Ричард Длинные Руки – герцог
Шрифт:
– Да, – ответил я.
– Так солнце уже заходит! – взревел он.
Я не успел слова сказать, как барон с хриплым криком ярости ринулся вперед, ударился грудью о камень. Тот качнулся и тяжело скатился с каменной плиты.
Граф сделал движение остановить, но покрытый знаками шар покатился по склону все быстрее и быстрее. На камнях подпрыгивал, падал в траву, дальше только по исчезающим стеблям видно его путь. Дважды вздрагивали и трепетали тонкие березки, наконец совсем исчез из виду, только еще раз вылетели на пути из кустарника вспугнутые птицы,
Я быстро посмотрел на горизонт, верхний краешек солнца ярко блеснул, словно пустил зайчика в глаз, и сразу в мире стало уныло и багрово.
Граф прошептал хрипло:
– Успели?
– Надеюсь, – ответил я без уверенности. – Спасибо, барон. Гениальность – в простоте. А я дурак. Вот как важно вводить в советы мудрых совсем юных и желторотых! У них свои оригинальные методы, которые мудрым и в головы не придут!
Барон сказал убито:
– Нет, я все-таки… не умен. Вы меч сохранили.
Граф сдержанно улыбнулся, похвалы все любим, сказал деловито:
– Как я понял, им надо все три… иначе не получится открыть врата?
Барон сказал с нажимом:
– Я все-таки спущусь и попробую выловить в болоте. Там неглубоко. Приведу с собой кузнеца с его молотобойцами.
– Не успеете, – сказал я. – Ночь… Внизу уже темно. Завтра разве что изничтожите.
Барон посмотрел истово, на лице пламень веры, расправил плечи.
– Ваша светлость, я останусь там и ночью. На всякий случай.
– У болота? – изумился я.
Он кивнул, голос прозвучал очень серьезно:
– Как я понял, те твари могут попытаться найти и встащить на прежнее место. Если придут, я сумею их встретить.
Граф тяжело вздохнул.
– Он прав, ваша светлость. Я останусь с ним. Если все пройдет хорошо, ничего с нами не случится. Разве что комары напьются нашей крови, а тут они громадные, сволочи.
– А если, – спросил я, – те темные гады догадаются, где искать зачарованный камень?
– Два меча лучше одного, – ответил граф кратко.
Я посмотрел на небо, слабый свет поднимающейся из-за леса луны озаряет облака, внизу земля серебрится легким призрачным туманом, похожим на жидкий свет. Звезды становятся ярче, а воздух прохладнее.
– Пробуйте, – разрешил я. – Хорошо бы на всякий случай сбросить с холмов и остальные два… но уже не успеваем. Разве что завтра с утра можно бы… Но вообще-то важна не сама ночь, а полночь. Тогда успеем. Граф, вы какой выбираете?
Граф не сразу сообразил, о чем я, а когда понял, поспешно поклонился.
– Ваша светлость, выбирает старший по титулу.
Я вздохнул.
– Вот уж не думал, что и здесь проблема выбора. Трудно быть христианином…
– Что делать, ваша светлость. Герцог – вы.
– Хорошо, – сказал я, – мой холм слева, ваш – справа. Если камень там такой же, можете привязать к седлу и тащить в замок. Надеюсь, молотобойцы сумеют разбить на сотни осколков. Раскидаем по белу свету, у волшебников слюней не хватит склеивать.
Он произнес с твердостью:
– Жилы порву, но сделаю!
У
подножия холма глубокая тень, багровое небо там, наверху, а здесь чернота, почти ночь. Я пронесся по лощинке, как бегущий от собак олень, почти с разбегу взбежал на второй холм, этот пониже, так показалось, или склон более пологий.В груди тревожно ноет, хотя вроде бы на эту ночь мы вражеские планы вторжения сорвали. Не сразу позволил себе понять, что боль там из-за Илларианы. Стараюсь думать только о деле, о спасении мира, но как-то у нас получается, что одна женщина становится важнее всей вселенной. Это же плохо, я веду себя, словно всего лишь примитивный мужчина, самец, а не человек с запросами…
Этот колдовский камень устанавливали, видимо, первым. Не просто взгромоздили на гранитную плиту, но и чем-то укрепили, словно приклеили или срастили с основанием. Над первым всегда трудятся дольше, это потом все на поток…
Я пробовал так и эдак, наконец приволок большую глыбу и, действуя как тараном, после множества ударов услышал треск. Каменный шар качнулся и, сверкнув свежим сколом, тяжело упал на землю.
– Ненавижу колдунов, – пробормотал я, дыхание стало горячим, как у дракона, – ничего, инквизиция и здесь поработает… Весь мир насилья мы очистим…
Снизу затрещало, ветки кустарника раздвинулись. Граф Гатер поднимается наверх почти бегом, на ходу склоняясь так, что касается руками травы.
– У вас уже? – спросил я.
Он кивнул, не в силах ответить, в груди одни хрипы, наконец выдавил:
– Ваша светлость, – выпалил он жарко, – там такое… такое…
Я быстро огляделся, никто за ним не гонится, сказал строго:
– Отдышитесь, граф.
– Ваша светлость… надо спешить…
– Ведите, – велел я. – Только вот спихну это вниз…
Вниз бежать легче, граф спешил к холму, где должен был убрать камень-маяк, но, судя по его легкой сумке, камня не взял, а по времени, когда догнал меня, на вершине даже не побывал.
Тревога росла, но мы подбежали к тому холму, а там у подножия зловеще чернеет вход в подземелье или, как мелькнула мысль, внутренности тайного помещения. По обе стороны два человека с оружием в руках, один лежит, раскрыв рот, донесся сочный храп, второй спит сидя, упершись спиной в полусгнивший пень.
– Я видел, как сюда заходят люди, – прошептал граф.
– Может быть, охотники? – предположил я.
Он покачал головой.
– В черных балахонах. Вообще-то многие по ночам служат черные мессы, но кто на них обращает внимание?.. Но сейчас я подумал, уж простите за такое…
– Спасибо, граф, – сказал я твердо. – Думать – хорошо. Думать – полезно. Думать вообще-то надо даже нам, мужчинам, а не только монахам.
Он с облегчением перевел дыхание. Я начал подкрадываться ко входу, граф тихохонько двигался следом.
Под его ногой сухо хрустнула ветка. Сидящий охранник встрепенулся и вскочил, очумело поводя сонными глазами. Я с силой ударил его кулаком в лоб.