Ревизор: возвращение в СССР 35

Начальник пришел вовремя и сел в машину к Мещерякову.

– Как все прошло, Юрьич? – немного напряженно спросил он его.

– Чисто, Виктор Павлович, – улыбнулся тот. – Есть и результат, которому можно порадоваться.

И он показал Захарову тот самый блокнотик, аккуратно взяв его из бардачка, предварительно обернув платком пальцы. Тот в недоумении следил за его манипуляциями.

– У меня есть хирургические перчатки. Можете надеть их и лично ознакомиться. Будет познавательно.

– Что это? – спросил Захаров, не спеша надевать предложенные Мещеряковым перчатки.

– Дружинины, оказывается, уже лет восемь, как вели бухгалтерию всех своих нетрудовых доходов, включая взятки. От кого, за что… Поразительная наглость и беспечность! Этот блокнотик лежал на куче денег, там почти пятьдесят тысяч рублей лежало… Деньги мы оставили, а вот блокнотик я решил взять.

– Я же сказал, ничего не брать! – вспылил Захаров.

– Но вы сами подумайте, Виктор Павлович, – примирительным тоном сказал Мещеряков, – это железный компромат против Дружининых. Если только лапу на нас задерут, стоит его показать, как они тут же на колени упадут, и от любых действий против нас не только откажутся, но и умолять будут простить их. Достаточно это подкинуть куда следует, и как минимум муж у Дружининой сядет. Тут его почерком сразу несколько уголовных статей подтверждено…

– А как же то, что доказательства должны быть изъяты должным образом?

– Так сам блокнот не особенно и важен. Нам вообще его светить нельзя, по-хорошему. Тут же и суммы указаны, что Дружинина от брата получала за то, что на фабрике контролировала местное начальство. По этой информации начнут раскалывать руководство фабрики, которая теперь в нашем ведении, что нам совсем ни к чему. Брата Дружининой не посмеют трогать, он слишком высоко сидит, а вот их возьмут.

Для нас главное, что тут указано – кто и в какой сумме давал Дружинину взятку. Зная это, расколоть взяточника проще простого. Придет к любому из них сотрудник, назовет все это, скажет, что Дружинин его сдал с потрохами. Но если он напишет явку с повинной, ему скостят срок. Девять из десяти сядут и напишут в такой ситуации. А это уже юридическое основание сажать Дружинина…

– Хитро, – одобрил Захаров. – А они ничего не сделают, увидев, что блокнотик с такой информацией пропал?

– А что они сделают? Паниковать будут. Может, и вовсе из Москвы куда уедут, что для нас вообще хорошо. Но главное, что они теперь с потрохами в наших руках…

– Ну, тогда ладно, – проворчал Захаров, – подумать только, уже работнику ВЦСПС, оказывается, взятки дают… За что, интересно?

– Ну так он может по жалобе трудящихся на такие факты неприглядные на том или ином производстве наткнуться, что местному руководству легче его подкупить, чем давать делу ход…

– Разве что так…

***

Москва, дом Дружининых

Спиридонов, уже в обычной одежде, надев кепку-аэродром так, чтобы козырек закрывал половину лица, вернулся в тот же подъезд. Поднялся на нужный этаж. Долго простоял у соседской двери вне поля глазка, прислушиваясь. Вроде не было никаких признаков того, что за ней стоит бдительная старушка, которая при малейшем звуке подскочит к глазку смотреть, что происходит на площадке. Надев хирургические перчатки, он быстро вскрыл замки в квартиру Дружининых. По второму разу всегда выходит быстрее.

Найдя нужную коробку, обмотал ее примеченной при обыске марлей и так и понес, выходя из квартиры. Дверь закрывать за собой не стал, просто прикрыл. Новостройки, тут много кто с коробками всякими ходит со строительными материалами, никакого удивления ни у кого это не вызовет. А в паре кварталов отсюда помашет у дороги трешкой, и его подкинут туда, куда он скажет.

– У тебя, Юрьевич, зарплата побольше моей будет, и намного, – пробормотал он, – а мне эти деньги всяко нужнее будут, чем этим жуликам… Раз уж, как ты сказал, мы больше к ним подходить не будем, то ты и не узнаешь об этом никогда…

***

Москва, МГУ

После лекций сразу поехал к Гусеву. Обещал же Ильдару глянуть, нет ли там чего-то нового для их группы, работающей по обращениям граждан. В понедельник еще хотел съездить, но там плотненько все сошлось, не получилось.

Повезло, он был на месте.

– Как дела, Анатолий Степанович? – спросил его, заходя в кабинет.

– Ивлев! Я уж думал, позабыл ты про нас, – явно обрадовался он.

– Как у вас дела, летом, надеюсь, поспокойнее?

– Было бы поспокойнее, если бы не нужно было бы оказывать содействие работе приемной комиссии, – поморщился он, – а как у тебя дела?

– Да все нормально, кроме того, что скоро придется ехать в Берлин на этот, как его, фестиваль? Или конференцию?

– Ты про X Международный фестиваль молодежи и студентов? Да, видел в списке твою фамилию. – кивнул он. – Не хочешь ехать? Почему?

– Да был я уже в прошлом году в Германии, в городе Ростоке. Там хоть море есть. А что в Берлине? Жара и бетон? Этого добра и в Москве хватает, и никуда ехать не надо.

– Ты прямо как старик разговариваешь… – усмехнулся Гусев и назидательно сказал, – а в твоем возрасте путешествовать самое то.

Уел, что сказать. Знал бы еще сам, как он меня уел. Я же и точно, все еще частенько ворчливый старик… И не болит уже ничего, как раньше, и локти на пол свободно положить могу, а не кряхтя сгибаюсь, а привычка-то осталась…

– А что город немецкий так странно называется? Словно Росток, только ударение другое?

– Так треть территории Германии – это славянские земли. Их дранг нах Остен не в двадцатом веке появился. Вот у этого славянского города даже название оставили, только ударение поменяли, чтобы им удобнее произносить было.

– Вот же, фрицы… Хорошо, что мы их остановили.

– Не то слово! – согласился я. – Ну и еще один момент, почему не хочу ехать – меня в последний момент в этот список вставили. А у меня уже планы были. Жена с детьми поедет на море в Палангу, а я в Берлин. Чувствуете проблему?

Гусев покачал головой, словно попытался эту проблему почувствовать, но пока не очень выходило, а я его тут же спросил, чтобы не развивать дискуссию дальше. Хватит, поболтали, пора и делом заниматься:

– А не подскажете, моя группа по письмам на каникулах, или кто-то еще работает? Хотелось бы ознакомиться с результатами предыдущей работы. Да и в Комитете по миру спрашивали, нет ли чего, в чем они тоже могут поучаствовать.

Как всегда, при упоминании Кремля и совместной работы с ним Гусев тут же пришел в движение. Поднялся, взял ключи, повел меня к выходу. Уже в коридоре сказал:

– Как не работает, работает группа. Только в усеченном составе. По очереди девушки решили письма разбирать, одни в июле, другие в августе.

– Ну, сколько же мне нужно будет им сладостей притащить, чтобы оправдать работу знойным летом в кабинете…

– Лучше уж нисколько. Они сейчас в дверь все проходят, и меня это полностью устраивает, – пошутил Гусев.