Ричард Длинные Руки — курпринц

Он говорил осторожно, подбирая слова, а я слушал и тоже каждое слово проверял на зуб, нет ли там подвоха, но Хреймдар говорит предельно просто, подтекста не замечаю даже при своей растущей подозрительности политика.

— Так-так, — сказал я, — а что это даст им?

— Защиту, — ответил он незамедлительно. — Покровительство, даже помощь. Ведь вы, принимая клятву верности, автоматически принимаете на себя обязательства защищать интересы своего вассала. Думаете, я не понимаю, почему вас так ужасает разрастание земель под вашей властью? Это другие видят только кокетство, а на самом деле это же всем утирать носы и решать их проблемы!.. А у вас и своих хватает, не хочется их проблемы делать своими…

Я морщился, ерзал, наконец ощутил себя ужом на раскаленной сковородке.

— Хреймдар, — сказал я с предостережением, — давайте так. Вы переговорите, расскажите им, какой я замечательный, тайком поведайте, что у меня есть не только знакомые, но и друзья… гм… что не совсем люди… словом, подготовьте почву. Дело в том, что я вовсе не хочу ссориться с Церковью, однако она нуждается в некоторой реформации… после которой, безусловно, станет еще сильнее, чище и влиятельнее.

Он наклонил голову, но наблюдал за мной исподлобья очень внимательно.

— Понимаю, ваше высочество, — произнес он со значением в голосе. — Это у вас не от страха, а от понимания… Я им расскажу как об эльфийке, что ездит с герцогом Клементом с вашей легкой руки, так и о вашем телохранителе…

Я вздрогнул.

— А вы откуда узнали?

— Ваше высочество… это неважно. Главное, это работает на вас. А еще многие из магов знают, что под вашим покровительством находится целая академия магов разного калибра, которых не смеет тронуть даже Церковь. Это уже создало вам определенную репутацию, и, скажу честно, не я инициатор этого разговора…

— Что-о?

Он ответил смиренно:

— Некоторые могущественные маги уполномочили меня поговорить на эту тему.

— Даже уполномочили?

— Косвенно, — ответил он торопливо, — косвенно! Но так, что я все понял.

Глава 12

Десять дней отдыха для кого-то пролетели как миг, а для меня тянулись мучительно долго. Наконец пешие части Макса выступили из лагеря, а с ними потащился тяжелый обоз, что постепенно отстанет, его будут охранять попеременно нагоняющие части сперва рыцарей, потом тяжелой конницы.

Пехота двигалась хоть и рядами, но лавой, благо дорога позволяла, даже волы тащат повозки по три-четыре в ряд, но вереница их теряется позади, а впереди конники Норберта развернули знамена, все войско сразу запестрело яркими красками и стало похоже на цветочную поляну, если посмотреть с птеродактильного полета.

Я послал арбогастра на холм, но и оттуда не мог окинуть одним взглядом всю исполинскую армию, где за массой пехотинцев неспешно выступила бронированная конница принца Сандорина, потом — герцога Мидля, затем огромное конное войско Паланта, большой отряд герцога Сулливана. А ведь еще не вывел своих людей герцог Клемент, а у него самый крупный контингент рыцарской конницы…

Я узнавал отважных воинов, что гордо и красиво несут шелестящие по ветру знамена, различал копейщиков, которых пока никто не мог сломить и даже нанести им серьезный урон, лучников и арбалетчиков, которых все берегут как зеницу ока, ибо они без панцирей, а кроме луков и арбалетов у них только ножи за поясами.

Последними, как и было договорено, идут многочисленные отряды бриттских лордов. Вот вижу конное рыцарское войско графа Виллебуа-де-Марейля, с ним идут сорок рыцарей и две тысячи хорошо вооруженных конных воинов. Дальше выступает барон Аскланд. У этого пятьдесят рыцарей, тысяча конных воинов и двести лучников. За ним идет баронет Каундифепбирф, что привел с собой семьдесят рыцарей своего отца и полторы тысячи конников… за ними еще бароны, виконты и даже графы, у них дружины поменьше, но все горят жаждой показать себя и вернуться в родное королевство со славой.

Простучали часто-часто копыта, это Альбрехт галопом гнал коня на холм, а там резко остановил рядом с моим арбогастром.

— Бриттские отряды есть, — сказал он, — и немало, а вот ирамских ни одного.

— Я это заметил, — сказал я.

Он спросил с иронией:

— И что теперь?.. Дружественное королевство Ирам или уже не совсем?

— Спросите чего-нить полегче, — сказал я.

Он охнул.

— Неужто чего-то не знаете? Или пока в несвойственном вашему высочеству как бы затруднении?..

— В несвойственном, — согласился я. — А вы что предлагаете? Нет, я вас спрашиваю, вы советник или как бы хто?

Он охнул.

— Правда?.. А я помню ваши золотые слова, что советуетесь только с Господом, больше никого не признаете. А вот Господа пока да, признаете…

— Свинья вы, — сказал я с сердцем, — а не граф! Вместо того, чтобы подставить плечо, еще и топите. Ну вот не знаю, представьте себе! Не знаю, как поступить.

Он сказал с привычным апломбом:

— Тогда самое разумное — никак. Никак не поступать. Все проблемы со временем решаются сами. Так говорит Господь!

— А какие не решаются?

— Те неразрешимы, — заверил он. — Их никто не разрешит, так что не стоит и тужиться.

Снизу со стороны войск ветерок донес рев могучих голосов:

Смело мы в бой пойдем за веру нашу И как один умрем за матерь Божью!

Он сказал одобрительно:

— Умереть за идеалы — разве есть что-то выше? Какие молодцы.

— У нас не только воинский дух, — ответил я, — но вообще все лучше, начиная с вооружения.

Арбогастр давно намекает, что нечего здесь топтаться на месте, когда вон впереди дорога, Бобик вообще посмотрел на меня вопрошающе и унесся гигантскими прыжками, прочел в моих глазах разрешение.

— Простите, граф, — сказал я, — надо конячку размять, а то застоялась…

Арбогастр все понял по интонации, я едва успел пригнуться, ветер засвистел в ушах. Уже через несколько минут догнали конников Норберта, а потом впереди на вершине зеленого холма нечто нещадно засверкало золотом так ярко, что я прикрыл глаза ладонью.

Арбогастр снизил скорость до простого галопа, и я рассмотрел гигантское яйцо ярко-желтого цвета, словно отлитое из чистейшего золота. Огромное, в рост человека, оно стоит торчком, острой вершинкой вверх, неестественно ярко выделяясь на голубом небе и зеленом ковре холма.

Разведчики Норберта, покинув седла, суетятся вокруг, вымеряют, прислушиваются, прижавшись ушами к скорлупе, а вокруг них прыгает Бобик с бревном в зубах и уговаривает лучше заняться этой увлекательной игрой.

Один обернулся на стук копыт, лицо восторженное, глаза сияют, как звезды.