Ревизор: возвращение в СССР 39

* * *

Москва, отдел по выставкам, ярмаркам и презентациям Торгово-промышленной палаты

Андриянов, узнав от секретаря, что его срочно вызывает Рябко, направился с легким сердцем в кабинет руководителя. Они вчера отлично отработали вместе по новой выставке, так что Андриянов предвкушал заслуженную похвалу и даже, возможно, поощрение. Рановато конечно, еще не все сделали, но большая часть работы по этому мероприятию позади, так что почему бы и нет.

— Ну что, допрыгался! — огорошил его Рябко с порога, едва Андриянов дверь кабинета успел закрыть. — Сам прокололся, ловелас недоделанный, да еще и меня под удар подставил. Не знаю, как теперь выкрутиться.

— Что случилось, Федор Маркович? — спросил растерянно Андриянов, пытаясь понять причину гнева начальника.

— Это ты меня спрашиваешь, в чем дело?! — заорал на него Рябко. — Это я должен спрашивать, что ты себе позволяешь и кем ты себя возомнил вообще! Почему о твоих выкрутасах мне сам председатель рассказывает, грозясь уволить и тебя, и меня за компанию, раз у меня такой заместитель. Какого черта тебе эта баба замужняя из отдела книгообмена понадобилась? Мало вокруг тебя вьется молоденьких? Ты что устроил там?

— Я не понимаю, о чем вы говорите, Федор Маркович, — попытался Андриянов сделать недоуменный вид, — это клевета. Кто-то явно на меня наговаривает.

— Ты мне здесь лапшу на уши не вешай, — зло ответил Рябко. — Знаю я тебя не первый год, целочку не строй здесь передо мной. Мне рассказали и про твою попытку в Болгарию попасть, и в Крым. Да я и сам не идиот, вспомнил все твои выкрутасы в последнее время… Догадаться несложно, откуда что растет… Ты хоть понимаешь, что доигрался? Из-за тебя у нас конфликт с Союзом обществ дружбы. Твое дело на контроле лично у Блащицкого. И уверяю, ничего хорошего от него не жди. Он мне такую выволочку из-за тебя устроил, что боюсь, недолго мне в начальниках здесь ходить.

Андриянов после этих слов начальника не на шутку струхнул. Рябко он знал неплохо, паникером тот точно не был. Они вместе такие комбинации иногда проворачивали, не раз по краю ходили. Нервы у Рябко были железные. Так что, если он так настроен, значит действительно дело серьезное. Но как все всплыть могло? — ломал голову Андриянов, пытаясь сообразить, как построить дальнейший разговор с начальником. — Неужели Морозова такими связями располагает? А Белоусова чего тогда молчит, даже не предупредила его? Хотя о чем он… Если Морозова той все рассказала про то, что он пытался за Галией приударить, то Белоусова с ним даже здороваться теперь не будет. Баба она вздорная… Что же делать?

— Федор Маркович, каюсь, бес попутал, — пошел на попятный Андриянов, решив, что повинную голову меч не сечет и надо начальнику признаваться, чтобы попытаться заручиться его поддержкой. — Но все уже в прошлом, клянусь вам. Да, летом был момент, увлекся немного. Но уже давно остыл. И не понимаю, кто из этого эпизода такой скандал раздуть пытается. Там вся ситуация яйца выеденного не стоит…

— Остыл?! — снова рассвирепел Рябко. — Мозг у тебя остыл! Ты правда не соображаешь ничего? Ты меня не слушал, что ли?! О твоих похождениях мне рассказал сам Блащицкий! Дошло до тебя наконец? Председатель торгово-Промышленной палаты в курсе твоих похождений и злоупотреблений служебным положением, кстати, тоже. Он лично это дело контролирует. И твой лепет про клевету и легкое увлечение тебе не поможет. Все уже все знают. Прямо сейчас Блащицкий парторга к себе вызвал и решает, как с тобой поступить…

— Но как быть, Федор Маркович, — не на шутку растерялся Андриянов. — Должен же быть выход. Я ведь компетентный сотрудник, пользу приношу нашей организации немалую. Оступился раз, с кем не бывает. Вы ведь меня поддержите? Я всегда на вашей стороне был, вы же знаете. Никогда вас не подводил. Помогите…

— Никогда не подводил? — ядовито процедил Рябко. — А сейчас ты что сделал? Нет уж, товарищ Андриянов. Ты под угрозу всю мою дальнейшую карьеру своими прихотями поставил. Так что теперь ты сам по себе. Заварил кашу — расхлебывай. И не жди, что я помогать тебе брошусь. Топить специально не буду, все же много лет вместе проработали, но чтоб помочь даже пальцем не пошевелю. Не рассчитывай. Все. Разговор окончен. Можешь быть свободен.

Андриянов, совершенно раздавленный, вышел из кабинета начальника и направился к себе, не понимая, что теперь делать и как спасать ситуацию. Терять эту работу он категорически не хотел.

* * *

Москва

Приехал на кафедру, парни наши уже сидели в огромном кабинете, и немного волновались. Антураж был соответствующий — шкафы с противогазами на полках, плакаты по военной подготовке на стенах висели плотно, почти сплошняком. Я особо не волновался — я армию прошел в прошлой жизни, что мне учеба в университете… Это же облегченный вариант, само собой, один день в неделю. Знал уже, правда, что у нас специализация будет по ПВО. Вот в ней я уже ничего не понимал…

С удивлением увидел в аудитории Булатова.

— А ты что здесь делаешь? Ты же в армии служил!

— Сказали, что сюда всем надо, кто служил и кто не служил, — раздосадованно ответил староста.

— Вот оно как…

Совсем я перестал волноваться, а вместо этого даже и обрадовался, когда к нам пришли два человека, которых я прекрасно лично знал. Полковник Мамаев Пётр Платонович и майор Евдокимов Николай Андреевич. Те самые, которые университетские соревнования по стрельбе проводили у Догеева на полигоне Лосиного острова.

Они оба тоже меня узнали, я же по своей вечной привычке на первой парте устроился, на которую никто не претендовал. Мне все равно где сидеть, на первой парте или на последней, если преподаватель что-то бестолковое говорит, не проблема абстрагироваться и о своих делах думать, поедая его преданными глазами. Навыков из прошлой жизни у меня много полезных, жизнь прожить — не поле перейти… А когда ты на первой парте сидишь, у тебя сразу в глазах преподавателя плюс один балл к возможной оценке. Он тебя уже как облупленного к экзамену или зачету помнит, и благоволит, а гонять будет бездельников, которые на задних рядах кучкуются и болтают, раздражая его…

Евдокимов мне кивнул даже сдержанно, а Мамаев не снизошел. Ну так я не обиделся, у нас тут не клуб любителей литературы, чтобы с драматургом Ивлевым здороваться и трястись над ним. Это армия, сынок! Пусть и в стенах учебного учреждения…

Полковник запугивал студентов обязательным посещением и строжайшей дисциплиной на занятиях. Где-то в полчаса уложился. Затем представил Евдокимова, взглянул на часы и покинул нас.

— Здравствуйте, товарищи студенты! — сказал майор, и начал в разных вариациях повторять то же, что до него полковник.

Но он уже развивал эти же мысли в пределах часа. А потом объявил, что все свободны до следующей пятницы. В которую у нас будет строевая подготовка, которая поможет нам стать настоящими мужчинами.

Все пошли к выходу, а Штирлица, то бишь меня, Евдокимов попросил остаться.

Когда все вышли, майор сказал:

— Значит так, Паша. Полковника нашего вчера сильно разъярила ваша замдекана, как ее там, Эмма…

— Эдуардовна, — подсказал я.

— Все требовала свободного посещения на военной кафедре для некого Ивлева, ссылаясь на просьбу ректора. Приказать он нам не может, такая у нас специфика, но настырная твоя замдекана, и Мамаева сильно на коня подсадила. Не любит он такого. Правда, мы с ним не сразу сообразили, что это ты тот самый Ивлев, что на стрельбище первое место на соревнованиях занял.