Release my soul
Шрифт:
Из лезвия стального кинжала, который Пресветлая Мать так и не смогла выбросить однажды, сотворились инцы – теневые драконы, не восприимчивые к холодному оружию, не владеющие огнем и не умеющие летать. Основной их особенностью была способность к маскировке, превосходное владение любым клинком, даже если бы они держали его впервые в своих руках, и регенерация, отличная от других. Кто-то по глупости назвал подобную способность бессмертием, создав очередную легенду. На деле все обстояло несколько иначе: инцы были способны провести больше времени в туманном лабиринте, не переходя за Грань, вплоть до момента, пока смерть их тела не будет зафиксирована, а после вернуться к живым по собственному желанию. Вот только действовало это не на все случаи с отхождением к Вратам. Иначе бы получилось идеальное существо. А такого допустить не мог никто: тем самым бы пошатнулось хрупкое равновесие.
Реки и озера заполнили орны, существа с зеленоватым оттенком кожи, водянисто-голубыми глазами
А самые первые представители этих рас, не успевшие еще расселиться по своим основным местам обитания, были собраны под крылом своей главной Матери на небольшом изолированном острове посреди океана, из-за чего потом кто-то создал легенду, будто прародители всех древних родов пришли с той стороны, где луна встречается с зеркальной водяной гладью. Изначально главным светилом была именно эта бледнолицая дева, половину суток проводившая на небосводе, после своего ухода за горизонт уступающая место солнцу на такую же половину дня. У этих детей не было никого, кроме них самих и главной Богини, а потому они друг другу стали ближе, чем иные братья и сестры. А еще все эти дети были созданы по двое и скреплены первородной цепью. С одной стороны, такое действие со стороны Трехликой должно было сразу на корню обрубить все проблемы связанные с созданием семьи и обретением счастья, а с другой… ни в одном мире еще нельзя было обойти судьбу и характер, ни в одном мире невозможно было достичь полной гармонии и идиллии.
Широко улыбающаяся невысокая девочка с аккуратно заплетенными рукой старшей подруги косичками цвета меда и румянцем на щечках-яблочках держала в руках детеныша скорпионохвостой иррлы, что доверчиво тыкался влажным серым носиком в ее ладошки. Обычно эти малыши никому не доверяют, равно как и взрослые особи, редко признающие кого-то равным себе. Не хозяина, нет. Именно равного. Но почему-то к девчушке, что обнаружила явно потерявшийся – ведь не могла родная мать его бросить – комочек с алыми глазами, он вместо того, чтобы ощериться и попытаться атаковать хвостом, вдруг сделал пару неуверенных шагов на слабых лапах, вяло мяукнув. И теперь крайне довольная собой златовласка, предвкушающая восторженную реакцию остальных, неспешно направлялась на поляну, где сейчас играли ее братья и сестры. О, их восхищенные взгляды, брошенные в ее сторону, всегда заставляли зеленовато-серые глаза сиять как-то особенно, а внутри что-то теплело от осознания того, что в эти моменты она стоит на ступеньку выше.
– Лис! – раздался громкий голос мальчишки, что приметил ее первым, после чего в ее сторону тут же обернулось еще пять детских головок, на чьих лицах проступило облегчение. Подруга отправилась куда-то в сторону леса еще с пару часов назад и все никак не возвращалась, отчего некоторые начали выдавать собственное беспокойство: хоть и не должен был никто обидеть детей, девочка могла попросту заплутать или свалиться в реку. А плавать златовласка не умела, отчего-то панически боясь воды.
– Я же просила! – тут же нахмурилась малышка, отчего глаза приняли отчетливый оттенок стали, - Неужели так сложно выговорить три слога? – она никогда и никому не позволяла укорачивать собственное имя, считая это непозволительной дерзостью. Если Пресветлая Мать нарекла ее Илиссой, значит, так тому и быть. А все эти производные вроде «Лис», «Лисочка», «Иличка» и иже с ними вызывали лишь глухое раздражение. Они не рождали никаких теплых чувств даже в возрасте восьми лун, а уж сейчас, когда она перешагнула ту границу, которая начинает выявлять различия между девочками и мальчиками, тем более хотела почтительного к себе отношения.
– Прости, - лицо парнишки даже словно бы поблекло, когда до него дошло, что он снова совершил ту же ошибку, по привычке обратившись к сестре так, как ее называли за спиной, не заботясь о полном имени. Теперь она совершенно точно не станет сегодня вечером продолжать свой рассказ, ведь сказала же, что еще одна попытка обозвать ее «непотребной кличкой», и о том, что произошло далее, они узнают лишь через пару ночей. Для ребят, обожавших сказки златовласки, это было серьезной угрозой. Обладающая богатым воображением и прекрасным актерским талантом, Илисса воистину завораживающе ткала свои истории, так увлекая нечаянных слушателей, что в себя они приходили лишь в момент, когда рассказчица обрывала нить повествования, намекая на то, что луна уже достигла пика на небосводе, и пора бы отдохнуть. Не поддавалась девочка ни на какие уговоры и мольбы, всегда упрямо стоя на своем: если она что решила, то даже Трехликая не заставит дитя изменить этого. Она была достойной дочерью своей Матери. Кто-то даже шептался, что она однажды
займет место среди Высших, еще сильнее поднявшись над всеми остальными, тем более что от нее и сейчас исходило что-то такое, что сильно выделяло златовласку среди ровесников.– Ой, это что? – оказавшаяся ближе всех к вернувшейся на поляну малышке девочка с бледно-зелеными кудрями, так забавно подпрыгивающими при каждом ее шаге, испуганно отпрянула. К ним тут же подтянулись остальные, заинтересовавшиеся внезапной реакцией своей «сестры». Столпившись возле довольной произведенным эффектом златовласки, они переговаривались, не в силах поверить, что в ее руках и правда ребенок иррлы. Кто-то протягивал руку, чтобы потрогать детеныша, но, не осмелившись, тут же отдергивал. Двое мальчишек тут же предложили Илиссе присоединиться к ним в ночной экспедиции в лес, которую они планировали уже несколько лун, но все отчего-то сдвигали назначенный день. Теперь же, восхитившись храбростью «сестры», решились окончательно и желали взять ее с собой, как равную им в своей смелости.
– А ну отошел от Илиссы! – оживленный гвалт окруживших девочку ребят прервал недовольный голос, который не узнать не мог никто. Во-первых, полным именем златовласку называл только один их «брат», а, во-вторых, только он мог столь открыто демонстрировать свое возмущение относительно совершенно невинных действий. Потому что ничего такого не было в обычной улыбке, подаренной Кревану и выражавшей согласие на авантюру, никакого подтекста не скрывалось в дружеском объятии со стороны более эмоционального и непосредственного чем его близнец Лиада. Вот только кое-кто так не считал никогда. Похоже, что создавая его, Пресветлая Мать о чем-то глубоко задумалась, отсыпав собственничества раз в десять больше, чем необходимо. Или же виной всему была маленькая женщина, что словно бы не замечая этого, кокетничала с мальчиками.
– Хэдес, - все с той же очаровательной улыбкой, с которой только что смотрела на черноволосого парнишку, обернулась к нарушителю спокойствия, разбившему короткий миг ее триумфа, златовласка. Те же серо-зеленые глаза, в которых начала прорезаться сталь, те же светлые волосы: стянувший тонкие губы в ниточку юноша безумно ей напоминал саму себя. Разве что не имела она такой причудливой вязи от переносицы вниз к скуле, что по мере взросления расцветала все сильнее, да торчащие во все стороны вихры она б себе не позволила и постоянно хотела усмирить. Что за взъерошенный вид, в самом-то деле? Правда, теперь, когда от него так и расходилась отрицательная энергия, прическа как-то соответствовала общему образу. Медленно приближаясь к вздрогнувшим «ухажерам», как их окрестил про себя Хэдес, он соображал, кому первому преподать урок. Похоже, с ними он еще не проводил воспитательных бесед на тему того, почему не стоит трогать чужих невест, особенно когда эти самые невесты принадлежат ему. А потом он обязательно еще напомнит самой нареченной, что флиртовать, будучи обрученной, не есть правильно. Хотя, судя по смешинкам в родных глазах, где сейчас преобладает почти что весенняя зелень, она нарочно провоцировала его.
– Ну, и кто первый в очереди на просвещение ума? – осведомился юноша, сощурившись. Ребята притихли, вполголоса обсуждая назревающую перепалку и начиная делать свои ставки. На стороне Лиада и Кревана не оказалось практически никого. Не впервые Хэдес заявляет свои права, не впервые очередная партия воздыхателей начинает предпочитать интересоваться златовлаской издалека, пока их мысли не заметил кто-то определенный. Сейчас все явно пройдет по привычному сценарию, но толпа не расходилась, видимо, все еще находя что-то занимательное в обыденных сценах.
– Ты, - фыркнула Илисса, подходя к нареченному со спины и одной рукой обнимая его за плечи, прекрасно зная, что для успокоения этого жеста ему вполне достаточно, - Прекращай уже. Они ничего такого не сделали, - принимая вид абсолютной невинности, совершенно не осознающей, с чего вдруг ее вечный будущий супруг так негодует. И никто не видел, как на девичьем личике, уткнувшемся на пару биений сердца в спину юноши, проскользнула довольная улыбка. Ей так нравилось дразнить суженого, еще с первого дня, как маленький мальчик, почувствовавший цепь первородного брака, отгонял от ничего не понимающей девчушки, подошедшего к ней познакомиться кучерявого парнишку, высыпав тому на голову ведро с песком. Даже будучи совершеннейшим ребенком, Хэдес уже старался сделать так, чтобы никто и помыслить не смел о принадлежащем ему. И пусть не было явного риска потери: у каждого из тех, кто рос с ними, были свои вечные половины, от которых не уйти, - его это не волновало. А вот златовласка, сразу приметившая такую реакцию и проверившая свои догадки несколько раз, внезапно поняла, что можно здорово повеселиться, устраивая подобные представления. Ей было просто по-детски интересно, до чего может дойти этот чудной мальчишка с только начавшимися намечаться рисунками на лице. Точно такими же, как и те, что медленно распускались на тыльной стороне ее левой ладони. Их визуальное связующее звено. Не просто красивый рисунок. То, что активнее всего демонстрирует принадлежность друг к другу кроме внешнего сходства. То, что убьет обоих за возможную измену. То, что о ней сообщит.