограниченія времени, и Хойбро принужденъ былъ ссть.

— Какъ жалко! — сказала фру Дагни, — онъ только что началъ.

Она, можетъ быть, была единственной во всей зал, которая слдила за нимъ, даже во время его плохой рчи.

Въ этомъ человк было что-то, что производило на нее впечатлніе, — звукъ его голоса, его своеобразный взглядъ на вещи, образъ блуждающей кометы; это былъ какъ бы слабый отзвукъ голоса Іотана Нагеля; и передъ ней вставали воспоминанія.

Она пожала плечами и звнула. Когда начался шумъ и крики въ зал, она сказала:

— Не уйти ли намъ? Будьте такъ любезны, проводите меня домой.

Линге сейчасъ же поднялся и помогъ ей надть накидку.

Для него это будетъ громадное удовольствіе, ничего другого онъ и не хочетъ! И онъ шутилъ и острилъ, заставляя ее смяться, когда они спускались по лстниц и вышли на улицу.

— Не пустить ли мн замтку насчетъ этого человка съ его блуждающей кометой?

— Ахъ нтъ, — сказала она, — оставьте его въ поко. Ну, въ чемъ же ваша исторія? Разскажите мн, что такое вышло?

Но Линге всегда знаетъ, что длаетъ; никто не можетъ его поймать, онъ никогда не скажетъ лишняго. Всего нсколько словъ о самомъ факт, а остальное неизвстно. Между тмъ, они дошли до желзнодорожной площади, гд сли въ экипажъ и похали въ Драмменевененъ, на глазахъ у всхъ, при яркомъ освщеніи газа.

V

Нсколько дней подъ-рядъ Христіанія только и говорила, что о скандал.

Въ первое утро, когда разорвалась бомба, казалось, что городъ зашатался. Каждому невольно приходило въ голову — кому отецъ, кому дочь. Даже такое вліятельное лицо, чье имя было извстно всей стран, такъ позорно низвергнуто!

Линге былъ увренъ въ своемъ дл, онъ не обращалъ вниманія ни на крики, ни на угрозы, — его твердость была непоколебима.

Онъ постоянно упоминалъ объ этомъ дл, повторялъ свои обвиненія въ рзкой форм, а когда первое впечатлніе ослабло, онъ позаботился о томъ, чтобы разными маленькими дополненіями, подробностями, поддержать интересъ къ его доносу, и постарался вполн исчерпать все это дло; онъ самъ заботился о томъ, чтобы ему противорчили, печаталъ гнвныя анонимныя письма, которыя онъ получалъ отъ приверженцевъ обвиняемаго, и заинтересовалъ весь городъ своимъ открытіемъ.

Пришлось сдаться; не стоило и пробовать уйти какъ-нибудь отъ этого редактора. Вс, даже его самые ярые противники, преклонялись передъ нимъ и сознавались, что дйствительно ему самъ чортъ не братъ.

Наконецъ-то Линге торжествовалъ въ большомъ дл!

Благодаря сенсаціи онъ пріобрлъ довольно много новыхъ подписчиковъ. Люди, жизнь которыхъ была достаточно безупречна, читали его газету ради занимательности и съ любопытствомъ слдили за скандальной исторіей, а т, у кого былъ какой-нибудь тайный грхъ на душ, лихорадочно проглатывали «Новости», съ бьющимся сердцемъ и со страхомъ, что очередь скоро дойдетъ и до нихъ.