Рейд за бессмертием

— Сейчас они кинутся на нас! — с тревогой, но бодро сказал капитан Вольф. Он напросился на эту встречу, несмотря на свои раны. И, по-моему, об этом не жалел: опасность его бодрила.

Пулло поспешил разрядить обстановку. Использовал домашние заготовки.

— Имаму не о чем беспокоиться. В русском лагере ему ничто не угрожает. Что же касается его дальнейшего местожительства, это обсуждаемый вопрос. Шамиль может временно поселиться или в Ставрополе, или в аулах, чьи старшины известны преданностью нашей власти. В Умахан-Юрте или в Больших Кулларах, или в Самашках…

Шамиль продолжал молчать. Прежде чем он ответил, вмешался его дядя, представившийся Бартиханом:

— По нашему обычаю, прежде чем принять решение, нужно посоветоваться с учеными и старыми людьми, которые здесь отсутствуют. Мы вернемся в аул и их спросим.

— Вечные их отговорки! — в сердцах бросил Пулло. — Скажите им, Константин Спиридонович, что у них сутки, чтобы определиться.

Не успел я перевести эти слова, как раздались напевные звуки азана. Мулла в ауле возвестил, что пришло время намаза.

— Почему так рано? — удивился генерал.

Шамиль встал и произнес единственные слова за все время переговоров:

— Нет речей после призыва на молитву.

Он, не прощаясь, удалился, не среагировав на мои слова о сутках на принятие решения.

— Что все это значит?! Что за игры?! — разъярился Пулло.

Я пожал плечами.

— Похоже, нам стоит удалиться.

— Он что, рассчитывал, что мы повторим ошибку Клюгенау? — удивился Вольф. — Напрасно мы ждали успеха от личного свидания. Нам уделили всего полчаса.

Я смотрел в спину уходящего Шамиля, этого великого человека, и не мог прийти в себя от собственного же вывода. Я бы мог его предостеречь. Рассказать, если он меня выслушает (что крайне сомнительно), о печальном конце, который его ждет. О предательстве самых близких. О вынужденной сдаче в плен. Об унизительном существовании на правах почетного пленника под опекой пристава и о царской пенсии, которую он примет. О крушении дела всей его жизни и сложном отношении потомков. Мог бы, но не стану! Остановись сейчас Шамиль, на его место придет другой. Призывать к благоразумию нужно не его, а множество тех, кто в Дагестане и Чечне живет одной войной и вовлекает в нее других, часто вопреки их желанию. А Шамиль? Как лишить надежды того, кто своими руками, своей волей, своей энергией сотворит немыслимое?! Сможет долгими годами бороться с одной из могущественных стран мира. Заставит с собой считаться, бояться и пытаться с ним договариваться. Создаст свой имамат — исламское государство, пусть и обреченное. Сам! Поднявшись из самых низов. Одними лишь своими знаниями, талантом, гением стратега, политика и дипломата, харизмой — всем тем, что я, благодаря неведомой мне силе, смог наблюдать воочию. И не мне его предостерегать или поучать. И в спину ему стрелять не стану, как готов был поступить с Сефер-беем…

Вася. Ахульго, 19–21 августа 1839 года.

Шамиль был в отчаянии. Призрачный фитилек надежды безжалостно задул русский ультиматум. Выбора ему не оставили. Теперь только смерть. Но виду не показывал. Предпочел упрекнуть соратников.

— Я вас предупреждал, что толку из переговоров не выйдет? Убедились? Не хотел я идти, понимая, что потребуют от нас невозможного. Но вы настояли.

Мюриды понурили головы.

— Мы надеялись, что урусы, получив твоего сына, смягчатся!

— Вы наивны, как дети! Неужели вы до сих пор не поняли, что им нужен я, Шамиль?! Хотите, отдамся в руки врагов?

— Нет! — тут же вмешался Бартихан. — Такого подарка они от нас не дождутся!

— Не дождутся! — согласились все. — Лучше смерть, чем позор!

— Тогда ответим им так: «Я еще до отправки сына в заложники знал, что вы не помиритесь с нами. А все ваше вероломство! Теперь сражайтесь с нами с той стороны, с какой хотите. Для вас у нас имеется только сабля».

— Нет! — возразил Ахверды-Магома. Он сумел пробраться в Ахульго после поражения собранного горского ополчения в июне и теперь был назначен, вместо погибшего Сурхая, командовать обороной. — Нужно ответить дипломатично. Раз они отвели три дня на переговоры, используем это время, чтобы люди передохнули и чтобы восстановить укрепления.

— Хорошо, — согласился Шамиль. — Я напишу письмо, чтобы они подумали, что я торгуюсь.

Текст составили после недолгого обсуждения. Смысл его сводился к тому, что имам не может явиться в лагерь к сердару урусов, ибо в русском лагере много кровников Шамиля и он опасается за свою жизнь. Имам попросил месяц отсрочки, прекрасно понимая, что Граббе не согласится.

На следующий день из русского лагеря прибыл Юнус. Его отправил сам командир Чеченского отряда за ответом. Мюрид был зол и печален из-за того, что ему навязали столь постыдную роль.

— Как мой сын? — первым делом спросил его Шамиль.

— За ним присматривает Чаландар.

— Что его ждет, узнал?

— Отправят в Петербург. Будут из него воспитывать верного слугу царя, как и все они, лишенные своей воли. Кого не спрошу, отвечают: мы люди подневольные.

— И на нас хотят царское ярмо возложить. Не бывать этому. Лучше я умру! Передай Граббе мою просьбу: пусть отдаст моего сына старейшине Чиркея, Джамалу.

Юнус покорно кивнул.

— Русские просили, чтобы мы отпустили женщин и детей.

— Намекают, что снова будет штурм, — усмехнулся Шамиль.

— Хотят, чтобы ты остался один-одинешенек, — горячо добавил Юнус.

— Пусть жены и дети чиркеевцев покинут лагерь. И своих забери, Юнус. Пусть не думают, что я хочу за женскими спинами схорониться.

Мюрид попросил собрать тех, кто выйдет вместе с ним к русским. Сам же тайком позвал своего друга, Тагира из Унцукуля.

— Джамал готовит побег имама. Никто в горах не желает его смерти. Подбери пещеру в обрыве над Койсу, куда можно будет спрятать Шамиля и его семью. Такое место, чтобы сверху никак не попасть, но несложно спуститься к Ашильтинке по козьей тропе.

— Есть такое место! — серьезно кивнул Тагир. — Раз дрогнули сердца самых смелых, жди беды. Боюсь только сложно будет уговорить имама.

— Придет время, и я вернусь, чтобы тебе помочь.

Юнус возвратился в лагерь. Отдал письмо Шамиля. Граббе рассердился.

— Долго он еще выкручиваться будет?! Кто эти кровники, которых он опасается?

— Наверное, имеются в виду аварские ханы, предводители горской милиции, особенно, Хаджи-Мурад, — пояснил Пулло. Он снова возвысился в глазах генерала — благодаря храбрости куринцев и собственному мужеству, проявленному на переговорах.

— Но их здесь нет!

— Это не важно. Имам ищет любой предлог.

— Хорошо. Я обещал три дня, останусь хозяином своего слова. Пусть Юнус завтра отправится в Ахульго и скажет Шамилю, что ему ничто не угрожает. Но месяца я ему не дам. Пусть не надеется. Да и нет у меня этого месяца! Пойдут дожди, на перевалах ляжет снег… Как мы осенью вернем в места дислокации отряд в летнем обмундировании?

… На следующий день чиркеевец принес новое письмо от Шамиля. Тот просил теперь изменить ему местопребывание после свободного выхода из замка.