Репортаж перед смертью
Шрифт:
Дом… Увы, деревянное двухэтажное строение под черепичной крышей с вечными клумбами пряно пахнущих флоксов и баскетбольной площадкой на заднем дворе давно утратило этот статус, став не более чем пунктом назначения, к которому раз в год мчалась её машина, накручивая на спидометре серые километры дороги. Да, она помнила вкус черничного пирога, который пекла мама по выходным. И сильный с мороза аромат новогодней ёлки, что сердито колола пальцы тонкими жёсткими иголками, когда они с сестрой осторожно, едва дыша, развешивали по веткам прозрачные стеклянные шарики. Она могла услышать, стоило ей закрыть глаза, глухие, размеренные удары мяча по мягкому покрытию и папин голос, насмешливо подзадоривающий: «Ну, что, Лю? Дать тебе фору в пару очков?». Всё это было – яркое, живое, правдивое, настоящее. До смерти Мишель.
А
Нет, отец не принимал сторону матери, он просто молчал. Собираясь на казнь человека, убившего его дочь, поднимаясь по лестнице на чердак с коробками в руках, отвозя соседскому мальчишке новенький велосипед Мишель, снимая фотографию… Господин Хартфилий не сказал ни слова даже тогда, когда Лейла, услышав крики Люси, вошла в гостиную и, недовольно пождав губы, дала дочери пощечину. И лишь гораздо позже, пожив вдалеке от ставших ненавистными стен, глотнув новых, «взрослых» проблем, она смогла понять отца.
Смерть Мишель не просто лишила её родителей дочери, но и разрушила то, что когда-то было крепкой и дружной семьёй. Вместо того, чтобы помочь друг другу, каждый из супругов переживал свалившееся на них горе в одиночку, спасаясь от боли так, как умел: мать – за внешней благопристойностью и строгостью, отец – в молчании и покорности судьбе. Холодность матери задевала, коверкала душу и заставляла Люси искать спасение и поддержку у того, кто всегда был ей ближе, но теперь не мог помочь. Внешне мужественный и уверенный в себе человек, перед лицом столь жестокого испытания Джудо Хартфилий оказался внутренне слаб и беспомощен. В отличие от своей жены, женщины властной и менее эмоциональной от природы, да к тому же обратившейся за поддержкой к религии, глава семейства не нашёл в себе силы (а, может, и желания) противостоять ударам судьбы. Он безропотно покорился воли супруги и поплыл по течению, отгородившись от столь жестокого к нему мира любимыми книгами. Тогда, отчаянно нуждающаяся в помощи, Люси не могла этого понять и простить. И только переступив порог дома и оказавшись от него за несколько десятков километров, девушка осознала всю тяжесть положения отца: она, в отличие от Джудо, имела возможность покинуть это полное скорби и отчаяния место, ему же придётся прожить здесь до конца своих дней.
Телефонный звонок выдернул девушку из воспоминаний прошлого. Едва увидев высветившийся на табло номер, она дрожащей рукой нажала на зеленую кнопку и поднесла аппарат к уху.
– Люси, – голос Стейнлиза был тихий и надтреснутый, словно он говорил через силу. – Мне очень жаль. Прокурор отказался заново открывать дело Драгнила. Придётся действовать через судью, который вёл процесс, но его сейчас нет в городе, а телефон недоступен. Я буду пытаться дозвониться до него в течение оставшегося времени, но…
– Я поняла… – она не маленькая и вполне способна понять столь очевидные вещи. Они проиграли. – Спасибо, Локи. За всё спасибо… – девушка судорожно выдохнула и сбросила звонок. Посидела пару минут, закрыв лицо руками, и снова потянулась к телефону, чувствуя, как дрожат пальцы, пока она набирала номер. Её ждал ещё один неприятный разговор.
***
Она медленно шла по коридору, вздрагивая от малейшего шороха и пряча от попадающихся навстречу людей глаза. Приехать сюда было чистым безумием, но её словно кто-то толкал в спину. Впрочем, как и всегда, когда дело касалось Его. И судьба, словно смеясь над её жалкими попытками вырваться из того сладкого кошмара, в котором она жила уже несколько лет, делала всё, чтобы связывающие
девушку путы лишь сильнее затягивались вокруг неё. Как и сегодня… Она надеялась, что встреча по какой-то причине не состоится, но уже меньше, чем через час сидела перед тем, кого, думала, уже никогда больше не увидит.Он молчал и, чуть склонив голову на бок, смотрел на неё. Прямо в глаза. Так, как только Он это умеет: пристально, спокойно, с чувством осознанного и неоспоримого превосходства – как хозяин смотрит на свою собственность. Она и была Его собственностью, всегда, с первого мгновения их встречи. Так решил Он, и у неё не нашлось сил, чтобы противостоять Ему. И уже не будет.
– Я… – голос сорвался, руки затряслись, и она со всей силы вцепилась холодеющими пальцами в сумочку. Воздуха стало катастрофически не хватать, но под Его взглядом невозможно было вздохнуть полной грудью. Оставалось только дышать быстро и коротко, как собака, чувствуя резь в глазах от закипавших слёз.
– Ты ведь знаешь, что нужно делать, детка? – сидевший напротив нарушил, наконец, молчание, и от этого вопроса, и слова, которым Он назвал её, и Его голоса всё сжалось внутри, словно кто-то завязал внутренности в горячий, тугой узел.
– Да… Да, я сделаю… – выдохнула почти не слышно. Но Он услышал. По губам пробежала улыбка:
– Не разочаруй меня, – медленно поднялся и пошёл к двери, сильный и грациозный, как дикий зверь. И такой же опасный, даже здесь, даже сейчас. Она не осмелится ослушаться Его. Он слишком глубоко запустил в её душу свои когти. Если бы она не приехала, у неё ещё оставался бы шанс вырваться на свободу. Теперь это уже невозможно…
========== Часть 14 ==========
Комментарий к
Фух, я это сделала. Глава писалась очень тяжело. Прошу прощения, если есть косяки - чуть позже обязательно поправлю.
Приятного чтения)
Длинные гудки в трубке начинали действовать на нервы. Пять, шесть, семь… Она знала, что дальше заставлять звонить телефон было невежливо, но понимала: если не поговорить сейчас, потом у неё просто не хватит духа набрать этот номер. И поэтому продолжала считать. На десятом раздался щелчок, и высокий женский голос отчётливо и немного торжественно произнёс:
– Дом Джудо и Лейлы Хартфилиев. Слушаю вас.
Люси невольно сжалась, но всё же заставила себя сказать:
– Здравствуй, мама.
– Люсьена? – странно, мать всегда называла её только полным именем, в отличие от Мишель или того же отца. Последний обращался к ней так лишь в случае, когда у них назревал какой-то серьёзный разговор, но даже тогда не мог долго быть официальным и строгим, довольно быстро переходя на столь привычное краткое «Лю». – Здравствуй.
– Как ваши дела? Папа уже забрал машину из ремонта? Что нового обсуждали на заседании церковного клуба? – она задавала эти и множество других ничего не значащих вопросов, почти не вслушиваясь в ответы. Зачем ей знать, сколько денег собрали на последней благотворительной ярмарке и где проведут летние каникулы соседские ребятишки? Или почему закрыли маленький магазинчик на углу, в котором Люси любила покупать кофейные тянучки. Ей было совсем не интересно слушать описание новой формы, которую школьники станут носить в следующем учебном году по распоряжению мэра, и полный список книг, переданных их семьёй в городскую библиотеку. Но так было нужно. Этого требовали правила приличия. Ведь она была дома год назад, да и звонила не чаще одного раза в месяц, но как послушная и хорошо воспитанная дочь должна интересоваться тем, чем живёт её семья и город, в котором выросла.
А ещё надо рассказать о себе – кратко, не вдаваясь в подробности и не жалуясь: зачем кому-то знать о твоих проблемах? Это невежливо по отношению к другим. Всего несколько фраз, на которые собеседник даже не сочтёт нужным ответить. Но которые нельзя не произнести.
«Люси врушка! Люси трусишка!»
Нет, она так и не смогла избавиться от удушающих оков прошлого. Сколько раз она давала себе слово, что в этот раз обойдётся без лишних, ничего не значащих разговоров? Сколько раз мысленно проговаривала всё то, что собиралась сказать матери, желая раз и навсегда покончить с бесконечной ложью? Но стоило Люси только услышать в трубке хорошо поставленный, размеренный голос миссис Хартфилии, и вся её решимость бесследно исчезала, оставляя в душе противное чувство беспомощности и стыда. Сегодня будет так же?..