Ричард Длинные Руки – князь
Шрифт:
Он остановился и вообще не двигался, а я рассматривал его нежное аристократическое лицо, пусть ушей не видно, но я теперь такой знаток, что даже обрежь всем эльфам уши, все равно их как-то узнаю.
— Я не понял, — поговорил он наконец, — чем вы…
— Тогда просто погоди немного, — попросил я. — Вот там моя коняшка привязана, мы съездим к твоим вождям племени… ведь у вас нет королевы точно? Я сужу по вашему интеллектуальному развитию, которому почему-то не свойственно имперское мышление и даже королевское.
Он терпеливо ждал, но мне кажется, что не столько терпеливо, сколько ошалело,
Поехал он впереди, но я послал своего конька вдогонку и, поравнявшись с ним, завел разговор о величии эльфийской расы, что из-за чрезвычайной интеллигентности, одухотворенности и щепетильности уступила главенствующую роль в мире людям, троллям и всяким ограм.
Он слушал настороженно, наконец пугливо повернул голову в мою сторону, глаза, и без того огромные, расширены вовсе, а вид обалделый.
— Зачем, — проговорил он с трудом, — такое рассказываете?
— Эх, — произнес я с досадой, — это ж что, я об стену горохом? Неужели у вас не осталось никаких имперских амбиций?
Он спросил пугливо:
— Имперских?
— Эх, — сказал я с горечью, — всегда мы, эльфы, из-за своей интеллигентности пропускаем хамов вперед… Вот люди и рулят миром! Как мы этот переворот, гордо называемый революцией, не только в масштабе королевства допустили, но и вообще во всем мире? И вот пожинаем…
Эльф, не отвечая, нахлестывал своего пони, стараясь поскорее добраться до леса, но моя неказистая коняшка не отстает, я и покупал ее, ориентируясь на беговые качества, а не красоту.
Он молчал до самого леса, но как только первые деревья приняли нас, и мы помчались между ними в тени и в той особой атмосфере, что создает обилие листвы, запаха древесного клея, муравьиной кислоты, гниющей древесины и покрытой толстым слоем мха почвы, он вздохнул свободнее и повернулся ко мне.
— Старшие, — сказал он с чувством, — все выслушают… и все скажут.
Он явно собрался хлестнуть пони и скрыться, я крикнул торопливо:
— Эй-эй, казак!.. Ты ж обещал провести к старейшинам!
— Ничего я не обещал, — буркнул он, — но тебя проведут.
— Кто?
— Те, кто за нами сейчас смотрит.
Он сделал в воздухе некий знак, который можно было понять и так, что вот этого с ним рядом нужно за шею и на дерево, я не успел возразить, все же исчез, словно испарился, но это его лес, эльфы вообще в нем родные…
Я продолжил путь по едва заметной тропке, пока не бьют, значит, эльф подал знак невидимым мне часовым насчет неприменения грубой силы, они ж интеллигенты леса.
Впереди открылась огромная, залитая солнцем поляна, строения не успел рассмотреть, но не синтифаэльное точно, справа и слева из-за деревьев моментально появились двое в зеленых плащах, капюшоны надвинуты на лица, словно все еще вынуждены скрываться.
— К кому?
— К руководящим товарищам, — сказал я с достоинством. — Конт Астральмэль, к вашим услугам. Вообще-то, конечно, не к вашим, но так почему-то хрюкается, а к вашим руководителям, как вы тут их называете, но явно не императорами всего мира… Чрезвычайный и Оберуполномоченный посол Ее Величества королевы
эльфов божественной Синтифаэль, рожденной… и так далее. Ну, поняли, орлы?Они ошарашенно переглянулись, отступили обратно, один пробормотал:
— Ну да… вроде…
— В общем, — буркнул второй.
Они исчезли, двигаются быстро, этого у эльфов не отнимешь, а я поехал дальше. Конь фыркает и прядает ушами, чего-то побаивается.
На поляне с десяток хижин, я всей кожей чувствовал множество взглядов, не столько враждебные, сколько полные недоумения, словно уже все услышали мою гордую и полную достоинства речь, как и должен говорить Чрезвычайный и Уполномоченный, вручая верительные, ну пока обойдемся без формальностей, эльфы должны эльфу верить на слово, мы ж не люди, что норовят друг друга обжулить!
За моей спиной раздался звонкий голос:
— Кто пришел нас видеть?
Я вздохнул с облегчением и повернулся с широчайшей улыбкой на лице, но вместо ожидаемой красивой и молодой девушки увидел седого старца с белой бородой до колен, такими же волосами до плеч, но прямоспинного и с аристократизмом в лице, манерах и взгляде.
— Приветствую, — сказал я учтиво. — С кем имеем честь?
— Барноэль, — ответил он. — Вождь племени.
— Конт Астральмэль, — представился я. — Подданный Ее Величества королевы эльфов Синтифаэль, рожденной из Света и Солнца. Вот моя верительная грамота…
С некоторым трепетом я распахнул рубашку, все-таки если я ничего не вижу, кроме своей груди, достаточно широкой и вообще, то и другие бы не должны, однако седобородый Барноэль всмотрелся, за ним и другие ушастые появились из ниоткуда, и начали таращиться, как лемуры какие-то, что-то шептали тихонько.
Барноэль сказал почтительно:
— Давненько я этого священного знака не видывал…
— Возрождаем древние традиции, — сказал я значительно. — Пора, пора! Угнетенный народ должен разогнуть свою сгорбленную и расправить свои узкие, чтобы прямо и смело, а также решительно и неуклонно, чтобы отныне и навсегда твердой поступью, не сходя с места, прямо в глаза, отстаивая свои интересы, не взирая и не глядя, потому что мы — эльфы, древний народ, который должен и все еще может, несмотря на!
Он не отрывал от моего лица сосредоточенного взгляда, речи послов всегда немножко вычурны и обтекаемы, простолюдину не понять, но эльфы — аристократы, пусть и в лохмотьях.
Барноэль медленно кивнул.
— Да, — ответил он тем же музыкальным голосом, из-за которого любого самца можно принять за самочку. — Несомненно. Прошу в наш дом для собраний.
— Благодарю, — сказал я. — Вообше-то лучше переименовать его в королевский…
Он ответил на ходу:
— Но у нас давно нет короля.
— Это неважно, — ответил я уверенно. — Зато будет задел и заявка на будущее. Это важно — иметь впереди неясную и туманную цель. Ясная и четкая не интересна, да и видно сразу, что не выполнить, а когда в тумане, то всем нам грезится, что счастье так близко, так возможно, мы же романтики, нас сколько ни обманывай и ни вози мордой по битому стеклу, мы продолжаем верить женщинам… гм, да, верить в добро и щасте!
На меня смотрели с бледными вытянувшимися лицами. Барноэль произнес несколько замедленно: