Ричард Длинные Руки – ландесфюрст

Он наклонил голову, но продолжал слушать, поглядывая исподлобья.

— Скажу честно, — признался я, — у нас впереди неизбежная экспансия на тот проклятый архипелаг, войска которого едва не стерли нас в порошок. Карфаген должен быть разрушен, иначе мы не сможем спать спокойно. Но сперва мы должны укрепить наши берега. Я думаю, вы не только полководец, но сумеете распорядиться и строительством укреплений.

Он поклонился.

— Ваша светлость, благодарю за доверие. Я готов отправиться немедленно.

— После пира, — напомнил я.

Он вскинул брови:

— Меняетесь, сэр Ричард.

— В чем?

— Раньше вы были против всяких пиров и торжеств.

— Увы, — ответил я со вздохом, — приходится идти навстречу пожеланиям рыцарского народа. В оправдание могу сказать, разве что поддаюсь только в таких мелочах.

Он кивнул:

— Верно. У большинства вся жизнь из мелочей.

Глава 10

По случаю великой победы над Людьми Моря полагается пир, но сэр Растер заявил, что мы еще тот не закончили, а объединять два в один не совсем прилично.

— Дорогой друг, сказал я проникновенно, — когда я смотрю на вашу богатырскую стать, я просветленно понимаю, что этих побед у нас будет как комаров над болотом — сопьемся! Потому ничего страшного, что пиры сливаются. Разве наша жизнь не сплошь победы, как у наших недругов — сплошь поражения? Все еще впереди…

Он гордо расправил плечи, взглянул орлом, — в моих глазах восторг, и он проговорил громыхающе:

— Хорошо, я сам займусь обустройством праздника. А то молодежь ни пить, ни гулять не умеет.

За пир отвечал сэр Растер, это многое значит, а сказано этим еще больше. Мне кажется, гудел не только весь дворец, но и весь Геннегау, а может, и Сен-Мари целиком, так как пределы королевства — так было объявлено — расширились на север еще на несколько сотен миль, а это и великая победа, и великие возможности.

Я велел начинать пир без меня, дескать, работаю над обогащением королевства (читай — своих соратников, как все правильно понимают, рыцари — люди простые и честные) и над эффективным освоением (читай — ограблением) покоренных территорий.

Когда наконец вышел из кабинета, услышал внизу:

— Королева!.. Дорогу королеве!

Изумленный — о ком это? — торопливо вышел на внутренний балкон и осторожно взглянул через перила.

Через зал двигается целая процессия, во главе шествует глашатай и периодически восклицает с радостным подъемом:

— Королева!.. Королева!

Все, кто попадается им на пути, торопливо останавливаются и разворачиваются в ту сторону. За глашатаем медленно и величественно скользит, словно плывет над гладью пола, Хорнегильда, за нею две фрейлины.

Справа и слева от прохода мужчины склоняются в поклоне и застывают в почтительном ожидании, пока Хорнегильда не пройдет мимо, а женщины приседают и тоже замирают, как птицы в гнездах.

Я поморщился: снова что-то не совсем так, как задумывалось. То ли сам глашатай сокращает титул «королева турнира», то ли ему подсказали тихонько, опустив в карман кошель с монетами, но все-таки во дворцах мало что происходит случайно, это я уже усек…

Мелькнула самокритичная мысль, что если все удачно, то это я задумывал, а если облом, то оно как бы само задумывалось, будто не я в обоих случаях. Ладно, пусть пока так, мне вообще-то по фигу, лишь бы другие не делали из этого каких-то далеко идущих выводов.

Хотя да, двум-трем из близких стоит обронить небрежно, что она королева только до ближайшего турнира. Кстати, он не ежегодный, к счастью. Можно хоть через пять лет… нет, рыцари взвоют и взбунтуются, и можно и прям завтра в честь великой победы исторического значения.

Столы накрыты в самом большом зале, это даже не тронный, я даже не знаю, как его использовали раньше. В самом центре двое под веселые выкрики собравшихся дерутся в полных доспехах, показывая боевые приемы, под стенами ходят жонглеры, на ходу подбрасывая булавы, а какой-то силач, опутанный цепями, рвет их как гнилые нитки, просто чудовище…

За главным столом, где два кресла с высокими спинками, именуемые тронами, и еще по два с каждой стороны, пока пусто, одна только Хорнегильда уже на месте, красивая и расточающая улыбки.

Я прошел к помосту, леди Хорнегильда поднялась и присела в поклоне.

— Ваша светлость…

Я сказал сварливо:

— Королева не обязана вот так кланяться.

Она ответила тихо:

— Ваша светлость, не сердитесь. Меня позвали, сказали, что пора. А когда я вошла в зал, возвращаться было уже поздно.

Я отмахнулся:

— Не берите в голову, леди. Это обычные дворцовые интриги.

— Но они касаются меня, — возразила она.

— Да плюньте, — посоветовал я великодушно.

— Ну да, — ответила она тихонько, — а вы будете думать, что это я что-то замышляю.

— Буду, — признался я, — а потом и срублю голову.

Она ахнула:

— Правда?

— А почему нет? — спросил я. — Мужчинам рубят и за меньшее. А я добр к женщинам и справедлив. Считаю, что они ни в чем не уступают мужчинам, потому к ним те же санкции.

Она вздохнула.

— Даже не знаю, радоваться ли… А можно ли, чтобы только права, но без обязанностей?

— Вы умненькая, — похвалил я. — А где тот доблестный рыцарь, что избрал вас королевой?

— Королевой турнира, — уточнила она.

— Королевой турнира, — согласился я. — По идее, он должен бы добиваться вашего внимания в уплату за такой выбор!

— Видимо, — произнесла она задумчиво, — он истинный рыцарь. Или же, что вернее, избрал меня, чтобы насолить той, чьего внимания добивается все это время.

Слуга подошел с кувшином и собирался наполнить вином чашу Хорнегильды, но я отобрал у него сосуд со словами:

— Красивым женщинам прислуживают даже императоры.

Этот жест не остался незамеченным за столами, вообще мы на виду у всех, недаром же на помосте заорали и начали подниматься с кубками в руках, а сэр Растер, от которого я ждал громогласного тоста насчет выпьем же за великую победу, вдруг провозгласил:

— За королеву красоты, леди Хорнегильду!

За столами радостно заревели: