Рим. Новый Порядок. Том 1

Вот теперь можно разобраться наконец с языгами.

Я откинулся на спинку стула, размышляя о завершившейся кампании. Мой взгляд невольно остановился на Сигрун. За время она сильно изменилась. Сломленная поначалу, она теперь вела себя покорно, хотя её дух варварства всё ещё сквозил.

— Маркоманы и вандалы не так уж близки, как кажется, — говорила она мне однажды, обучая меня своему языку. — Они понимают друг друга с трудом, а с нашими соседями с востока — готовами или бургундами — связь ещё слабее.

Её уроки давали мне ключи к пониманию. Маркоманы, франки, алеманы, саксы — все они условно принадлежали западной группе. Восточные же, вроде готов, вандалов и гепидов, отличались сильнее. Северяне — свеи, даны, норманы — мне пока были безразличны, но сведения о разделении германцев на группы укрепляли мою уверенность: единый союз между ними возможен, но труден. Это могло сыграть нам на руку.

Сигрун также продвинулась в изучении латыни. Её прежние знания были ограничены торговыми выражениями, которыми пользовались римские купцы, заходя в её селение. Тем не менее помогло наладить общение вначале. Теперь же я обучал её чтению. Для неё это была настоящая магия.

С одной стороны, её уважение ко мне росло. С другой — я видел, что задача избавить её от варварства по-настоящему далека от завершения.

Что же касается её личной жизни… Тертуллиан, похоже, нашёл в ней что-то, чего я никогда не замечу. Они наладили общий язык, и, судя по всему, их общение выходило за рамки простого интереса. Я не вдавался в эти «шашни». Если им это нужно — пусть будет так, лишь бы их отношения не мешали делу.

***

927(174) декабрь, Карнунт, Паннония

Претория зимой была тёплой, несмотря на холод снаружи. Огонь в жаровнях горел круглосуточно, наполняя помещение мягким теплом и лёгким запахом древесного угля. На стенах висели плотные ткани, приглушающие звуки снаружи и сохранившие тепло внутри.

Я встал из-за массивного деревянного стола, покрытым картами и свитками. Угловая лампа бросала золотистый свет на его сосредоточенное лицо. В углу Тертуллиан тихо шептался с Сигрун, обсуждая новый перевод.

Взяв стул я пересел к жаровне, глядя на угли и язычки пламени. Что-то всегда притягательное есть в разглядывании пламени. Оно словно гипнотизирует, уводит в мир мыслей и воспоминаний, где реальность становится размытой, а время — текучим. Я смотрел, как языки огня пляшут, и размышлял о том, что было сделано, и что ожидает нас в будущем.

Здесь, в Империи, нет привычного мне новогоднего обращения под бокал вина или желания подвести итоги года. Здесь Новый год празднуют зимой, в день, когда консулы вступают в должность — 1 января. Это время торжеств, подношений Янусу и обмена подарками. Когда-то для меня это было открытием в новой жизни, так как ранее считал что новый год праздновали весной. Оно так и было, на самом деле, но ранее. Что и сохранилось в названиях некоторых месяцев. Иное значение праздника, но привычно. Оставим как есть. Хотя логичнее было бы начинать год весной, когда пробуждается новая жизнь. Разве не тогда нужно вешать флажок начала? Хотя разные народы Империи празднуют по разному. Однако это просто мысли, блуждающие вслед за пляшущими огненными языками.

Я уже почти взрослый. В прошлой жизни это всё ещё считалось детством, временем игр и заботы. Здесь же совсем иначе. Детство заканчивается рано, и опасно оставаться наивным, когда тебя окружают интриги, войны и политика. Я уже побывал на войне, видел кровь, смерть, страх. Какое тут может быть детство? Лишь формально я еще не взрослый, а по факту все это уже признали.

Решенные проблемы сменяются новыми. Так будет всегда. Никогда не настанет время без трудностей, и это нужно принять как неизбежное. Вот и сейчас в лагерь прибывают представители сенаторских семей — наследники, молодые патриции, желающие наладить со мной отношения.

Вначале я воспринимал это благожелательно: дружеские связи, новые знакомства, укрепление союзов. Однако чем больше их становилось, тем сложнее становилось взаимодействие. Одни дружат с теми, а с другими враждуют; третьи нейтральны, но поддерживают брачные союзы с четвёртыми. Всё это создавало сложное паучье полотно интриг и интересов, где нужно учитывать каждую нить, где каждый тянул нить в свою сторону.

Я понимаю, что эта сеть усложняет управление и, главное, ограничивает его. Это далеко от абсолютной власти. И это нужно решать. Но те решения, что приходили в голову, были хоть и заманчивыми, но отнюдь не действенными. Убрать всех неудобных, подавить недовольных? Это глупость.

Все эти вопросы требуют времени и терпения. Я не верю в то, что можно достичь всего за одну жизнь. Те, кто утверждает обратное, либо лгут, либо довольствуются поверхностными победами. Я для себя трезво оценил: моё время ограничено, и моя задача — не решить всё, а обозначить верные направления.

Ладно, что-то я совсем расклеился. Хорошо, что в тренировках с Фустом всё идёт отлично. Я уже вижу результаты своих усилий: тело становится крепче, гибче, сильнее. Оно ещё растёт и развивается, но я уверен, что заложил правильную базу.

Моё фехтование заметно улучшилось. Я уже могу спарринговаться на равных с легионерами-новобранцами. Конечно, более опытным бойцам, особенно ветеранам, я пока проигрываю. Здесь играют роль не только техника, но и масса, рост, сила. Но я стараюсь компенсировать это ловкостью и скоростью, и это работает. Даже Фуст отметил, что моя реакция опережает физическую подготовку: иногда тело просто не успевает за разумом. Теперь он уже не ставит под сомнение мой статус тиро, но любит поддеть фразами вроде "недолегионер". Что ж, это меня не раздражает — скорее мотивирует. Останавливаться на достигнутом я точно не собираюсь.

Мой “салон” по популярности стал вторым после отцовского. Мы даже выстроили своеобразную систему, где мои встречи фильтруют и дополняют те, что организует император. Это помогло мне лучше понимать людей. Я уже чётко вижу, с кем стоит иметь дело, кто на что способен, и как их можно использовать. Ретроградов стараюсь обходить стороной. Пусть окружающие понимают: меня не интересуют старые порядки ради самих порядков. Я уважаю прошлое, но больше меня волнует будущее, развитие.

Кстати, о развитии. Наш лагерь всё больше перестаёт быть чисто военным. Сюда стекаются учёные, философы, математики. Для них построили отдельное здание. Среди них встречаются откровенно сомнительные личности, которых я не стесняюсь выгонять без лишних церемоний. Мне не нужны паразиты и нахлебники. А вот те, кто умеют думать, слушать, впитывать новое, получают моё полное одобрение.

Эти усилия начали приносить плоды. Один из учеников Птолемея, математик из Александрии, играя с новой системой, самостоятельно вывел правила умножения, основываясь на сложении и группировке чисел в скобках. Это вызвало новый шквал обсуждений. Вдохновлённые этим успехом, математики ринулись искать способы формализовать правила деления. Это оказалось чуть сложнее, но работа шла полным ходом.

Я был рад. Это был наглядный пример моей мысли: не решать всё самому, а создавать направления, которые люди смогут развивать. Видеть, как идеи обретают жизнь и становятся основой для нового знания, доставляло мне искреннее удовольствие.