Римские игры
Шрифт:
Нестерпимо чесались обе ноги ниже колен.
Проклятая экзема не давала ему покоя, почитай, с зимы. И особенно по ночам. Ноги покрывались гадкими пузырями, сочащимися гноем. Часто при таких обострениях он размышлял о вопиющей несправедливости, допущенной богами, и искренне недоумевал, почему он, их сын, обречен мучиться от земных недугов, как если бы он был последним простолюдином. И приходил к неизбежному выводу: это испытание он обязан вынести во имя Великого Рима.
Император принялся остервенело расчесывать лодыжки. Так продолжалось до тех пор, пока на его лице не возникло выражение блаженства. Тогда он кликнул мальчика и повелел сбегать за Филлидой, своей
Глава 6. Гладий
Утром Максимову позвонил взволнованный Панфилов и сообщил, что на сцене появился меч. Он постоянно сбивался на тему аванса, но Максимову все же удалось составить для себя следующую картину.
Накануне менты устроили погоню за каким-то подозрительным типом, нарушившим что-то дэпээсное. Чепуховое нарушение, вроде, но тип вдруг стал отрываться и, в итоге, бросил тачку, а сам скрылся. А в багажнике нашли, как сказано в протоколе, «холодное оружие типа меча». Занимается этим делом некий Игнаточкин из следственного отдела МУРа. Естественно, шустрый Эдик уже успел договориться со своими ментами – они любезно ссудили ему вещдок на пару дней.
– Имей в виду, если что с ним случится, не сносить нам головы, – напутствовал он Максимова спустя час, передавая ему меч, упакованный в полиэтиленовый пакет внушительных размеров: – Следствие еще не закончено, а это главная улика!
– Твои менты, альтруисты, да? На, бери, пока дают.
Максимов сунул ему конверт. Эдик принял деньги и испарился, забыв поблагодарить своего покупателя.
Двумя часами позже Максимова можно было найти в библиотеке Института Истории Цивилизации. Профессор, рекомендованный ему в качестве непревзойденного специалиста по древнему оружию, задерживался, и ему не оставалось ничего другого, кроме как вдыхать книжную пыль, въевшуюся в каждую пору стен этого заведения.
«Книги, в отличие от людей, не любят свежего воздуха», – размышлял он, скользя взглядом по стеллажам с томами.
В зале кроме него находился всего один посетитель – старикан, с виду, классический тип книжного червя. Он мусолил палец, переворачивая страницы фолиантов, время от времени чиркая что-то в тетрадочке. Этот динозавр, наверное, был последним, еще не вымершим, но уже обреченным к исчезновению представителем эпохи, использующей бумагу для хранения информации. Произошло неизбежное: интернет ужаснул академических пенатов, и только старая гвардия из последних, увядающих сил цеплялась за прошлое, так и не сумев переключиться на бездушные электронные носители. Здесь, в тиши библиотек, освещенных старомодными зелеными абажурами, без излишней драматичности, неотвратимо приближался закат целой эпохи.
К слову, воображение Максимова рисовало профессора, которого он ждал, именно таким ископаемым. И когда в дверях зала возник элегантный молодой мужчина, он не сразу догадался, что это и есть обещанный консультант. Модный пиджак полусвободного покроя и сорочка отменной выделки делали его больше похожим на преуспевающего бизнесмена.
Между тем, специалист вежливо представился:
– Георгий Иванишин. Можно просто – Георгий…
– Максимов, – ответил Максимов, – Александр. Можно просто – Александр.
– Извините, что заставил ждать.
На интерьере этажа, где находился кабинет Иванишина, как, впрочем, и на всем в этом приюте научных сотрудников, лежала отчетливая печать прошлого века. Этот век, проглядывал из стен, вымазанных по плечо в ядовито-зеленую краску, бил в нос ностальгической смесью запаха растворимого кофе с прогорклым духом застарелых
окурков. Из скрипучих дверей внезапно возникали и тут же исчезали за другими, такими же, безмолвные тени, похожие на серых мышей, снующих по выеденным в головке сыра тоннелям. По всему было видно, что историческая наука переживала не лучшие времена.– Ну, показывайте, что принесли, – бодро предложил профессор, как только они вошли в кабинет.
Помещение неожиданно оказалось напоенным влагой оазисом в пересохшей пустыне многострадальной науки о прошлом – Максимов попал в мир оружия. Стены, стеллажи, шкафы заполняли японские катаны и тати, персидские шемширы, турецкие ятаганы, романские мечи и спаты, палаши и полутораручные бастарды, луки и арбалеты. Входную дверь прямой наводкой контролировала миниатюрная на вид мортира.
Насилу оторвав взгляд от этого арсенала, Максимов вспомнил, зачем пришел, и извлек из сумки пакет.
Когда упаковка была вскрыта, взгляду предстал тускло поблескивающий короткий меч. Широкое гладкое лезвие без привычного дола – выемки, идущей вдоль клинка – было сантиметров шестидесяти в длину. Венчала меч крестовидная гарда с огромным синим камнем.
– Знаете, что это за вещь? – сказал Иванишин после минутного молчания. – Перед вами помпейский гладиус, по-русски, гладий… римский меч. Прародитель всех мечей…
– А можно подробней?
– Вообще, мечи существовали и до гладиев. У скифов, у сарматов. Римляне приняли через воинов-ауксилариев придуманную кельтами и германцами спату – она вскоре стала оружием конницы. А гладием сражались пешие воины. Часто мечи освящали на ратные подвиги, им приписывались магические свойства.
Профессор увлекся. Рассказал о многозонной закалке, и о том, как путем многократного складывания и проковки, получают сталь в сотни тысяч слоев; о том, как римляне поставили на поток, своего рода, конвейер, производство легионерских мечей.
– Фабричный меч изготовлялся за два-три дня. А штучный, вещь дорогая, оружие аристократа, – подытожил профессор. – На хороший клинок уходило два-три месяца.
– А этот меч конвейерный?
– Этот экземпляр штучный. Обратите внимание на тщательность изготовления. Гляньте, спуски. Обычно они слегка выпуклые, а здесь идеально плоские. Причем, не сточенные, а выкованные. Такой меч не застрянет в щите.
– А он старый?
– Не хотелось бы вас расстраивать, но это маловероятно. Скорее всего, более поздняя реплика. Последние гладиусы датируются пятым веком. Вот посмотрите, видите узор?
Иванишин включил настольную лампу и стал слегка поворачивать меч в ее свете. Явственно проступили бегущие по поверхности клинка разводы, похожие на узоры, которые мороз в холодный день рисует на оконном стекле.
– Узорчатая сталь, больше известная под названием «дамасская». Это, так сказать, нестыковка номер один. Дело в том, что такую протравку научились делать…, не ошибусь, если скажу, через тысячу лет после того, как с конвейера сошел последний гладий. Кроме того, этот меч в идеальном состоянии. Сами понимаете, тысячелетний так не выглядит.
Он с сочувствием посмотрел на расстроенного гостя, ожидания которого не сумел оправдать. Потом утешил:
– Не огорчайтесь, по крайней мере, в нашей стране, гладия в таком состоянии никому никогда не доводилось находить. Далековато мы проживаем, если можно так выразиться, от месторождений гладиев. Пожалуй, и в мире, что-то не припоминаю…
– Жаль… Я, кстати, сам имею некоторое отношение к оружию, фехтовал когда-то.
– Понимаю… Но, извините… это такое же отношение, какое имеет водитель автомобиля к его изготовлению.