Реквием

– Не горячись. Легче смотри на прошлое. Вспомни, сколько хороших людей встретилось на твоем пути вчера, позавчера, год назад. Тем более что о многих, когда-то обижавших тебя, можно сказать: «Иных уж нет, а те – далече».

Помнишь Лару. Я хотела бы ее увидеть. Один мой верный друг о ней как-то хорошо сказал: «Вроде нет в ней ничего особенного, а оторваться не могу. Такова сила ее обаяния. Счастлив тот, кто будет рядом с ней». И от этих его слов пахнуло на меня таким давним, выстраданным счастьем! Лара была тайной любовью всей его жизни. Она не знала об этом. Слышала, что не повезло ей найти свое счастье. И так бывает. Я теперь часто мысленно обращаюсь к тем, с кем меня связывала давняя студенческая дружба. – Лена вздохнула и прикрыла веки. В уголках ее губ резко обозначились морщинки.

– И в наше время были всякие… – заметила Инна. – Артиста Анофриева вспомнила. Помнишь, мы вместе ходили на его концерт? В молодости раза два хорошо мелькнул на экране. С песнями из «Бременских музыкантов» серьезно засветился. Его коронный номер! Но не любила я его, хвастуна. Всё я да я…

– Народный уже.

– Недавно он в интервью по телеку хвалился, что женщину ударил. Таким тоном говорил, будто подвиг совершил. Я опешила. Лицо мое горело, словно он меня подлым хлыстом из-за угла стеганул. Чем гордится?! Я от пьяных мужчин не слыхала подобной мерзости. Долго не могла оправиться от гадливости. А самовлюбленный индюк продолжал откровенничать, изгаляться, утверждая: «А как же, иначе и не могло быть!..»

– Прекрати. Не могу больше такое слышать. Хочу чем-то отвлечься.

– Что ты меня уговариваешь? Я не хуже тебя знаю, что хороших людей больше, чем плохих, но дай мне сегодня поскулить, чтобы завтра чувствовать себя на высоте.

«Агрессивная, но такая вопиюще беззащитная», – с болью подумала о подруге Лена. Она хотела повторить свою мысль вслух, но поняла, что она прозвучит иначе, без искреннего душевного надрыва. Лена разозлилась на себя и промолчала.

Инна выдержала паузу, а потом в сердцах сказала:

– Я же никогда никому ничего плохого не делала! Достоинство свое пыталась защищать. Сколько раз хотелось мне вскричать: «Люди! Люблю я вас, чёртушки вы мои!» Но не могла.

– Боялась, что осмеют?

– Выходит, что так.

– Разрешаю поплакаться. Мне тоже часто доставалось ни за что ни про что, особенно когда работала в профкоме. Люди почему-то считали, что если я сама правильная, то и их должна стараться переделать. Но почему именно подлым путем? Я пыталась помогать, выручать, подсказывать, объяснять. По молодости наивно полагала, что люди поймут, что не стоит опаздывать, быть недобросовестными, безответственными. Вскоре убедилась в бесполезности этих методов. На лодырей и прогульщиков действовали только штрафы и пусть временное, но понижение в должности. Не переживай. Человек обретает истинную цену лишь в достойном окружении. Мы с тобой в людях искали настоящее, что приводило бы нас в храм их души. А жизнь прожить, никому не причиняя вреда и боли, нечасто удается.

– Ты свои недостатки нивелировала посредством хобби или стремилась перевести в разряд достоинств. Всегда была на людях легкой, удобной, приятной в общении. Не обременяла собой окружающих. Ты всю жизнь старалась обрести то, что нельзя потерять: победу над собой. Дед тебя так запрограммировал. Чего бы ты добилась без своего упорства и отчасти упрямства? Ты только на себя обращала всю свою строгость. Других щадила.

– А вот рабскую привычку в себе полностью так и не изжила. Первое, что приходит мне в голову после получения приказа или указания – подчиниться, а потом уж начинаю противиться, если в нем что-то не устраивает. Я не люблю в себе это. Всю жизнь воюю с собой.

– Это не трусость, в тебе осторожность говорит. Ты с детства созерцатель и бессребреник. А я боролась со своими и чужими мелкими пороками юмором, иронией и сатирой, что не способствовало «тесному общению с массами», – шутливо закончила Инна.

– Я так, к сожалению, не умела. Шутить я могла только в приподнятом настроении, в хорошей компании.

Инна вдруг что-то сонно нечленораздельно промычала и надолго замолчала. Уснула?

«Устала, бедная. О чем таком важном помимо болезни она хотела со мной поговорить?» – пыталась догадаться Лена. Эта мысль неотступно сверлила ей голову.

Внезапно она подумала: «Что в институте останется после меня: книги, рефераты, статьи, изобретения? Всё в копилку познаний. А это уже кое-что. И даже эти мощные стальные рельсы в лабораториях, которые мне изготовили на местном заводе, вместо примитивных трубчатых направляющих. Теперешние приборы износятся, устареют, вуз купит новые, более совершенные, а крепкие, надежные рельсы останутся стоять на столах, пока будет существовать факультет. И мои художественные книги что-то, да значат. Они для меня тоже как мои дети. Мир мудро и рационально устроен: тело человека исчезает, а энергия мыслей, слов и дел остается».

Похоже, Лена, убаюканная позитивными мыслями, тоже задремала.

10

Инна без связи с предыдущим забормотала, может быть, вслух продолжила свои тайные мысли:

– … Вадим уже не пробуждает во мне хороших воспоминаний, и сердцу больше не тесно в груди. Он выветрился из моей головы. А когда-то казалось, что весь свет мира отражается только от него. И верилось в милость небес. Вот ведь как бывает. Так почему же любая мысль о нем до сих пор причиняет мне боль? Эта боль разбитых надежд? Обид? Однажды взглядом выхватила в толпе его лицо. Показалось на миг. И голова пошла кругом, захлестнула волна ошеломляющей страсти, колени подломились. Растерянность перед увиденным была настолько велика. И будто вновь все на свете, кроме него, разом потеряло смысл. Потом еще долго искала, выбирала его взглядом из многих встречных, всё надеясь еще раз увидеть. А считала себя излечившейся. Вот ведь дуреха, втюрилась. Ненавижу! А безжалостный внутренний голос напоминал: сама виновата, сама.

– Не казни, не изводи себя прошлым.

– Давно сдалась, капитулировала. Моя трудность всегда заключалась в том, чтобы воспринятое чувствами скорее донести до разума, проникнуться им. А у тебя все наоборот, – усмехнулась Инна.

– Андрей всё значил в моей судьбе. Он безраздельно завладел моим сердцем. Оно навек отдано ему. «Я им побеждена. И только в том моя победа».

– Ты умрешь побежденной своею любовью! – переделала поэта Галича Инна.

– Я ушла, а душа моя осталась с ним. Я приговорена быть одинокой. Когда мне бывает трудно, я сразу напоминаю себе, что сама выбрала этот путь, и не ною.

– Я слышала, что люди, которые мало любят себя, заполняют свое сердце чужой любовью, попадают в сильнейшую зависимость от объекта своего обожания и считают это настоящей любовью. Нас не учили любить себя.

– И такое случается. Но не со мной. Я часто чувствую, будто Андрей руку мне на плечо кладет, и сердце замирает от нежности. И от того, что прошло много лет, это чувство не утратило очарования, напротив, сделалось еще более драгоценным. Ничего не ушло. Я не знала, что такое желать мужчину, пока не встретила Андрея.

Перед внутренним взором Лены замелькали годы, предшествовавшие их разрыву.

«Руку она его помнит! «Как пригрело солнышко горячо. Положи мне голову на плечо». Хотя разве надо ждать от любимого чего-то необычного, особенного? Но быть верной тому, кто тебе изменил? Идиотизм, – сердито думает Инна. – Остановила в памяти именно это мгновение и молится на него, словно всё остальное не представляет для нее никакого интереса. Может, еще и разговаривает с его тенью и советуется?»

– И зачем вы тогда расстались?