Рерайтер

— Это где? — Сразу появился интерес у Светланы.

— Зеленоград, это где-то в сорока километрах от Москвы, — и тут же обрубаю возможный интерес, — медвежий угол.

Но на мою попытку понизить интерес к Зеленограду девушки не обратили внимания.

— И как? Сложно было туда поступить? — Снова проявила интерес Светка.

— Мне повезло, когда я поступал, проходной бал был где-то в пределах двадцати одного, — честно ответил я, — в этом году будет не меньше двадцати трёх.

— Двадцать один? В Москве? — В глазах девушек загорелся интерес.

Вот черт, не учел, что они сейчас прикидывают баллы на уровень местных ВУЗов, поэтому снова попытался понизить интерес к Зеленограду.

— Только там одна проблемка есть. В МИЭТ девушек очень неохотно берут и основной упор в экзаменах на математику делают и физику.

— Не пугай, — тут же отмахнулись от меня, поняв, почему я это говорю.

— Ладно, не буду, — пожимаю плечами, в конце концов, каждый сам кузнец своего счастья.

— А как там с общежитием дела обстоят? — Тоже проявила интерес одна из девушек.

— С общежитием нормально всё, — отвечаю на вопрос, — в прошлом году два корпуса построили, в этом еще два будет. Так что мест хватает.

Потеряв интерес к компании, озабоченной только одним вопросом, «Куда пойти учиться?» решил с ними попрощаться:

— Ну ладно, счастливо отпраздновать?

И махнув рукой, отправляюсь по тому маршруту, который наметил изначально, а за спиной раздался приглушенный голос Светланы:

— Девчонки, я в этот раз в Зеленоград поеду, уж если Климов туда пролез, то уж я по-всякому поступлю.

Мне осталось только горько усмехнуться, не ведают они, что между тем Климовым, которого они знают, и тем, кого они видели сейчас — пропасть. Ну и ладно, нам ли жить в печали?

* * *

В Зеленоград я приехал уже ночью, на последней электричке — рейс самолёта задержали, думал, придется ночевать в аэропорту. А что, сейчас это обычное дело, гостиниц вокруг нет, поэтому зал ожидания в аэропорте напоминает цыганский табор, везде бегают дети, где-то пассажиры соорудили стол из чемоданов и раскладывают на нём перекус. Вот мужики сидят с походными раскладными стаканчиками и делают вид, что утоляют жажду лимонадом, однако у ближайшей мусорной корзины стоит бутылка из под коньяка. А тут, кое-кто умудрился отвоевать сразу три места и устроился на них спать, подложив под голову толстый портфель, сразу видно, что командировочный. Посмотрев на это безобразие я рискнул все же пойти на электричку до Рижского вокзала и не прогадал, всё же успел там сесть на дополнительный поезд до Зеленограда. Утром, в понедельник, заявился в лабораторию.

— Ух ты, — удивился я увидев на улице возле окон лаборатории ящики с оборудованием, — это у нас что?

А это оказались лабораторные печи из самой германии, целых две штуки, все же получилось у Троцкого выбить их для наших потребностей, значит о работе пока можно забыть, так как сейчас будет проводиться демонтаж старого оборудования и монтаж нового. Разведут пыль и грязь до потолка, и настанет конец моей «гермозоне», а жаль, я на неё столько полиэтиленовой пленки извёл.

— Привет, Андрей, — Поприветствовал меня Троцкий, с некоторого времени я уже не вызываю у него изжогу, — видишь, что делается? — Он кивнул в сторону импровизированной бригады грузчиков, состоящей из наших работников, которые крутились возле старых печей, которые уже были сняты с фундамента. Давай переодевайся и подключайся к работе.

И все-таки всякому люду от науки нельзя поручать такие работы, они ведь все привыкают больше думать головой и меньше делать руками. Поэтому время от времени, мне приходилось прерывать их высоконаучные дискуссии на тему каким концом и куда подсунуть лом, чтобы подтолкнуть тяжелый остов старой печи ближе к выходу и просто показывать навыки катания квадратного и таскания круглого, а то с таким отношением к делу и за неделю бы не управились. Новые печи я посоветовал не затаскивать через общий коридор, ведь все это делалось вручную, малых погрузчиков в природе еще не существовало, а запихнуть внутрь через окно. Сговорились со строителями, и они выделили нам старый кран К-51. Окно разбирать не стали, а просто выдернули всю раму целиком из оконного пролёта с помощью того же крана, положили две балки на место подоконника и водрузили на них ящики. Потом ящики спустили по обрезкам труб вниз, а кран просунул свою стрелу внутрь лаборатории и установил распакованные печи сразу на старый фундамент. Правда, тут появились дополнительные работы по замазыванию щелей образовавшихся после демонтажа окна, которые ни при каких обстоятельствах нельзя было поручать высоколобым сотрудникам, но это уже детали.

— Ну вот, — радовался Валерий Ефимович, — осталось только дождаться наладчиков и можно приступать к работам.

— Дождаться наладчиков? — Удивляюсь наивности руководителя лаборатории. — А что, печи на гарантии?

— Неа, — продолжает улыбаться Троцкий, — за гарантию надо платить отдельно, поэтому у нас это не принято. Придется дожидаться наладчиков с Долгопрудного, только там есть такие специалисты.

Э нет, товарищ, нам с долгопрудненскими не по пути. Их и долго ждать придется, и нафиг они здесь вообще нужны.

— Мы и сами можем это сделать, а то еще когда наладчиков нам пришлют. — Заявляю я, стараясь сделать пренебрежительный тон, мол, мы эти печи каждый день на завтрак едим.

— Сами? — Хмыкает Валерий Ефимович. — И каким образом, если вся документация на немецком языке?

— Вот уж не проблема, — продолжаю я играть роль опытного специалиста, — перед вами лучший в мире специалист по немецкому языку. Только сначала надо обвязку сделать, со сварочным аппаратом договоритесь?

Тут надо понять, почему Троцкий сомневается в возможности справиться собственными силами, дело в том, что лабораторные печи, это совсем не то, что люди видят на заводах, это достаточно сложный комплекс устройств. Тут и сама печь, которая может нагреваться до двух тысяч градусов, и несколько термопар, призванных следить за температурой с точностью до градуса в различных частях печи, и система управления печью с механическим программатором, с помощью которого можно строго выдерживать график нагрева и охлаждения зоны. А еще там присутствует оборудование управления средой, с его помощью можно осуществлять продувку зоны различными газами, в том числе и агрессивными, что очень важно для нас.

— Хорошо, — наконец согласился он, — только если не получится, задержка за ваш счёт… — но увидев мою хитрую улыбку, и поняв, что сказал глупость, только махнул рукой.

Еще бы не глупость, теперь у нас единый план работ и «за ваш счёт» тут не прокатит.

* * *

Марьина появилась в лаборатории, когда мы уже видели свет в конце тоннеля казалось бы в бесконечной череде проблем сопутствующих отладке дополнительного оборудования, так как оно уже относилось к отечественному производству. И по ее виду можно было понять, что договориться насчет кремниевых пластин первой категории ей не удалось.

— Как в стену тычешься, — жаловалась она, — вроде бы и не отказывают, а как до дела доходит, сразу стоп и ни шагу дальше.

— Еще бы, — хмыкнул я, — у них кремниевые пластины чуть ли не в министерстве распределяют. А мы кто для них? Так заштатный институт.

— Так уж и заштатный? — Хмыкнула она.

— А какой еще, значимых работ немного, надежда на прорывные технологии маленькая. Зачем им на нас тратить ресурсы? Тут или авторитетом надо брать, что в наших реалиях сомнительно, либо личным обаянием…

Я замер и внимательно поглядел на Нину Григорьевну.

— Что? — Не поняла она моего взгляда.

— Да вот вдруг подумалось, что вам нужно имидж сменить.

— Имидж? — Напряглась она. — Это перекраситься что ли.

— Не только, — пытаюсь быстро сообразить, как бы не нарваться на жесткий ответ на свои не совсем корректные советы, — в имидж включается все, это и прическа, и косметика, и одежда. Но главное это умение общаться.

— То есть, ты хочешь сказать, что я не умею общаться?