Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.
Шрифт:
С другой стороны, Чилстон подавал сигналы из Москвы, что англо-советские отношения хороши, как никогда, хотя советские сомнения развеются еще очень не скоро. Это был декабрь 1935 года. Чилстон считал само собой разумеющимся, что у сомнений нет никакой основы, но тут он заблуждался. Англо-советские отношения тоже были не на высоте, хотя 18 декабря Болдуин подтвердил оценку Чилстона в Палате общин [1082] . Это произошло в тот же день, когда Хор ушел в отставку с поста министра иностранных дел.
1082
Chilston. No. 533. 6 Dec. 1935. N6304/135/38, TNA FO 371 19460; Parliamentary question. 18 Dec. 1935. N6601/17/38, TNA FO 371 19452.
Черчилль наблюдал за происходящим и дал своим коллегам тот же совет, что и Сталину через Майского, но он не мог их убедить действовать как можно быстрее и используя достаточное количество ресурсов. Без министерского кресла он мало что мог сделать. Дело Хора — Лаваля стало плохой новостью для Черчилля и остальных сторонников коллективной безопасности. Также он был недоволен назначением Идена на должность министра иностранных дел. «Его настигнет величие его должности», — писал он своей жене Клементине [1083] . Майский питал большие надежды. Он написал письмо с поздравлениями Идену,
1083
Manchester W The Caged Lion: Winston Spencer Churchill, 1932–1940. London: Cardinal, 1989. P. 164.
1084
Maiskii to Eden. 23 Dec. 1935; Eden to Maiskii. 24 Dec. 1935. N6698/17/38, TNA FO 371 19452.
ГЛАВА XIII
ШАТКАЯ ОПОРА: ФРАНЦИЯ И ЕЕ ВОСТОЧНОЕВРОПЕЙСКИЕ СОЮЗНИКИ
1935–1936 ГОДЫ
Париж был опорой советских усилий по организации антинацистского союза, однако она была сделана из плохого металла и с трудом выдерживала возложенный на нее груз. Последний раз мы встречались с Лавалем, когда он возвращался в Париж после остановки в Варшаве, где присутствовал на похоронах Пилсудского. Там он просил польские официальные лица не беспокоиться из-за франко-советского пакта. Месье Зигзаг говорил русским одно, а полякам другое. Выяснилось, что в Москве он поднимал вопрос переговоров между генштабами, которые необходимы для актуализации взаимопомощи в случае агрессии Германии. Наверно, Литвинов удивился этой идее Лаваля и подумал, что она слишком хороша, чтобы поверить в то, что это правда. По словам Потемкина, французский Генштаб ничего не знал про переговоры. Лаваль также обещал быструю ратификацию пакта, но уже было понятно, что это произойдет самое раннее весной.
Как и покойный Довгалевский, Потемкин относился к французам с определенной сдержанностью, так как боялся, что если СССР слишком сильно будет заинтересован в укреплении связей, то это может привести к обратному эффекту. Более того, посольство сообщило о росте антикоммунистических настроений. Буржуазная пресса боялась усиления социалистического и коммунистического Единого фронта. По-прежнему большую проблему представляла «Ле Тан». «Не нужно забывать, — говорил Альфан, — что из всех французских газет эта самая продажная… самая, так сказать, буржуазная из всех буржуазных газет Франции». На политических приемах жаловались на слишком сильное влияние СССР на внутренние дела Франции. Альфан настаивал, что советскому правительству надо было подсластить пилюлю и не считать, что сближение может быть основано «только на… взаимной помощи». Москве необходимо урегулировать вопрос долгов. Дело в «психологии» французов. Тогда общественность будет с большим энтузиазмом относиться к франко-советским отношениям [1085] . Очевидно, что Альфан не слышал о том, что советское правительство окончательно отказалось от идеи выплаты царских долгов. Неужели он полагал, что СССР сможет доверять союзнику, которого приходится покупать?
1085
В. П. Потемкин — М. М. Литвинову. 26 июня 1935 г. // АВПРФ. Ф. 0136. Оп. 19. П. 164. Д. 814. Л. 133–141; Беседа с Е.В. Рубинина с Ш. Альфаном. 23 мая 1935 г. // Там же. Л. 54–56.
Отношение Франции к СССР хорошо изобразила одна норвежская газета, выпустившая политическую карикатуру: грузный большевик в буденовке держит под руку прекрасную и невинную Марианну (символ Французской Республики), а напуганный ребенок несет ее свадебный шлейф.
«Ты довольна?» — спрашивает ее супруг-большевик.
«Да, — отвечает Марианна, — но я была бы счастливее, если бы я не испытывала к тебе такого отвращения» [1086] .
Британцы тоже отнеслись к этому «браку» без энтузиазма. В МИД Сарджент полагал, что французов обманули: «Этот договор о взаимных гарантиях дает преимущества СССР и налагает политические обязательства на Францию. Если это так, то мы должны снять шляпу перед господином Литвиновым за его очень проницательную и успешную дипломатию, с помощью которой он, воспользовавшись паникой, блефовал и запугал французов, из-за чего они заключили эту выгодную для СССР и одностороннюю сделку» [1087] . Сарджент снова ошибался. Сделка действительно была односторонней, но не в том смысле, в котором он думал. На самом деле Литвинов пришел в ярость из-за того, что Лаваль ослабил пакт, и не отправил ему «сердечную» телеграмму, только чтобы не усугублять ситуацию [1088] .
1086
Francois Ame-Leroy, French minister in Oslo. No. 101. 21 May 1935. MAE URSS/977, ff. 175–176.
1087
Sargent’s minute. 4 May 1935. C3613/55/18, TNA FO 371 18838.
1088
М. М. Литвинов — В. П. Потемкину. 4 мая 1935 г. // АВПРФ. Ф. 0136. Оп. 19. П. 164. Д. 814. Л. 106.
Читатели помнят, как работник французского МИД Рене Массильи хвастался тем, как они «бойкотируют» советские предложения. Французы были готовы лишь к временному соглашению с СССР, чтобы оставить двери открытыми для Берлина. Французский Генштаб выступал против расширения пакта: у Франции уже были соглашения с союзниками, и не было никаких особых причин для заключения еще одного с СССР. Это было интересное заявление для страны, которая отчаянно нуждалась в сильных союзниках, но Генштаб не хотел, чтобы появился повод у Германии для повторной оккупации демилитаризованной Рейнской области или у Польши для заключения союза с Гитлером, чтобы защититься от «русской угрозы» [1089] .
1089
Note, directeur politique, Paul Bargeton. 19 March 1935. MAE URSS/973, ff. 107–110; Note, directeur politique. 24 June 1935. MAE URSS/1004, ff. 172–174.
У Литвинова выдался не самый лучший год. Пакт с Францией оказался крайней мерой, а вовсе не «опорой». Коварный Альбион подписал военно-морское соглашение с нацистской Германией, то есть начал сотрудничать с потенциальным врагом, что нарушало Версальский договор. Назревал Абиссинский кризис, с которым Литвинов в одиночку мало что мог сделать. Летом советские дипломаты, в частности Потемкин, любили ездить в отпуск. Он напомнил Литвинову, что сейчас начинается «мертвый сезон». «Не
уверен, — сказал Литвинов, — даже в том, что в этом году будет какой-либо “мертвый сезон”». Однако нарком заверил Потемкина, что не собирается лишать его отпуска. В то же время Литвинова беспокоил Лаваль, который 7 июня стал председателем Совета министров, сохранив должность министра иностранных дел. Отношения с Москвой при таком раскладе точно лучше не станут. На самом деле Литвинов был согласен с Потемкиным: «предательство» британцев (то есть военно-морское соглашение с Германией) может привести к похожему «предательству» со стороны Лаваля. «Я считаю большой неудачей, — продолжал Литвинов, — что мы не смогли заставить Лаваля провести ратификацию пакта ускоренным порядком». Он пытается надуть СССР в этом деле, устраивая задержки, отметил нарком. «Он хочет сохранить в своих руках этот козырь для переговоров с Германией». Французы могут предать так же, как и англичане [1090] . В августе Литвинов встретился в Женеве с Лавалем и пожаловался на задержку ратификации, но это не помогло. В ответ Лаваль начал протестовать из-за деятельности коммунистов в Индокитае и из-за подготовки политических кадров по линии Коминтерна или по линии советского правительства в Международной школе в Москве, названной в честь Сталина. Это был старый трюк Лаваля, который он использовал, когда Литвинов жаловался на французскую политику. Нарком ответил, что это все неправда, а документы поддельные. Давно прошли те времена, когда лорд Керзон или ему подобные могли предполагать, как выразился нарком, «что, не будь советского правительства, не было бы никакого недовольства и никаких антиправительственных движений в Индии и других колониях» [1091] . Это не была душевная встреча между будущими союзниками против нацистской Германии, и ратификация пакта о взаимопомощи была отложена до нового года.1090
М. М. Литвинов — В. П. Потемкину. 4 июля 1935 г. // АВПРФ. Ф. 0136. Оп. 19. П. 164. Д. 814. Л. 96-100.
1091
Запись беседы с П. Лавалем. Выдержка из дневника М. М. Литвинова. 2 августа 1935 г. // АВПРФ. Ф. 0136. Оп. 19. П. 164. Д. 814. Л. 7-13.
Были ли у СССР вообще надежные союзники в середине 1935 года? Да, была Чехословакия. Бенеш и Александровский подписали пакт о взаимопомощи 16 мая 1935 года, и Бенеш приехал в Москву через несколько недель, чтобы подписать ратификационные документы.
Нарком иностранных дел СССР М. М. Литвинов (справа) встречает президента Чехословакии Э. Бенеша. 8 июня 1935 года
Нарком иностранных дел СССР М. М. Литвинов и президент Чехословакии Э. Бенеш обмениваются ратификационными грамотами в Москве. Слева от Литвинова Н. Н. Крестинский. 8 июня 1935 года. АФПРФ (Москва)
Казалось бы, это хороший результат. Однако советско-чехословацкие отношения зависели от отношений СССР с Францией и особенно с Лавалем. Чехословакия не была надежным союзником. Как и Великобритания, которая подписала англо-германское военно-морское соглашение сразу же после того, как Бенеш вернулся в Прагу. По всем документам Литвинова видно, что определенности не было. Сложности возникли даже с хитрым Титулеску. В этот раз он шантажировал Францию, чтобы добиться от нее поддержки румынского пакта о взаимопомощи с СССР, чего очень хотел Литвинов. Титулеску угрожал запретить Красной армии проход через румынскую территорию, если Франция не поддержит пакт [1092] . Понятно, почему он решил шантажировать Лаваля, но сработает ли это? Литвинов был в целом не против подобной тактики, но только если был велик шанс на успех.
1092
М. М. Литвинов — В. П. Потемкину. 4 июля 1935 г. // АВПРФ. Ф. 0136. Оп. 19. П. 164. Д. 814. Л. 96-100.
Проблема с Польшей
Литвинов мог хотя бы надеяться, что Великобритания, Франция и Румыния поддержат его планы, но у него не было подобных ожиданий от Польши. Литвинов встретился с Беком в феврале 1934 года, после чего НКИД сделал вывод, что на Польшу нельзя рассчитывать, а Беку нельзя доверять. В мае 1934 года Литвинов и Альфан в ходе переговоров снова затронули эту тему. Французский посол собирался ехать в отпуск и спросил наркома, нужно ли ему передать что-то в Париж. По словам Альфана, он не разделял пессимизма Литвинова в отношении Польши. Обе стороны не доверяли друг другу, а Польша не верила в стабильность советской политики. Видимо, об этом говорили в Варшаве. Литвинову не понравилась дипломатическая попытка Альфана взглянуть на советско-польские отношения с обеих точек зрения. «Я ответил, — написал Литвинов в дневнике, — если говорить о нашем недоверии, то оно ведь основано на фактах. Мы вели с Польшей весьма серьезные разговоры о сотрудничестве, и эти разговоры были прекращены по инициативе поляков». Затем нарком упомянул о том, что уже знают читатели, и добавил, что ходят слухи о секретных польско-германских соглашениях. Их подтверждала информация, полученная из французских источников. Он пытался убедить Францию не винить советское правительство в проблемах с Польшей. «Я выразил удивление, — продолжил Литвинов, — что Альфан мог говорить о недоверии к нам». Очевидно, французский дипломат затронул больную тему [1093] .
1093
Встреча с Ш. Альфаном. Выдержка из дневника М. М. Литвинова. 7 мая 1934 г. // АВПРФ. Ф. 0136. Оп. 19. П. 164. Д. 814. Л. 27–28 (шифр для записи данной беседы, по всей видимости, указан неверно), опубл.: ДВП. Т. XVII. С. 317–318.
Альфан тоже написал отчет о встрече, в котором ему не удалось передать крайнее недовольство Литвинова обманом Польши. Посол свел негодование наркома к некоторым «ограничениям, вызванным польскими опасениями по поводу СССР». Это он очень тонко описал ситуацию. Альфан также добавил, что после приезда в Москву он не заметил никаких изменений в советской политике. СССР все еще стремился сблизиться с Францией и ее союзниками и старался держаться подальше от нацистской Германии. Затем Альфан довольно прямолинейно предупредил: «Эта политика может измениться, если СССР, не увидев дружеских чувств в ответ, вернется к той политике, которая приносила ему большую пользу на протяжении 12 лет». Читатели понимают, что речь идет о Рапалло [1094] . Были и другие предупреждения о возвращении к Рапалло от французского посольства в Москве, Альфана, его преемников и поверенного в делах Пайяра вплоть до лета 1939 года. А Литвинов и его коллеги не собирались сдерживаться, говоря про Польшу. Проблема была в том, что французское правительство не могло решиться порвать с Варшавой, и поэтому чиновники в Париже получали предупреждения из Москвы.
1094
Alphand. No. 174. 8 May 1934. DDF, Ire, VI, pp. 435–437.