Рифейские горы

Дайвис ещё издали заметил беглого ми-арана, его скорчившуюся в измятой, ис-топтанной траве фигуру. Сволочной тип. Полдня с ним потеряли, а ведь ещё назад возвращаться. А ребята из псовых, те, кто шёл пешком вместе с собаками, ещё не вышли. И их придётся здесь ждать.

Да, хорошо всё-таки, что отца послушал, сам-то без собак хотел поначалу ехать. Думал, как в прошлый раз получится. Так нет, на этот раз ми-аран довольно далеко успел уйти, заставил поплутать по скалам, аж кони все в пене.

– Он живой хоть там, а?- Один из ребят подъехал ближе, остановился рядом с Дай-висом.- А то, может, его наши собачки уже придушили?- Рассмеялся над своими же словами.

– Надо проверить,- сказал Дайвис, а сам пристально смотрел на ми-арана, ждал всё: двинется - не двинется.

Двинулся! Руку левую вытянул вперёд, будто подтянуться хотел или встать. Жи-вой, гад!

Дайвис спрыгнул с коня, подошёл, склонился. Странное дело: он не толкнул его ногой, как сделал бы это в любом другом подобном случае, он перевернул ми-арана, схватив его за плечо рукой.

– Эй, ты!.. Так и будешь тут...

А ми-аран, минуту назад похожий на мёртвого, вдруг выбросил руку в молниенос-ном ударе. Нож шёл в грудь, защищённую лишь войлоком куртки, и это был бы смертельный удар, удар со всей силы, какая ещё осталась в искусанном, измочален-ном теле ми-арана.

Дайвис уклонился скорее инстинктивно, опыт воина, а не готовность к удару спас его от смерти. Отпрянув назад, успел закрыться левой рукой, и лезвие с ледяным хрустом вошло в плечо немного выше локтя.

– Ах ты, тварь!

Выпрямляясь, зажимая рану пальцами, Дайвис ударил аэла в лицо ногой под под-бородок. Оглушённый, тот упал навзничь, затряс головой, остановившимся, как у слепого, взглядом, снизу глянул на царевича. Второй раз ударить не успел: Дайвис ногой наступил на руку, сжимающую нож, вдавил пальцы в землю всем весом своего тела, подняв глаза на дружинников, закричал что было мочи:

– Верёвку дайте!

Прежде, чем скрутить беглого раба, Дайвис отпинал его ногами. Зажав рану рукой, бил прямо так, не давая подняться. Вымещал злость и усталость, весь свой страх, в котором стыдился признаться даже себе самому. И только после позволил осмотреть руку и сделать перевязку.

В обратный путь тронулись уже к вечеру, когда подтянулись остальные. От-дохнувшие лошади, успевшие даже неплохо попастись и напиться, сразу взяли ход-кой рысью. Все торопились домой, и люди, и животные. Но ми-аран тормозил всех, он не мог идти так быстро, как хотелось бы. Дайвис понимал, что лучше было бы везти беглого за спиной у кого-нибудь из своих, и всё равно приказал оставить как есть:

– Пусть идёт сам! Он побегать хотел, вот пусть и бежит...

И аэла потащили следом за собой на аркане, набросив верёвочную петлю прямо на шею.

* * *

Лидас весь день места себе не находил. Переживал за Кэйдара. И боялся самого страшного, боялся, что Дайвис убьёт его, если сумеет догнать. И, скорее всего, суме-ет. Они выехали целым отрядом, с огромной сворой собак. И все против одного, против Кэйдара. Помоги ему, Создатель! Если уж смерти, то хотя бы быстрой, без мучений.

Они вернулись вечером, на закате. Лидас видел это возвращение. Он только успе-вал таскать воду в поилку. Уставшие потемневшие от пота лошади тяжело поводили боками, жадно тянулись к воде. Туда же лезли и собаки, шумно хлебали и дышали, вывалив мокрые языки.

Устали все, это сразу видно. Пришлось побегать, с тайным злорадством подумал Лидас, еле управляясь у колодца одной рукой. Вытягивал ведро цепью, ставил на сруб, и оттуда в подставленное ведро уже сливал воду. Лил широкой струёй, а сам поверх плеча высматривал Кэйдара. Где он? Неужели убили, сволочи? Или он сумел-таки сбежать?

А дружинники вокруг неспешно расседлывали лошадей, обтирали их потные спи-ны клоками сена и ветошью, прогуливали по двору туда-сюда, прежде, чем заводить в конюшню. Среди всего этого мельтешения людей и животных спокойствием своей позы отличался лишь царевич Дайвис. Поддерживая левую руку под локоть так бережно, будто и у него она была сломана, молодой аран говорил о чём-то со своим отцом. Видимо, рассказывал подробности, делился впечатлениями. А потом они оба посмотрели вдруг в одну сторону. Лидас тоже перевёл глаза и, при виде такого жут-кого зрелища, обо всём на свете забыл.

Кэйдар! Бедняга. И как ты жив ещё после всего, что с тобой сделали?

Его каким привезли, так и бросили у стенки сарая, даже верёвку на горле, затя-нувшуюся удавкой, никто снять не удосужился.

Одежда изорвана буквально в клочья, понятно: сразу собак на него напустили, по-том уже сами били, как могли.

Сволочи вы, сволочи! Если бы кто-нибудь из вас хоть немного понимал, кто перед вами! Ведь не простого же человека собаками травите - Наследника величайшей Империи, будущего Воплощённого.

Лидас смотрел, глаз отвести не мог, пока не почувствовал холод и сырость: загля-делся, и вода из колодезного ведра плеснулась мимо, прямо на ноги, сапоги облила и штаны. Лужа, растекаясь в пыли, подтекла под сапоги.

– Ну-ка, пусти! Дай напиться!- Аран-дружинник, крепкий, сильный, с бородой на пол-лица, оттолкнул Лидаса в сторону, как котёнка: не мешай, мол, под ногами.- Воду только зря проливаешь, ворона!..

Лидас отступил, продолжая смотреть на Кэйдара. Его одного он сейчас лишь видел. Смотрел и никак не мог понять: живой он или нет? Может, и не перенёс об-ратной дороги. Но Кэйдар был жив. Мало того, он был в сознании. И откуда силы ещё брались? Чтобы жить после всего, что пришлось испытать. После всех побоев и пинков, после всех насмешек и глумления, какие слышал на обратном пути в посё-лок, пока тащили его на верёвке, как дикого зверя, связав за спиной руки.

Полулежал, прижавшись спиной к тёплым брёвнам, исподлобья следил за Дайви-сом и за Даймаром.

Он ненавидел их обоих сильнее всего, сильнее всех других аранов, вместе взятых. Папаша и сынок - сволочная семейка! Гады ненавистные! Один другого стоит.

Ведь объяснял же им сколько раз, что не простой я человек, что за меня заплатят любые деньги, золотом и камнями драгоценными. Нет же! И дело даже не во врож-дённой варварской тупости, нет, всему причиной одно желание - желание унизить, поиздеваться над тем, кто рождён был править и повелевать. Сына царя приятно видеть своим рабом, знаете ли! Видеть, как он убирает навоз за твоими коровами, колет дрова и чистит золу в печках. Приятно осознавать свою власть, свою безгра-ничную власть и презрение к родовой мести, которая в таких случаях обычно тоже должна заставлять задуматься.

О, как Кэйдар ненавидел их, этих двоих! До скрежета зубовного!

Жалко, убить не получилось. Промашка вышла. Это был твой последний шанс хоть как-то отомстить им, а теперь после всего тебя жить не оставят.

Ну и подавитесь! Да! Не нужна мне такая жизнь! Не жизнь - подачка господская! А мне не нужны ничьи подачки, тем более, ваши, господа перворождённые.

Ненависть, жгучая ненависть переполняла сердце Кэйдара. Эта ненависть прида-вала ему сил. Эта ненависть бросала в жар его самого, он прямо ощущал, как горячая волна непонятного жара прокатывает по его телу, и пальцы занемевших до бесчувст-вия рук начало колоть и жечь, как если б держал ладони над очагом.