Революция продолжается

– Взрывай и передавай мне!

Затем я запускал остаток по кругу...

– Сворачивай!

– Взрывай и передавай мне!

– А почему до меня доходит такой маленький? –

неизвестно на каком языке поинтересовался лежащий справа от меня поляк. Статуи на Карловом мосту слегка дрожали, на полусогнутых ногах скользили полисы, жадно раздувая ноздри, а что же им еще остается делать? где-то невдалеке под фонарем и в окружении свечей заливался битловскими песнями Айс... С Бразилии...

– О’кэй френд, сейчас, запустим в другую сторону!—

справился я с языком, Сан взорвал, затем свернул, я выдал поляку статую длинной десять сантиметров минус два тяга гигантской силы из первокласных бошек, полисы звенели наручниками и хохотали, Еб играл на кольцах зеленохайрастой герлы из...откуда же она, Айс заливался соловьем полыхая свечою...Или Ленноном... Леннон жил, Леннон жив, Леннон всех живей живых... Это я еще помню...

Затем Сан подсаживал меня в окно того самого погромленного флета на Лиловой или на ухо я ему наступил в другой раз?.. Я взглянул в окно поезда – мы подъезжали к Трутнову, не закрывающаяся дверь развалины-вагона хлопала и из тамбура несло солдатским сортиром...Так сказал Сан, я в армии не был – ему видней. Напьются пива, а потом срань наводят – неодобрительно подумал я об аборигенах и мы выпали на перрон. Кто-то сзади зашипел, я нервно оглянулся – оказалась двери. Затем автобус и...

ЖЕЛАЮЩИЕ УЗНАТЬ ПОДРОБНОСТИ МОГУТ НАПИСАТЬ МНЕ ЛИЧНО – АДРЕС В ИЗДАТЕЛЬСТВЕ!!! ПОЛИСАМ ЗНАТЬ ПОДРОБНОСТИ НЕ К ЧЕМУ!!!

Есть на польско-чешско-польской границе одно хитрое место. Я таких хитрых мест знаю с пяток. ..Так вот – сначала невдалеке от контрольно-пропускного пункта изображаешь туриста с бэгом и палаткой, сворачиваешь с шоссе-трассы, на широкую тропу, ведущую на местную достопримечательность – гору. А метров так через пятьдесят-семьдесят, тропа раздваивается – часть продолжает перется в гору, но умный в гору не пойдет! а часть сворачивает почти назад, но в Польшу...Уже. И изображая туристов, вернувшихся с этой самой горы, мы выпуливаемся уже в Польше, в метрах так ста от пограничного пункта...Без стрельбы и ползания на брюхе, Марго была даже несколько разочарованна.

2.

– Пани, ни потрщебуешь вершонок?! Будешь пекна! –

это мы пытаемся говорить по-польски на центральной площади города Вроцлава. Вершонки – это по-польски хайрврапсы, только отлетают, так как мы вяжем за хипповую цену. Три дойч марки и у нас почти очередь. Вот уже вторую неделю хайврапсим тут, а говорят хипы ленивы... Посмотрели бы на нас сейчас наши мамы – заплакали бы от счастья!

Прайсов нам надо целую кучу. По-польски купа. На ксиву для Джанис...Куда же она бедолага, без ксивы.? Ни куда, вот мы и пашем. Сразу после нашего головокружительного прорыва через границу, мы застопили и домчались до Карпача. Оттуда на местном поченге ( фу-фу-фу) стучат колеса в этом слове об стыки рельсов) до Елени Гуры, там френд, пару дней оттяга, овощи со своего огорода, Войтек бывший хипарь, правильней сказать нынешний хипарь слегка ударившийся в католичество...Головой. Что поделаешь – бывает. Но привычкам не изменил, френдов вписывает и рад. Там я и встретил знакомую Оксану из Германии – когда я был последний раз у Войтека, еще с детьми своими и их мамой, она тоже там обитала. Оксана, узнав об моей потери детей (мама моих девочек повстречала в лагере для беженцев другого – без хайров и бритого) , стала кричать надрывным голосом:

– Гады! Какую телегу попортили! Какую легенду поломали – я всем рассказывала, как вы с детьми за спиною, расшитые и в бусах, по траве через границу пылили...Гады...

Жизнь...

С Елени Гуры мы махнули до Вроцлава, застопив разваливавшийся автобус, там у меня были френды, да и где их только нет у хипаря приятного характера и вообще отличного пипла, это я о себе, конечно. Во Вроцлаве, только мы появились на рынке, это поляки так площадь обзывают, как к нам сразу пристали аборигены страшной внешности – волосатые, расшитые и в бусах с бисером:

– Не мате мешканю? Мате глад?

Это нам флет предлагали и хавчик, словом – свои люди, не то что Чехия...Через час нас вписали, правда ненадолго, но потом уже перевезли в основательный флет с предложением не стеснятся и жить столько, сколько надо. А мы и не стеснялись.

Хозяин флета, молодой чемодан, учился в школе для милитаристов, что-то вроде военного училища для тех, у кого мозги набок...И он сдал флет Петру, а вот Петр длинноволосый и все пучком, вписал нас. Кроме него и нас троих, на флету еще обитало постоянных человек пять в одной комнате, крохотном коридоре, кухне и совмещенном санузле со сломанной и протекающей ванной. Было весело!.. Ну а потом френды познакомили нас с герлой, завязавшей с темным прошлым, повесившей бусы на стену и раздарившей свои хипповые прикиды молодой поросли. Хиповать перестала, герла...Но прежнее не забудешь и из души так вот запросто не выкинешь, вот она нам то и предложила свою ксиву. Только нужно ей было прайса подбросить на новую и на штраф. Полисы польские совсем озверели!.. Эта герла, Элижабета, нам еще стишки Морисона подкинула, на польском, и пару кассет на видео – Хайр и концерт Джимми все того же...А вот на чем мы их крутить будем – не знаю, наверно на пальце. Мы плели хайрврапсы-вершонки, веселя народ, местные полисы просто падали в осадок – таких оттяжных, и раскомплексованных они еще не видели, хотя в Польше хипов навалом...Мы на этом рынке устраивали шоу под названием – цирк уехал, а клоуны остались...На нас приезжали посмотреть и сплести хайврапсик из мелких местных городов и пригородных сел, полисы гоняли мешающих нам продавцов мелкой дрянью в развес – янтарь, антиквариат с помоек и прочая, в Польше было весело и полисы того времени просто золото!.. Одним словом – ништяк! как внезапно с России пришла плохая погода и заморосил мелкий дождь...В дождь, даже если он мелкий, хайрврапсы плетутся плохо...И мы затосковали, Канары отодвигались в неизвестность и Марго чуть было не приуныла Но мир не без добрых людей, да и Джинсовый бог держал над нами мозолистую, от скручивания джойнтов, ладонь, и... И в один прекрасный день, полный сумрака и сырости, Петр нашел чью-то делянку с травой...Нормальный пипл свою траву давно уже убрал на чердак, ну где там сено селяне сушат, так как сбор урожая уже закончился, прошел, видимо хозяин этой поляны попал...Куда не знаю...И Петр скосил траву. Не пропадать же добру... Было ее несколько мешков, он несколько раз приезжал и уезжал, привозил и приносил, вечер стал пахнуть сенокосом с коноплей, резкие запахи забили отовсюду. Травку же надо было сушить, иначе она “сгорит”, вот мы и сушили, отделив бошки и листья, выбросив стебли на помойку и разложив ее, родимую, на газетах с местными новостями. Под столом и диваном, в диване и под ти-ви, по углам и посередине, везде сохла и благоухала зелень...Флет стал напоминать студию для съемок рекламного ролика – пейте дети молоко, будете здоровы!.. В кухне травку подсушивали ускоренным способом – на плите, польские френды экспериментировали с каплями эвкалипта, заворачивали бошки в листья, жарили ее и варили в молоке... Со всего Вроцлава, видимо на запах, приезжали хипы и хипушки, народу становилась все больше и больше, все усиленно тормошили и переворачивали сено, не хватало только граблей и вил, если бы этот энтузиазм и в сельское хозяйство! Мама родная, вот бы хавчика было бы завались... В разгар всеобщего веселья, когда дым можно было раздвигать руками и складировать по углам, заявился совершенно непрошено и незвано хозяин флета, молодой милитарист...Вот это была картина – милитарист орал на нас, как в казарме или на плацу, а мы хохотали, катаясь по траве, дрыгая ногами...Чем громче он орал, тем сильнее мы все хохотали!.. Чистенький и бритенький, аккуратно застегнутый коротко стриженный ученик воинской школы, будущая надежда демократической Польши, и мы, волосатые ублюдки, обкурившиеся и обожравшиеся в хлам, у которых ни родины, ни дома, ни папы, ни мамы, ни флага, ни совести...Мы хохотали до посинения милитариста, дрыгая ногами в воздухе и визжали с икотой...Милитарист ушел, хлопнув дверью собственного флета, пообещав прийти в следующий раз, когда с нами можно будет разговаривать!.. Наивный, он не видел еще под диваном и столом, ждать ему придется долго!.. На следующий день выглянуло солнышко и мы побежали на свое рабочее место, по пути хохоча и переходя перекрестки по диагонали, подразнивая прохожих и делая морды полисам...И ни чего – даже по фейсу не схлопотали. В этот день вершонки плелись особенно ловко и лихо, клиенты ловились еще не зная – хотят они или нет, одна герла так врубилась в нас, что прилипла к Сану и с большим трудом отлипла к вечеру, пообещав прийти на следующим день...Почему не пошла с нами – не знаю. Ну что же, Сам хороший человек, пусть и ему светит лето любви в правый глаз!.. К вечеру у нас болели животы от смеха. Вот за такими хипповыми заботами незаметно пролетел почти месяц, ну без малого. Сверху то моросило, то пригревало, прайса помалу, но прибывали, с нашими ксива ми мы не могли рисковать и пылить стопом через границу, надежней намного в общем потоке, до первой станции на поезде, среди других. У нас на троих было четыре ксивы...Три мужских и одна женская, от той бывшей хипушки Элижабет, налицо явная дискриминация, но что поделаешь – так случилось. Ксива первая. Чешская. Куплена за две тысячи крон у знакомого торчка в Праге. Бородой, хайрами и усами похожа не меня процентов так на сорок...На Сана – при условии что Сан потолстел, покрасился и от наркокурения сузились глаза. Тоже пойдет... Ксива вторая. Шведская. Куплена за двести крон у хозяина, шведа-словена, андроша и обмыта теми же двуустами кронами в пивной нами вдвоем. Я похож на фото в ней как сам на себя...Только так лет двадцать назад...Особенно очки. Юный, наивный и неиспорченный пятнадцатилетний чемодан, с любовь смотрящий на окружающий мир...Сейчас тоже с любовью, но все же груз прожитых лет дает о себе знать... По этой ксиве было мне двадцать три красивых года...Ксива выдана в мои пятнадцать...То есть в пятнадцать того словена, который швед. Ксива третья. французская. Найдена мною совместно с бэгом на улице. Повторяю – найдена, а не украдена, я уже давно не ворую, с детства и ранней юности. Ну только если жизнь прижмет, но я стараюсь не поддаваться. На меня совсем не похожа, на Сана с большим натягом, но все же... И наконец четвертая. Польская. На меня совсем не похожа – у меня борода, на Сана эта Элижабет тоже не тянет, остается только Марго... На фото фейс толще чем у Марго минимум в два раза, с половиной, голубые глаза вместо карих у моей любимой, и хайра совсем другие – цвет, структура волос, прическа и прочее...

– Как же я поеду через границу? Ксива совсем не похожа на меня...

– Молча, будешь спать. И не ксива, а фото.

– Какая разница, а если пограничник будет будить?..

– Не дам тревожить сон любимой! А ты не просыпайся. А проснувшись – мычи нечленораздельно и не раскрывай свои неправильные глаза. И вообще – ни кто ни кого будить не будет. Бот увидишь!..

Марго слегка постукивала зубами и смотрела недоверчиво, но мой нерушимый авторитет подавливал ее неискушенность.

Недостающие прайса на билет до ближайшей немецкой станции Герлиц накатил нам наш френд Мумин, герла Сана всплакнув о не случившемся счастье, купила нам билеты, что бы мы не отсвечивали в кассе, и поздно вечером, в глубокой ночи что бы пересечь бдительно охраняемую границу, мы уселись в поезд, нагло захватив целое купе. Рассчитанное на восьмерых... Предварительно попрощавшись со всеми, кого успели увидеть. Сан был удостоен крепкого прощального поцелуя от герлы, поезд свистнул и покатил, повез нас на Канары, навстречу нашему личному лету любви, нашему Вудстоку... Марго дрожала, ныла и прижималась ко мне. Ей было страшно, мне было весело, Сан не изображал равнодушие к предстоящей операции. За его плечами было уже несколько переходов русско-польской, польско-чешской, украинско-словацкой, польско-немецкой, и чешско-немецких границ с двумя депортациями в Совок, плюс одна поездка с французским паспортом найденным мною, до Голландии...Совместно с панком Артуром. Про которого я совсем не хочу и не буду здесь рассказывать, но о котором в Праге, в определенных кругах, вспоминали еще лет шесть после его отъезда... За окном мелькали огоньки и темнота, мы бодро мчались навстречу границе, наш поезд затормозил в польской части Герлица – Сгожельце, в вагоне захлопали двери, Марго упала ничком мне на колени и в дверях застыл усатый пограничник-поляк.

– Прошеме паспорта панове! –

пропел мелодично он и улыбнулся. Я и Марго сидели на одной стороне купе, Сан на другой и усиленно делал вид, что нас не знает. Но и внешний вид говорил за это – мы были в своих обычных прикидах, расшитых и цветастых, Сан выглядел скромно, как студент возвращающийся домой и сжимал в руке красную книжицу французской ксивы...

Я подал чешский и польский паспорта пограничнику, тот раскрыл польский и утвердительно произнес:

– Элижабет спит...

Я кивнул головою, поезд ехал в сторону Германии, стук зубов Марго был заглушаем стуком колес. Пограничник открыл мою, чешскую ксиву и бросил взгляд на мою личную бороду, спускающуюся на грудь.. .На фото борода была намного-намного короче. Пограничник открыл рот:

– Цо зе ты Франтишек таку велку браду машь?..

– То моя справа! –

гордо и хмуро ответил я ему, погранец скосил взгляд на ксиву в руках Сана и не взяв ее, пожелал спокойной ночи на польском. И закрыл дверь...Со стороны коридора. Через минуту Марго начала дышать...А затем поезд остановился и на перроне показались буквы “ГЕРЛИЦ” в немецком изложении. Мы были в Германии, Ура!!! я выглянул в окно, два длинных немецких погранца спросили меня что-то по-немецки, школьные знания всплыли – имею я паспорт? я хотел ответить честно – два, но решил не пугать их и Марго.

– Я –

кивнул я по-немецки и мы стали собираться на выход. Мы были в Германии, и дальше нам стопом. Марго улыбалась и совсем не боялась уже почти ни чего Мы шли по Германии узкими улочками с чужими ксивами, наплевав на законы и границы. Вокруг была ночь...

3.

Мы страшно хотели спать, мы просто вырубались, видимо глупая привычка спать ночью да еще и переезд границы отразился на нас – мы просто падали. Падали в сон, сидя на бэгах и прислонившись к стеклянной стене танкенштеля, до которого мы все же добрели... Перед нами лежала картонка с призывом спасти нас – черным фломастером мы написали ближайший крупный город, Лейпциг, лежащий на нашем пути примерно в том направлении куда мы стремились...Ко ни кто не спешил нам на помощь, вокруг все еще была эта длинная-длинная ночь, вечером мы еще были в Польше, во Вроцлаве, ночью Марго пугал пограничник с усами, а сейчас нас ни кто не брал и ночь все еще длилась...Я уронил голову на колени и...наверно засопел или даже захрапел. Разбудил меня толчками в плечо какой-то тип, явно местный селянин, немец-колхозник, он что-то бурчал недовольное, что ему с под нас надо? а? а, так мы едем все же...Покачиваясь и таща два бэга и Марго, Сан плелся сзади, мы все хором забрались в фургон какой-то машины и повалились на пол...Больше я ни чего не помню... Разбудили нас все те же селяне, не говорящие ни на каком языке, только на немецком. Вокруг была полная темнота, а где же танкенштель? по автобану изредка проносились авто, мы отошли к кустам и едва успев достать кариматки со спальниками, упали... И опять провалились в... Серое хмурое утро разбудило нас росою на фейс и рычаньем пролетающих автомашин. Я оглядел окрестности и не сразу понял – куда мы попали...А попали мы в говно!.. Эти милые заботливые фрицы выбросили нас не на танкенштеле-бензоколонке, с кафе-туалетом-душем и массой автомобилей, желающих нас подбросить до Канар, а в карман... Расширение на трассе, покрытое асфальтом и из всех вершин цивилизации, принятых на танкенштеле, здесь присутствовали только скамейки... Да... Попытки стопа разбились об немецкую пунктуальность и ордунг – на трассе-автобане стопить нельзя, значит и нельзя останавливаться. Хотя может быть и наоборот.

– Ну что пипл, какие будут предложения? –

хмуро, под стать утру, поинтересовался я, взваливая бэг на плечи. Марго:

– А что делать?..

Сан:

– Жопа...

И мы пошли пешком. Но по трассе ходить пешком тоже нельзя, а потому мы сначала прошлись по обочине, за железным низким ограждением, ну а когда обочина кончилась, пришлось переться по росе, кустам, траве и прочей гадости...А мимо пролетали авто и наверно было много желающих взять нас...Но здесь нельзя останавливаться... Мы брели и брели, шагали и шагали, мы шли по кукурузному полю, проваливаясь по щиколотку в мягкую землю и спотыкаясь об какие-то комки...И мы повстречали среди кукурузных стеблей, сухих и ломких, пластиковый мешок. Сан развязал его – там оказались три отпиленных приклада от автоматов, судя по штампам – китайских...Находка наводила на различнейшие мысли...Мы шли и шли, брели и брели, сверху сыпало водяной пылью, снизу прилипала настоящая пыль, солнце пыталось выглядывать сквозь рванные облака серого цвета, но у него не получалось... Хотелось пить, жрать, лечь и умереть...Но мы шли и шли, брели и брели... Впереди показался мост-виадук через ниже лежащую дорогу... Марго хотела воспротивится переходу через Альпы, пришлось воздействовать криком. Сан прошел первым номером, затем Марго обтерла вся грязь животом, держась обоими руками за перила, следом с двумя бэгами я...Мы шли как...как.. .черт знает кто, потому что выхода другого не было. По пути мы встретили какой-то полуразваленный дом, там мы позавтракали кислыми яблоками и грецкими орехами, насобирав и того и другого еще с собою в дорогу...В сырой траве по пояс... А сверху периодически все пыталось капать, то дул сильный ветер и явно с севера...Мы шли казалось вечность, и эта сранная вечность ни когда не кончится...Но это было неправда – к вечеру, пройдя всего лишь, как оказалось – если верить карте на танкенштеле, который мы все же встретили на своем пути, двадцать два километра, мы упали на кафельный пол перед подземным туалетом, это было единственное место, где не дуло и откуда нас ни кто не мог попросить... И проспали, сидя на бэгах, пару часов. А на дворе снова была ночь. И ни о каком стопе разговора не могло быть и речи. Пришлось отправляться спать, поужинав надоевшими кислыми яблоками и орехами, так как аскать не было сил...Устроившись под полиэтиленом у сетчатого забора танкенштеля, отгораживающего лес от нас, я обнял Марго за плечи и проваливался под монотонный шум дождя по пленке...Гудели ноги, хотелось спать и жрать... А утром, утром чувствуя легкое недомогание в области мочевого пузыря, но еще не продиагностировав его как следует, я отправился грабить народ. Взяв наперевес свой англо-ручной. Сан с его немецким и природной псевдо стеснительностью получить по морде не годился для этого, Марго всего как два года получила разрешение от принтов ходить в магазин...Оставался я...