Ревизор: возвращение в СССР 32

Рабочий день закончился.

Что тянуть? Надо ехать домой. Будь что будет, — решил он и махнул ещё стопочку для храбрости…

Дома было подозрительно тихо, было слышно только, как жена гремит посудой на кухне.

Он переобулся и прошёл на кухню. Жена занималась готовкой и делала вид, что не видит и не слышит его.

— Свет, — позвал он, но она не отреагировала. — Светка, — подошёл он к ней сзади и попытался обнять за талию.

Тут её прорвало… Он едва успел увернуться от разделочной доски, которую жена удобно ухватила за ручку. Куски хлеба полетели на пол…

* * *

Глава 19

* * *

Москва. Квартира Головиных.

— Ах ты, сволочь! — закричала она и замахнулась второй раз.

Главное, по голове не дать стукнуть! — успел подумать он, перехватывая её руку.

— Ах ты, подонок! Мерзавец! — кричала жена, пытаясь вырвать руку и огреть его.

— Прости, Свет. Бес попутал, — вырвал он грозное оружие, обнял её и прижал к себе.

— Ты что же, все деньги за дом бабкин на шалаву свою спустил?! — продолжала вырываться она.

— Да с чего ты взяла? — отодвинул он её от себя на вытянутых руках. — Лежат они вон, в шкафу, на верхней полке, под постельным бельем! Все до копеечки! — честно глядя жене в глаза, ответил он, а в голове у него уже сложился план обороны. Раз ее деньги главным образом волнуют, то есть шанс выпутаться…

— А на что же ты любовнице квартиру снимал и икрой чёрной кормил?

— Это кто тебе уже такое наговорил? — возмутился он, холодея от уровня осведомленности супруги.

— Ирка Истомина звонила и всё мне про тебя рассказала!

— И ты ей поверила? Эта корова всегда тебе завидовала! Это ж надо, пару букетов превратить в съёмную квартиру и чёрную икру!

— А на букеты где деньги брал? — недоверчиво спросила она.

— Премия была, — виновато опустил он глаза.

— Сволочь! Премию какой-то шалаве отнёс! Вместо того, чтобы о семье подумать! О детях!..

Из своей комнаты выскочили перепуганные дети. Пришлось им обоим снизить градус накала, чтобы успокоить их и загнать обратно в детскую.

А потом жена горько разрыдалась, и он долго и старательно успокаивал её, крепко обнимая…

— Ты меня так опозорил! — сквозь рыдания повторяла она. — Спать будешь в детской!

— Хорошо, дорогая.

— На полу!

— Да, дорогая.

— Выгнала бы тебя к чёртовой матери, если б не дети! Скотина такая!!!

— Согласен, дорогая, — начал он целовать её в макушку, безмерно радуясь, что она не гонит его прочь из квартиры…

* * *

Москва. Гагаринский райком.

Получив от председателя парткома трикотажной фабрики «Луч» информацию о проведенных мероприятиях, Володин позвонил Захарову.

— Виктор Павлович, по главному инженеру трикотажной фабрики «Луч», той самой фабрике, помните? Звоню сообщить, что меры приняты, — поспешил доложить он. — Сегодня на фабрике состоялось партсобрание, на котором его исключили из партии за аморальное поведение. Парторг фабрики «Луч» также побывал в МГУ по поводу его любовницы. Все ответственные лица поставлены в известность.

— Вижу, что работа проведена, Герман Владленович. Но хотелось бы, чтобы впредь нужды в ней больше не было.

— Разумеется, Виктор Павлович, — поспешно согласился Володин и они сухо попрощались.

* * *

Посторонний, случайно услышавший этот их разговор, не обратил бы на него никакого внимания, обычный разговор двух партийных функционеров. Однако Захаров понял из доклада Володина гораздо больше, чем понял бы кто-то другой, и крепко задумался, положив трубку.

Значит, Быстрову сбивал с панталыку Головин, — сделал он вывод, — Володину пришлось его убрать… И это правильно. Зачем такой неуправляемый персонаж в таком серьёзном деле? Но Головин был посвящён во все тонкости работы трикотажной фабрики. А фабрика-то теперь наша… Что же с ним делать? Нельзя его из-под контроля выпускать. Сегодня уже поздно, а завтра надо обязательно по его поводу какое-то решение принять и его в известность поставить. Пока он с горя не запил и не начал языком трепать направо и налево.

* * *

Москва.

Придя домой после комсомольского собрания, Регина не знала, чем заняться, чтобы убить время до прихода Юры. Ярость и обида не давали думать ни о чём другом, кроме того, что её сегодня, не считаясь ни с чем, исключили из комсомола! Она не видела на собрании Гусева, но Луппиан без его ведома и шага ступить не может! Он знал обо всём, наверняка! Небось, это он и велел Луппиан устроить сегодня этот цирк! Ну он ещё пожалеет об этом! На что он рассчитывал? Что она станет унижаться и оправдываться перед ним? Или, может, она перед студентами сегодня должна была распинаться и оправдываться? Да кто они такие?

Она сама не заметила, что нервно ходит взад-вперёд по комнате, то и дело поглядывая на часы. Вот сейчас Юра придёт, и она все ему расскажет!.. Они ещё пожалеют все!

Но прошло обычное время, когда он приходил, а он так и не появился. Прошло ещё полчаса. Она стояла у окна и с каждой минутой осознавала всё яснее, что он уже не придёт…

Регина не смогла ждать и отправилась к нему, благо адрес его она знала, списала с его паспорта как-то, пока он в душе мылся…

Как знала, что пригодится! — думала она, начиная злиться и на любовника тоже. — Не мог зайти и предупредить, что его не будет сегодня! У меня и так неприятности, а ещё и из-за него волноваться!

Придя к дому Головиных, она быстро определила, в каком подъезде нужная ей квартира. Она не спешила заходить в подъезд, а осталась во дворе, просчитывая, как ей лучше поступить?

Если у него дома жена, она не даст нам спокойно поговорить, да и он может разозлиться, что перед женой его появилась, проблемы ему создаю, — думала она. — Надо его как-то вызвать во двор… Может, кого-то из соседей попросить помочь?

Пока она стояла и ждала, что кто-нибудь выйдет из нужного ей подъезда, высчитала и Юрины окна по номеру квартиры. По её прикидкам, они должны были выходить во двор. Единственное, она не знала, сколько комнат у Головиных в квартире, одна, две или три? Сколько всего у них окон?..

* * *

Жена уже почти перестала плакать, только изредка всхлипывала. Она стояла, отвернувшись от него, около обеденного стола, Юрий обнимал её сзади за талию и целовал в шею, в ухо, куда мог дотянуться.

— Уйди от меня! — шлёпнула она его по плечу. — Не зли, пока не передумала! Иди в детскую! Детей лучше успокой, кобелина!

Пришлось ему идти в детскую. Оба ребенка опасливо посмотрели на него, когда он вошел. Крики, которые они слышали, их напугали. Они понимали, что между родителями происходит что-то нехорошее. Головин попытался успокоить их, как мог. Наконец, вроде, получилось. Сын сел рисовать, и Головин присел рядом с ним на ковер, а старшая дочь пошла к окну, задернуть шторы, как велел ей отец.