Ревность волхвов

А Горелов продолжал:

– Дорожка там узкая. Поедем. Ты на своей машине, я – на своей. Навстречу друг другу. На полном ходу. Кто не выдержит и отвернет – улетит в пропасть.

Глаза его горели. Он действительно казался психом.

– А если никто не отвернет?

– Тогда сойдемся лоб в лоб. Там уж поглядим, у кого ремни с подушками лучше.

– Замечательно! Оба останемся на всю жизнь калеками…

Он пожал плечами и с вызовом произнес:

– Я готов рискнуть.

Бред какой-то! Взрослый вроде бы человек…

– А я – нет, – твердо сказал я. – Хотя бы потому, что мне моей машины жалко.

– Пытаешься увильнуть?

– Если ты так хочешь дуэли – давай придумаем что-нибудь другое, – спокойно промолвил я.

В этот момент я вдруг почувствовал к нему расположение. И жалость. Вон, мешки под глазами какие – на пол-лица. Эх, наверное, я и вправду мерзавец!.. Зачем я его-то оскорбил, переспав с Женькой!.. Но она-то какова!.. Все выложила мужу!..

– Или, – с наружным спокойствием произнес он, – сыграем в «русскую рулетку».

Я подумал, что он, вероятно долго просчитывал, возможно, бессонной ночью, разные варианты.

– Это как?

– Поднимаемся туда же, на гору…

Далась ему эта гора. Или он хочет избыть свою психологическую травму на том же самом месте, где она ему была нанесена?

– …И бросаем жребий, – продолжал Петя. – Красное или черное, чет-нечет, орел или решка… Кто проиграл – сам садится в свою машину и добровольно летит с обрыва… Никакой полиции, все шито-крыто… Несчастный случай…

– Это мне нравится чуть больше, – молвил я. Хотя ни фига, конечно, не прельщала меня перспектива с пятидесятипроцентной вероятностью бросаться в многометровый обрыв.

– Но нужны секунданты, – добавил он. – Чтобы никто в последний момент не струсил.

– Секунданты? Не слишком ли пафосно?

– А ты привык шуршать втихаря? – зло бросил мой противник.

– О’кей, – я пожал плечами. – Кого возьмешь в секунданты ты?

– Я?

Он, кажется, не ожидал, что я так быстро соглашусь. У меня затеплилась надежда: может, еще обойдется? Может, нам удастся договориться по-хорошему? Вряд ли ему тоже хочется помирать, в его-то тридцать восемь лет.

– Я возьму Иннокентия, – молвил он. – А ты?

Я задумался. Саня, после всего, что произошло здесь, – точно нет. А больше у меня и выбора не имелось. Не посольскому же мальчику Бокову предлагать стать свидетелем дуэли.

– Итак? – нахмурился Петя.

– Родион, – бросил я.

Горелов удивился (видимо, тому, что я выбрал не Саню) и молвил:

– Идет.

– Знаешь, – сказал я, стараясь держать тон дружелюбным настолько, насколько позволяла ситуация, – давай-ка мы еще раз проговорим условия. Может, придумаем что-нибудь другое.

– А в чем дело? – спросил он заносчиво и высокомерно.

– Мне машину жалко. Особенно свою. Она-то в чем провинилась?

– Она тебе больше не понадобится. Впрочем, можно иначе, – сказал мой соперник после паузы, – тот, кому не повезет, просто разбегается и прыгает вниз с обрыва.

Да, девушки, беседовавшие тогда на крыльце, были правы: Горелов – действительно не кто иной, как опасный сумасшедший.

«Что ж, – подумал я, – это чуть получше. Если не повезет и мне придется прыгать с обрыва вживую, больше шансов, что секунданты удержат. Я особенно вырываться не буду».

Мне о-очень не хотелось помирать из-за такой ерунды, как банальный секс с чужой женой.

– Ладно, – молвил я. – Договорились.

Мой противник, кажется, обрадовался.

– Давай скажем секундантам, да не будем тянуть, поедем на гору.

– А почему сейчас? Дуэль обычно назначают на рассвете. Может, мне надо завещание написать. Письма любимым женщинам.

– Не юродствуй! – отрезал Петя и зло добавил: – Придурок!

От гнева я сжал кулаки, но сдержался и продолжил ерническим тоном, стараясь сбить накал страстей:

– Я хочу переодеться в чистое и принять душ. Я не могу помирать потным и в горнолыжном костюме.

Тут вдруг что-то хлестнуло меня по лицу. Я отшатнулся. Петя залепил мне мощную затрещину.

– С-сука… – проговорил я, сплевывая на снег кровь. Он ухитрился рассечь мне губу.

– Не надо шуточек, – тонким от злости голосом попросил он. – Не надо. У нас все всерьез.

– Да уж теперь, пожалуй, всерьез. Жди меня здесь через час. Ты сдохнешь.

…Через полтора часа мы поехали на машинах на гору. Настроение у меня было хуже не придумаешь. Какого черта эта Женька выбрала именно мою персону объектом для своих приставаний? Какого дьявола я пошел у нее – и у своего телесного низа – на поводу? Зачем она, стерва, рассказала все мужу?

В итоге мы с хорошим, умным, несчастным парнем стали врагами. Да что – врагами! Если он не отступит, если доведет затею с дуэлью до конца – одному из нас суждено погибнуть. Ну разве не глупость! А ведь я тоже не стану просить пощады. Я упрямый. К тому как я могу потерять лицо перед Иннокентием и Родионом?

Родион сидел рядом со мной в моей «Хонде». Молчал, по обыкновению. Впереди подмигивали стоп-сигналы «Лендровера». В нем ехали Петя и Иннокентий.

От передней машины летела снежная пыль. Мои дворники раз за разом счищали ее с ветрового стекла.

Постепенно началась полоса тумана, а вскоре в нем уже потерялись и габариты Петиной машины, и обочины дороги, и все на свете.

Мы прихватили с собой рации. Наша прохрипела голосом Горелова: «Останавливаемся». Я сбавил скорость. Впереди, на площадке для отдыха, что-то чернело. Возможно, то был «Лендровер». В атмосферном молоке не видать ни зги. Я затормозил на ощупь и чуть не впилился в Петину машину.

Процедуру дуэли обсудили раньше, внизу. Родион захватил с собой карты. Он будет метать банк. Кому выпадет пиковый туз – тому и помирать. Несчастный может прыгнуть с обрыва сам. Может усесться в свою машину и полететь в пропасть на ней. Как он сам решит и пожелает. Свобода, блин, выбора.

Выбора смерти.

Мы выбрались из машин. Вдруг налетел резкий порыв ветра, и туман, как по мановению волшебной палочки, рассеялся. Словно завороженные, мы все вчетвером подошли к краю площадки. Летом отсюда, наверно, открывался восхитительный вид. Сейчас зрелище выглядело грозным, пугающим. В мерцании белого снега и свете луны стало отчетливо видно, что вскорости ждет того, кому не повезет, – меня или Петьку.

Пропасть, расстилавшаяся под нами, вызывала холод в спине и дрожь в коленях. Где-то далеко-далеко, у горизонта, угадывалась тундра, полузамерзшие озера и озерца. Чуть ближе к нам сверкали фонари поселка, вилась освещенная лента автодороги. Потом в гору начинал карабкаться лес – черные страшные ели. А еще ближе к нам в снегу громоздились валуны. И скалы, кое-где присыпанные снегом, хищно вздымающие свои зубы. А между скалами и снежными валунами – бурная горная речка, не замерзшая, невзирая на минусовые температуры. Мы слышали ее шум.