Революционер

Сейчас, при свете дня, я удивлялся тому, какое расстояние умудрились пробежать Терминатор и Добб, удирая от погони. Вдалеке стайка каких-то зверей разбирала на запчасти и металлолом покореженные Бурым машины — они отсюда напоминали заботливых муравьишек, что, завидев кусок еды на асфальте, немедленно организуют к нему дорогу, сбор и доставку в муравейник. Только у них муравейника не было — всё растаскивали куда-то по сторонам, и работали, очевидно, те же самые бандиты, только более беспринципные.

Посмотрев на вокзал, я понял, что наши времени даром не теряли — на крышах появились «гнездовья» снайперов, около ворот вокзала — часовые, патрули. Похоже, мы привлекли к себе слишком много внимания — теперь стоило поставить охрану, чтобы та же группировка, что на нас напала, не вздумала мстить.

Отдав честь часовым, я вошёл внутрь вокзала — просторное, светлое помещение с чудом сохранившимся огромным окном, выходящим в сторону платформ.

Когда-то этот вокзал был гораздо ближе к Москве, и его называли Ярославским, но времена сделали своё дело — центр застраивался, и там было не место железным дорогам. Вокзал перенесли — разобрали по кусочкам и перестроили здесь — достроив большую часть того, что сейчас порушилось или было непригодно к использованию. Главный терминал после войны превратился в огромный госпиталь — до сих пор отголоски этого были собраны в подвалах здания. Но там было собрано всё самое важное и ценное из всего, что осталось здесь после окончания войны. За это стоило бы сказать спасибо тем ящерам, что это собрали — и тут-то до меня дошло!

Мне кто-то вчера врезал в глаз! Действительно, а из-за чего это бы мне так взять и потерять сознание? Нападавший был довольно сильным — я всё-таки далеко не хиляк…

Я быстро пересёк терминал вокзала, обходя разбитые палатки и редкие кострища — откуда только дрова взяли? Направление спрашивать не пришлось — и так было понятно, что я проспал что-то. На платформе было построение.

Я вышел из здания, встав под навес и смотря на всех наших бойцов, которые выстроились в ряд. По ряду ходили звери — я даже знал, что их должно быть ровно двенадцать — и выдавали жалование за последние три-четыре месяца. Сущие копейки, на самом деле — но этого должно было хватить тем, кто хотел оторваться в Москве или помочь своим родственникам.

Одним из двенадцати должен был быть я — и пока что не видел, кто меня заменят, но наверняка это был Добб. Никому другому Шакал такое важное дело не получил бы, да и к тому же он доверял ему как мне. Я не решился выходить из-под навеса, так как на улице моросил дождик, а я в кои-то веки был чистым и ухоженным. Хотя смотр бойцов проводил наш генерал — я всегда мог сказать, что только что очнулся и пришёл сюда — не в форме, расхлябанным и вообще не солдатом. У меня отпуск.

— Эй! — раздался знакомый голос за моей спиной. Я обернулся.

— Добб? А разве не…

— Ничего я не раздаю. За наш вагон шакал раздаёт сам, — кивнул он. Доберман был удивительно одет — кожаный плащ, чёрные штаны, рубашка. Даже пояс снял, на котором у него обычно болталась «подпитка» для системы жизнеобеспечения.

— На парад собрался? — подколол я своего друга.

— На гражданку. Триста лет службы меня очень утомили.

— Ты так говоришь, будто ни разу в увольнительную не ходил! Не говоря уж о самоволках…

Доберман громко засмеялся, но в строю на нас не обратили внимания. Мы с ним наконец-то поздоровались по своему обычаю — стукнув друг друга кулаками.

— Куда ты свой гранатомёт-то дел?

— Отдал командиру на хранение, — спокойно ответил Добб, — Генерал обещал поощрить, кстати и после увольнительной.

— Чего это он такой щедрый?

— Да, змей его знает. Говорит — отлично справились, были первыми. До этого из института никто такое топливо не выносил — опасно, мол.

— На своей шкуре убедились, как опасно…

Я почесал у себя промеж ушей и покосился на свой пулемёт. Наверное, стоило его сдать, а это было невозможно до окончания построения.

— Может, оставишь его? Мне непривычно без оружия… — предложил Добб.

— Да, а мне-то как непривычно, что ты без оружия. Хотя нет. Вот Терминатора без своего пулемёта увидеть — вот это из ряда вон! Да, кстати! Кто меня вчера бил? — спросил я.

— Ага, круто он тебя приложил. Это был мэр Москвы.

— ЧТО?!

– Нет, друг, это был кто. Мэр Москвы. Он тебе по морде заехал — а ты сразу отрубился. Ну тут мы с песцом подоспели, ящера скрутили. Мотивацию так и не выяснили. Он пытался и нас побить, но ты же знаешь… — доберман постучал себя в грудь, — Мы с Терминатором не из робкого десятка. Он всё что-то шипел про то, какие мы гады, ублюдки и прочие…

— Что ему в голову взбрело?

— Говорят, пацифист он.

— Ах, это…

На платформе высокая фигура в шинели с фуражкой с высокой тульей, из-под которой виднелся нос красного змея, махнула лапой — все солдаты разошлись по вагонам. Я кивнул головой доберману и поднялся на платформу. Наше появление не прошло незамеченным. Змей, слегка улыбнувшись, повернулся к нам, заложив лапы за спину. Одет он был довольно тепло — в длинную шерстяную шинель и хромовые сапоги специально под его лапы. Змею в такую погоду надо было беречь тепло — он вообще должен был бы дрыхнуть в спячке — ан нет. Держался.

Мы подошли с Доббом к змею и отдали честь, встав по стойке смирно.

— Вольно, — кивнул генерал, посмотрел на нас из-под козырька фуражки и хитро усмехнулся — Вот интересно, сможем ли мы с вами поговорить хоть раз как генерал с сержантом и старшим лейтенантом, — спросил змей, обводя нас взглядом. Я расцвёл в улыбке.

— Получается, я теперь второй после командира?

— Именно — коротко кивнул змей, — ваш друг теперь будет заведовать вашей ротой, а вы займётесь более важными делами.

— Разрешите спросить?

Змей кивнул:

— Да?

— Какими? — бодро спросил я. Чтобы это не было — это было лучше, чем открывать дверку в вагоне.

Генерал вздохнул и повернулся к поезду:

— Система залпового огня теперь на вашей совести. Будете содержать её в порядке и надлежащем состоянии. На вас также возлагается ответственность за распределение оружия и боеприпасов.

— Есть, товарищ генерал! — я приложил лапу к виску.

Змей похлопал себя по плащу, что-то нащупывая. Он вытащил из внутреннего кармана два распоряжения и отдал их нам.

— Естественно повышение по званию влечёт и повышение жалования — с премией, разумеется. Но пока я вас попрошу остаться здесь — ещё несколько процедур, на которых вы обязаны быть. А после — денег у вас хватит до окончания вашего месячного отпуска.

— Товарищ генерал, разрешите спросить, — наша остановка будет длиться весь месяц?

Голова кивнул:

— Да, товарищ, лейтенант. Весь месяц.

Мы с Доббом переглянулись, и доберман спросил:

— А что случилось? Почему?

Змей вздохнул и, оглядевшись, посмотрел на нас из-под козырька.