Рим. Новый Порядок. Том 1

— Квинт Корнелий, могу я обсудить с вами одно дело? — обратился я к нему с едва заметной улыбкой.

— Конечно, цезарь, — ответил он, кивнув и поднявшись с места. — Я в вашем распоряжении.

Мы отошли в дальний угол комнаты, где нас не должны были потревожить. Перед этим я жестом попросил Тертуллиана проследить за тем, чтобы никто не мешал.

— Вы слышали о неприятностях в Египте? — начал я, пристально глядя на Квинта.

— Да, конечно, — кивнул он, заинтересованно — слухи дошли и до нас, но без подробностей.

Я еще немного выждал задумчиво, а потом сказал:

Я выдержал паузу, чтобы проверить его реакцию, а затем продолжил:

— У меня есть дело, связанное с Египтом. Для вас это может стать перспективой, возможностью получить и почёт, и, – выделил я слово – возможно, выгоду. Если вас это не интересует, мы можем вернуться к друзьям.

Квинт прищурился, явно заинтригованный.

— Как я могу отказаться от такого предложения? Тем более от цезаря в 11 лет, — улыбнулся он. — Я бы потом не простил себе такой ошибки.

— Отлично!
– предвкушающе улыбнулся я. – Слушайте…

Я вкратце описал ему события в Египте, поведение буколов, роль священника Исидора и поражение легиона. Затем обрисовал выводы, к которым мы пришли на совете.

— Значит вот как.. – задумчиво ответил Квинт.
– и почему мне кажется, что вы хотите, чтобы я отправился туда легатом?

— Возможно, ты интуитивно всё понял, а возможно, это просто лежит на поверхности, — ответил я.

Квинт скрестил руки на груди, но на его лице появилось сомнение.

— Думаю, Август не выберет меня для столь важного поручения.

Я сменил интонацию, чтобы подчеркнуть важность момента:

— А вот теперь, Квинт, настало время для серьезного разговора. Это дело крайне важно для Империи. И я доверяю тебе. Это будет не только проверка для тебя, но и для меня, — я слегка наклонился к нему. — Запомни: это доверие нельзя предать.

Квинт ударил кулаком в грудь и поклонился:

— Цезарь, я оправдаю ваши ожидания.

Я улыбнулся и сказал:

— Вот почему я выбрал тебя.

И поведал ему, частично, о разговоре с отцом, то что курирую это я, и легат будет моим человеком. Он слушал внимательно. А я продолжил:

— Поэтому и выбрал тебя. Но! Надо понимать что это Египет.. – поморщился я. – Aegyptus res subtilis est [Египет - дело тонкое]. А потому слушай мои инструкции и запоминай…

Далее я изложил свои гипотезы, что именно нужно проверить, на что обратить внимание и как вести себя с местными властями. Это задание должно было стать для нас обоих испытанием, но я был уверен, что Квинт справится.

— Тебе придется поторопится, – сказал я, подводя итог нашей беседы. – Постарайся успеть хотя бы в mare clausum incertum (переходный сезон) доплыть до Александрии. Капитаны не любят этот период, но возможно найдется попутный. Иначе рискуешь застрять в Аквилее на более полгода, ожидая, когда море вновь станет безопасным.

***

925(172) 25 октября, Карнунт, Паннония

Спустя некоторое время после похода, Марк Аврелий, принял решение наделить меня титулом “Germanicus”. Честно говоря, я не чувствовал, что заслуживаю этого звания. По большому счёту, я в этом походе лишь учился, наблюдая за искусством войны и стратегией управления армией.

Мне кажется, что отец проявляет определённое нетерпение в отношении моего становления. Он видит мои успехи в учёбе, мои, как он говорит, зрелые мысли. Большинство в лагере уже привыкли общаться со мной на равных, не воспринимая меня как ребёнка. Хотя порой эта нотка всё же проскальзывает, особенно у тех, кто впервые вступает со мной в разговор. Мне даже стало забавно наблюдать, как незнакомцы теряются, сталкиваясь с моим взрослым общением.

Но возраст есть возраст. Даже Марк Аврелий не может этого изменить, хотя он делает всё возможное, чтобы подготовить меня к будущему правлению. Чем больше я достигаю, тем больше он нагружает меня, словно проверяя пределы моей прочности. Я уже не помню, как отдыхают дети. Ну и пусть. Тяжело в учении. А будет ли легко в будущем, не знаю.

Отец также принял титул “Germanicus” для себя и приказал чеканить новые монеты в честь нашей победы. На одной из моделей монеты, которую нам представили, была надпись: “Germania capta” — “Покорённая Германия”. Лично я с этим был не согласен, но свои мысли оставил при себе. Формально всё правильно, а по факту война ещё не завершена. Однако, возможно, это необходимый элемент пропаганды, и я смирился с этими церемониями. Это тоже часть большой игры, и, похоже, я начинаю её понимать.

На одном из военных советов я поднял вопрос об использовании плюмбатов. В целом идея вызвала интерес, но опыт их применения пока считался недостаточным для широкого внедрения. Всё же легион — это дисциплина и выверенность действий. Введение нового оружия изменит инструкции, слаженность операций и потребует времени на адаптацию.

Тем не менее, было решено разрешить использование плюмбатов как личной инициативы легионеров в момент залпа пилумов. Однако метателям пилумов не рекомендовалось тратить время на плюмбаты, чтобы не нарушать строй и не снижать темп.

Мне стало ясно, что их время ещё не пришло. Но я не сдавался. Среди центурионов, которые посещали мои вечера, мы горячо обсуждали эту тему. Это перерастало в жаркие споры, в которых рождались новые идеи.

В итоге мастера легиона получили новые заказы на плюмбаты, а я лично присутствовал на дополнительных тренировках, наблюдая за залпами. Видеть, как моё предложение обретает жизнь, пусть даже на уровне эксперимента, давало мне чувство удовлетворения и уверенности. Может быть, через несколько лет это оружие займёт своё место в арсенале римской армии.

***

Еще после решительной победы над маркоманами, меня не покидала мысль о пленных. Я изначально хотел получить себе клятвенника — воина, готового служить мне в обмен на свою жизнь. Однако, размышляя, понял, что в мои годы управлять таким человеком будет слишком сложно. Я решил иначе и попросил у отца рабыню.

Марк Аврелий удивлённо посмотрел на меня, его взгляд задержался дольше обычного.

— И что ты собираешься делать с ней, Люций? — спросил он.

Мне тогда стало ясно: его мысли ушли далеко вперёд, возможно, к тому, что ещё преждевременно для меня.

— Я буду учить язык германцев, — спокойно ответил я.

Отец долго, задумчиво смотрел, а затем кивнул.

Так у меня появилась Сигрун. Ей было около 24 лет, и в той войне она потеряла всё. Её муж, один из вождей маркоманнов, пал в бою, защищая своё племя. Теперь она была вдовой. Её гордость была сломлена, лицо выражало смесь страха, ненависти и отчаяния.

Внешне она не вызывала у меня никакого интереса. Возможно, в глазах своего народа она считалась красивой, но для меня её угловатое лицо, светлые волосы и крупная фигура были непривлекательны. Но Тертуллиан, которому я поручил следить за ней, поглядывал на неё с вожделением. Сама она не вызывал во мне никакого женского интереса. Я чётко дал понять: если что-то между ними и произойдёт, то только по обоюдному согласию. Жить рядом с женщиной которая будет меня ненавидеть не хотелось.