Ричард Львиное Сердце

Нет, появись в Штирии загадочный пленник, о нём знали бы и говорили бы. Это стало ясно Луи уже на второй день путешествия по скромному герцогству.

Другое дело Австрия, вотчина и цитадель главного недруга Ричарда Львиное Сердце — герцога Леопольда Австрийского. Луи с Блонделем вначале бродили по ней вдвоём и удачно выдавали себя за трубадуров, тем более что Блондель даже знал немного по-немецки. Потом было решено, что Луи отправится в Штирию, а после вернётся к границе двух герцогств, и в небольшой деревушке, расположенной на склоне горы с заносчивым названием Штольцберг [83] , будет ждать появления своего товарища.

83

Штольцберг — в переводе с немецкого «гордая гора».

И вот Луи торчал на постоялом дворе уже третьи сутки, а Блондель пока не появлялся.

В это утро графа разбудил крик петуха. Петухов здесь жило несколько, и они орали, как им положено, с рассвета чуть ли не до полудня. Но к таким воплям Луи привык — в замке Шато-Крайон петухи были, пожалуй, даже поголосистее. Однако в этот раз настырная птица взлетела на крышу приземистого деревянного дома, который при большом воображении можно было назвать двухэтажным (его первый этаж попросту врос в землю, а окна второго прятались под свисающей с кровли соломой), с крыши перелетела на распахнутый ставень окна (окна как раз той комнаты, в которой ночевал Луи!) и заорала таким дурным надсадным голосом, что молодой человек буквально вылетел из постели.

Прерванный сон как будто ещё продолжался — рыцарь протянул руку к мечу и уже схватился за рукоять, готовый вырвать оружие из ножен, но сообразил, что биться не с кем: он находился в небольшой комнатушке под низкими стропилами, крытыми жердями, и сквозь щели между этих жердей повсюду торчала всё та же солома. Кроме убогой, но опрятной кровати, тут имелся сундук, внушительных размеров, но со сломанным замком, и табурет, такой прочный и надёжный, словно он достался хозяину постоялого двора ещё от давних-давних предков. Обычно в этой комнате на этой кровати спали двое-трое постояльцев, а четвёртый, видимо, довольствовался сундуком, но сейчас путников было мало, и молодому рыцарю повезло. Зато не повезло хозяйке — ещё накануне она сама ночевала в этой комнате, отдыхая от пропахшего чадом и потом нижнего помещения. Возле кровати стояла плошка с водой и торчала лучина на подставке, а на окне, позабытый в спешке, лежал клубок толстых синих ниток с воткнутыми в него спицами.

На массивном табурете были сложены куртка, плащ и шляпа «трубадура», рядом валялась сумка и стояла аккуратно прислонённая к ней лютня. Что до меча, то у Луи были сперва большие сомнения, брать его или нет: всё же бродячему музыканту меч вроде не полагался. Но Блондель убедил товарища: времена теперь неспокойные, и многие странствующие трубадуры, менестрели, миннезингеры, где бы и как бы они ни назывались, носят при себе не только лютню, но и оружие. Правда, меча с рыцарским девизом «Сражаюсь во славу Креста!» граф, само собой, в дорогу не взял. Меч при нём был простой, короткий, с широким плоским клинком — такие носили и люди из простонародья — ремесленники, которым случалось везти свой товар из города в город на ярмарку, воины из рыцарских дружин, разбойники на лесных дорогах... У этого меча имелась лишь одна особенность, которую невнимательный взор нипочём бы не выделил: рукоять была обшита мягкой замшей, по краям украшенной шёлком, а посреди очень мелкими буквами была вышита надпись: «Да хранит Бог того, кто рискует во имя справедливости!»

Луи поднёс меч к лицу, взглянул на эту надпись и осторожно коснулся её губами.

Обшивку рукояти сделала Алиса, с которой он простился две недели назад, отправляясь с Блонделем на поиски исчезнувшего короля.

— Когда ты вернёшься, мы обвенчаемся, — просто сказала она, протягивая ему меч, как некогда их протягивали жёны древним героям. — Если Филипп не исполнит моей просьбы, я не буду больше обязана исполнять его приказания! Я — твоя, и если ты по-прежнему хочешь назвать меня женой перед алтарём, нам ничто не может помешать.

Хотел ли он назвать её женой? Хороший вопрос! Да он бы отдал всё на свете, кроме своей чести и кроме дружбы с Эдгаром, — лишь бы эта девушка наконец пошла с ним под венец! Тем более теперь, когда именно честь рыцаря обязывала его к этому.

Это случилось месяц назад. Во время одного из их последних свиданий она налила ему очень крепкого вина и, когда он осушил кубок, вдруг взяла его за руки.

— Луи! — её голос был горячим и срывался. — Уходи!

— Почему?

— Уходи, прошу тебя...

Рыцарь видел, как дрожат её губы. Дрожь была и в руках, сжавших его пальцы.

— Алиса, что такое? Почему я должен уйти? Ты кого-то боишься? За тобой стали следить?

— Нет. Но... Я не хочу, чтобы это было против твоей воли!

— Что было против воли? Я не понимаю...

Принцесса медленно опустила голову. Потом, не поднимая взгляда, кивнула на опустевший кубок.

— Луи... Я... Я влила тебе в вино приворотного зелья!

— Что-о-о!?

Он расхохотался бы, но она готова была заплакать, и рыцарь сдержал смех.

— Алиса! Ты веришь в эту собачью чушь?

Девушка отчаянно замотала головой:

— Луи, это не чушь! Я давно хотела, чтобы мы с тобой стали... стали, как муж и жена. Чтобы ты захотел жениться на мне во что бы то ни стало, а не только если позволит король! Я знаю: ты ничего не боишься, но ты слишком честный, ты слишком рыцарь. А я... Я тебя не стою, и ты мог это в конце концов понять. Это зелье я взяла у колдуньи. Настоящей. Пять лет назад я с помощью такого зелья соблазнила короля Генриха, отца Ричарда. Я думала... Думала, он разведётся с Элеонорой, раз уж давно с ней не живёт. Мне было шестнадцать лет, и я так хотела стать королевой! Только не презирай меня, пожалуйста...

— Я тебя не презираю.

Луи смотрел на девушку и понимал: если сейчас скажет какие-то ненужные слова, то потеряет её навсегда. Она любит его, да. Но ни за что не простит, если он покажет себя такой же свиньёй, какой, скорее всего, тогда показал король Генрих...

— Это действует примерно через полчаса, как его выпьешь. Поэтому уходи! Уходи скорее! Я не хочу, чтобы ты был моим с помощью колдовства!

— Да какое там колдовство! — Луи спокойно улыбнулся. — Сказал бы я тебе, что это такое... В наших деревнях это быкам дают, чтобы они были побойчее с коровами. А когда оно перестанет действовать, твоя ведьма не сказала?

— Утром. Ну... У кого как. Но это всего на несколько часов.

— Тогда до завтра! И не думай, что я побегу искать первую попавшуюся юбку. Как-нибудь переживу.

На следующий вечер они смеялись, вспоминая этот разговор. Алиса показала пустую бутыль, признавшись, что сразу всё вылила и долго потом читала молитвы, чтобы Бог простил ей эту выходку. А когда за окном её комнаты ночь опустила свой непроницаемый полог и дворцовая стража, шумя трещотками, прошла под стенами замка, Луи сказал:

— Боюсь, сегодня я просрочил свой уход: меня уже не выпустят. И, не дай Бог, поймают. Что скажет король? Придётся остаться! Надеюсь, ты не думаешь, что до сих пор действует бычья закваска?

Вот так они стали и в самом деле мужем и женой. Только под венец пойти не успели. Если б не его отъезд, Луи уж сумел бы устроить это. Но Алиса понимала его и не упрекала. Она действительно любила и готова была ждать, как ждала его возвращения из Крестового похода.

Луи ещё раз поцеловал надпись, вышитую её руками, и встал с постели. Он спал в штанах и рубашке, сняв лишь верхнюю одежду. И на сей раз не из-за брезгливости — на этом постоялом дворе постель оказалась удивительно чистой. Но ездить в одиночку небезопасно, а оруженосцев на сей раз взять было нельзя — разве бродячим трубадурам полагаются оруженосцы?