Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.

Прежде чем Майский уехал в ежегодный отпуск, он попросил Литвинова предоставить ему информацию о советской политике. Правительство СССР оказалось в сложной ситуации, однако нарком не хотел открыто это обсуждать. На самом деле куда ни кинь — всюду клин. Выразить поддержку Великобритании значит поссориться с Италией. Если сидеть тихо, разозлятся британцы. Литвинов с раздражением написал весьма непростую депешу, в которой выпустил пар, назвав англичан лицемерами:

«Можно вполне понять интерес английских политических, и в особенности правительственных, кругов к нашей позиции в Абиссинском вопросе. Заинтересованная в пресечении итальянской агрессии в Абиссинии Англия не прочь использовать нашу общую миролюбивую установку и специально отрицательное отношение к колониальным завоевателям. Эта наша позиция не изменилась, но я не вижу надобности теперь же осведомлять всех и каждого о нашей возможной позиции в Женеве, в случае постановки вопроса. Мы, несомненно, будем учитывать не только нашу общую идеологию, но также и конкретную обстановку, а равным образом и возможное отношение к вопросу других членов Совета Лиги. Мы также учтем и позицию Англии при нападении Японии на Маньчжурию и Китай. Англия почему-то тогда забыла о своих обязанностях члена Лиги.

Учтем мы также и сепаратное морское соглашение Англии с Германией вне Лиги и вне всякого сотрудничества даже с наиболее заинтересованными государствами».

Литвинов велел Майскому давать общие ответы, как бы его упорно ни спрашивали о советской политике, и говорить, что у него нет информации о намерениях СССР в Женеве. «Вы не должны давать никаких ответов, — добавил Литвинов, — которые могли бы быть использованы против нас в Италии для поддержки английских тезисов». Это значило, что коварный Альбион придерживался эгоистичной политики, и он, Литвинов, будет проклят, если пойдет навстречу «англичанам», по крайней мере без веских на то оснований Нарком обрушился на Майского и раздраженно ему написал: «В связи с этим я считаю нужным оспорить высказываемый как Вами, так и другими полпредами, тезис о необходимости для них быть осведомленными о всех намерениях и планах советского правительства по любым вопросам, в том числе и по таким, которые даже не касаются страны их пребывания. Могу Вас заверить, что ни один дипломатический представитель в Мск [Москве] не находится в таком положении, чтобы он мог давать информацию о будущих или возможных решениях своего правительства даже по вопросам, непосредственно касающимся СССР. Я уверен, что и лорд Чилстон не мог бы дать мне ответа о позиции Англии на следующей сессии Совета Лиги Наций и, в частности, могу Вас заверить, что вопрос о нашем отношении к абиссинскому конфликту в Женеве не ставился и не обсуждался у нас ни в одной инстанции, ибо пока в этом надобности не было» [1012] .

1012

М. М. Литвинов — И. М. Майскому. 4 июля 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 106. Д. 16. Л. 14–16.

Майский попытался защититься от этого удара из Москвы: «Вы должны принять во внимание также и мое положение». И добавил: «Информация полпредов о важнейших событиях нашей внешней политики поставлена крайне неудовлетворительно. Я, например, питаюсь преимущественно газетными сведениями (из советской и иностранной печати), но Вы, конечно, понимаете, что это не вполне надежный источник, особенно по каким-либо сложным и вновь возникающим вопросам. Между тем, в таких бойких местах, как Лондон и Париж, где советскому полпреду каждодневно приходится встречаться и разговаривать на текущие политические темы с десятками разнообразных людей из правительственного, политического, журналистского мира, базироваться только на газетном материале плюс собственная, — иногда удачная, а иногда неудачная — интерпретация его довольно рисковано. Естественно, поэтому, иногда обратиться к Вам с телеграфным запросом хотя бы относительно общей линии поведения по тому или иному актуальному вопросу» [1013] .

1013

И. М. Майский — М. М. Литвинову. 9 июля 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 106. Д. 17. Л. 155–156.

Майский поблагодарил Литвинова за недавнюю сумку с дипломатической почтой, куда входила корреспонденция из Москвы и от различных послов (это был символ мира), но тут он был прав. В британском МИД чиновники уважали тех дипломатов, кто был хорошо информирован и поддерживал близкие отношения с высокопоставленными лицами у себя дома. А всех остальных считали ненадежными и не особо полезными собеседниками.

В начале августа Майский был в отпуске, а Литвинов находился в Женеве, пытаясь решить Абиссинскую проблему. Оставалось мало времени, чтобы хранить молчание. 3 августа он написал Сталину: «Для Абиссинского вопроса удалось пока найти не решение, а “формулу”, позволяющую отложить его до следующей сессии Совета, намеченной на 4 сентября». Он продолжил: «Как среди англичан, так и среди французов есть такие, которые, возлагая надежды на возрастающие финансовые и экономические трудности Италии, рассчитывают, что чем дольше будет откладываться решение вопроса в Женеве, тем меньше охоты будет у Муссолини воевать. Лаваль и другие, наоборот, убеждены в неизбежности войны. Как бы то ни было, в начале сентября Женеве придется заняться италоабиссинским вопросом во всем его объеме, и члены Совета вынуждены будут занять определенные позиции. Речь будет идти о возможном применении к Италии как к агрессору предусмотренных Уставом Лиги мер, может быть, вплоть до экономических санкций. Англия, Турция и большинство малых наций будут сторонниками санкций. Я не думаю, чтобы Франция, выступающая пока в роли адвоката Италии, решилась своим голосованием сорвать эти меры. Как бы ни хотелось нам не портить отношений с Италией, мы не сможем не выступать против нарушения мира и затеваемой Италией империалистической войны».

Литвинов надеялся пристыдить британцев, напомнив им об отказе от ответственности во время японского вторжения в Маньчжурию, и получить от них подтверждение того, что они будут строго придерживаться Устава в случае дальнейших агрессивных действий Италии. Проблема была в том, что никто не мог пристыдить «англичан», когда речь заходила о практических вопросах. Как узнал Литвинов из доклада Майского, даже Черчилль был готов выиграть время для борьбы с Японией за счет Китая. Нарком рассчитывал на трехстороннюю декларацию Англии, Франции и СССР, в которой говорилось бы о жестких действиях Лиги для борьбы с дальнейшей агрессией. Литвинов понимал, что Франция вряд ли на это пойдет, а вот Великобритания может, если напряжется, и тогда декларацию также подпишут Турция, Малая Антанта и другие страны. «Конечно, мы не можем делать такое выступление непременным условием нашего голосования против Италии, — пришел к выводу Литвинов, — но можем попытаться получить вышеуказанную компенсацию. Я предполагаю в этом духе здесь действовать, если с Вашей стороны не последует возражений» [1014] .

1014

М. М. Литвинов (Женева) — И. В. Сталину. 3 августа 1935 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 113. Д. 123. Л. 59–60.

Ответ Сталина на просьбу Литвинова одобрить его действия не сохранился. В августе Италия завершила мобилизацию, что привело к обострению кризиса, а Великобритания сосредоточила военно-морские и военно-воздушные силы в Средиземном море и в Египте. Но даже для Литвинова абиссинские интересы не стояли на первом месте.

Обострение кризиса

Когда в начале сентября состоялось заседание Лиги Наций, кризис вошел в острую фазу. Сталин в это время отдыхал в Сочи и пошутил по поводу сложившейся ситуации. НКИД сомневался в приемлемости экспорта в Италию в свете санкций Лиги. Сталин по этому поводу написал: «Я думаю, что сомнения Наркоминдел проистекают из непонимания международной обстановки. Конфликт идет не столько между Италией и Абиссинией, сколько между Италией и Францией, с одной стороны, и Англией, с другой. Старой Антанты нет уже больше. Вместо нее складываются две Антанты — Антанта Италии и Франции, с одной стороны, и Антанта Англии и Германии, с другой. Чем сильнее будет драка между ними, тем лучше для СССР. Мы можем продавать хлеб и тем, и другим, чтобы они могли драться. Нам вовсе невыгодно, чтобы одна из них теперь же разбила другую. Нам выгодно, чтобы драка у них была как можно более длительной, но без скорой победы одной над другой» [1015] .

1015

И. В. Сталин — Л. М. Кагановичу и В. М. Молотову. 2 сентября 1935 г. // РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 98. Л. 1–2 (р/в), опубл.: Вторая мировая война в архивных документах. 1935 г. URL:(дата обращения: 06.12.2023).

От Сталина и его двух соратников — Молотова и Кагановича — всегда можно было ожидать циничных замечаний. Когда вождь писал об англо-немецком союзе, он, очевидно, ссылался на англо-германское морское соглашение. Это соглашение было подписано всего лишь через два с половиной месяца после визита Идена в Москву, что разожгло вечно тлеющий цинизм Сталина. Для него Альбион всегда оставался коварным. Он не был совсем уж не прав в этом, но Литвинов хотел восстановить Антанту, существовавшую в Первую мировую войну, а не веселиться из-за ее распада.

В начале сентября Литвинов проиграл выборы на должность вице-председателя Лиги. Ему не хватило всего одного голоса. Французам пришлось нажать на свои рычаги, чтобы получить дополнительное место для СССР. Литвинов не очень хорошо воспринял неудачу. Он отправил в Москву телеграмму и попросил разрешить ему выйти из Ассамблеи. Молотов, Каганович и Ворошилов рекомендовали принять дополнительное место вице-председателя. Сталин не согласился: «Я думаю, что правильнее будет принять предложение Литвинова и демонстративно покинуть Ассамблею, а Литвинову выехать немедля в Москву для доклада правительству. Пусть Ассамблея сама расхлебывает абиссинскую кашу» [1016] .

1016

Л. М. Каганович, В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов — И. В. Сталину. 11 сентября 1935 г.; И. В. Сталин — Л. М. Кагановичу, В. М. Молотову. 11 сентября 1935 г. // Сталин и Каганович. Переписка. C 561–563.

Затем в Сочи пришла еще одна телеграмма, в которой говорилось о том, что раздор в Женеве улажен и советскому представителю предоставили место вице-председателя. Литвинов рекомендовал считать дело закрытым и не выходить из Ассамблеи. Сталин в ответ прислал длинный комментарий:

«Литвинов, видимо, сам испугался результатов своего предложения и поторопился потушить инцидент. Как видно, он не додумал своего предложения и не понял, что его предложение ведет к отъезду нашей делегации и угрозе выйти из Лиги Наций, если лиганцовские жулики-режиссеры не будут относиться к СССР с должным уважением и почтением. Он не понимает, что если мы вошли в Лигу, то это еще не значит, что мы должны быть послушными ее членами. Он не понимает, что, если мы не будем время от времени встряхивать лиганцовский навоз, мы не сумеем использовать Лигу в интересах СССР. Все поведение Литвинова продиктовано, по-моему, не столько интересами политики СССР, сколько его личным уязвленным самолюбием. Это печально, но это факт».

Сталин критиковал Литвинова за то, что тот не заметил лицемерия Франции и Великобритании, у которых тоже были колониальные интересы в Абиссинии, независимость которой была призрачной. Конечно, нарком именно по этому поводу обрушил свой гнев на Майского. Но он все еще рассчитывал на союз против Германии и поэтому не мог оскорблять своих будущих союзников. Литвинова выводило из себя положение, в котором он оказался, но ему пришлось проглотить свои принципы и обиды. Сталин уже не впервые ударил его по больному месту. Конечно, легко было говорить, находясь в отпуске в Сочи. Сталину не приходилось улаживать проблемы в Женеве. «Иначе говоря, — отметил Сталин, — он [Литвинов] не отметил разницу между нашей позицией и позицией Англии и Франции. Это, конечно, плохо. Литвинов хочет плавать по фарватеру Англии, тогда как мы имеем собственный фарватер, превосходящий по своему качеству всякий другой фарватер, по которому и обязан он плавать. Между прочим: хорошо было бы в нашей печати развить эту нашу точку зрения, смазанную Литвиновым в Женеве». По поводу изначального предложения Литвинова Сталин пошел на уступку и сказал, что, к сожалению, необходимо считать инцидент исчерпанным. В конце вождь пошутил, что «Литвинова теперь метлой не выгонишь из президиума Ассамблеи» [1017] .

1017

И. В. Сталин — Л. М. Кагановичу, В. М. Молотову. 12 сентября 1935 г. // Сталин и Каганович. Переписка. С. 563–564.

Сталин спокойно мог противоречить сам себе. Он все еще находился в Сочи, когда Каганович и Молотов прислали ему текст декларации Коминтерна, осуждающей фашизм в Германии и Италии и поддерживающей сотрудничество с Социалистическим интернационалом в Брюсселе и Лигой Наций в Женеве. Они заявили: «мы сомневаемся в целесообразности» черновика, но спросили, что думает Сталин. «Не возражаю», — ответил он [1018] . Таким образом, Литвинов не так уж и плохо справился с Абиссинским кризисом. Безусловно, НКИД и Коминтерн должны были как-то координировать политику коллективной безопасности и деятельность Народного фронта. На самом деле, как писал Литвинов в телеграммах из Женевы, попытки урегулировать кризис запутывались в паутине противоречащих друг другу интересов. Каганович и Молотов спросили Сталина, есть ли у него инструкции для Литвинова. «Никаких указаний не имею», — ответил Сталин [1019] . Это означало: пусть Литвинов разбирается сам.

1018

Л. М. Каганович, В. М. Молотов — И. В. Сталину. 23 сентября 1935 г., И. В. Сталин — Л. М. Кагановичу, В. М. Молотову. 24 сентября 1935 г. // РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 90. Л. 59–60, опубл.: Вторая мировая война в архивных документах. 1935 г. URL:(дата обращения: 06.12.2023).

1019

Л. М. Каганович, В. М. Молотов — И. В. Сталину. 26 сентября 1935 г., также ответ И. В. Сталина. 26 сентября 1935 г. // РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 90. Л. 81–83, опубл.: Вторая мировая война в архивных документах. 1935 г. URL:ru/item/1296905 (дата обращения: 06.12.2023).