Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.
Шрифт:
Письмо Альфана читали только члены Совета министров и Леже. Последнему, наверно, было неприятно наблюдать за тем, как Франция кинулась в объятия красной Москвы, хотя Розенберг слышал, что Леже «прилично к нам расположен» [370] . Но это было неправдой.
Алексис Леже
Алексис Леже сменил Филиппа Бертло на посту генерального секретаря МИД Франции. Он родился в богатой семье в Пуэнт-а-Питре в Гваделупе в 1887 году. Его отец и дед были юристами и владельцами плантаций. Получается, что Леже — выходец из крупной французской буржуазии. Он окончил юридический факультет и пошел учиться в элитную Высшую коммерческую школу в Париже. Позднее он женился, но детей у него не было. Впервые он получил назначение на дипломатическую службу в Китае в период между 1916 и 1921 годом. Затем он вернулся в Париж, где в скором времени его повысили с должности заместителя начальника отдела до заместителя директора Азиатского департамента, а потом до директора по политическим вопросам. В 1933 году он сменил на посту Бертло. На фотографиях он не выглядит особо представительным. У него залысины и тонкие тщательно подстриженные усы.
370
Paul-Boncour to Alphand. No. 403. 17 Nov. 1933. MAE, Bureau du chiffre, telegrammes au depart de Moscou, 1933–1934; М. И. Розенберг — Н. Н. Крестинскому. 28 октября 1933 г. // АВПРФ. Ф. 010. Оп. 8. П. 32. Д. 89. Л. 173–176.
Леже саботировал отношения с Москвой. Он играл эту роль с галльским высокомерием и оттенком ориентализма [371] . Как и Бертло, Леже смотрел в сторону Лондона, но ему не хватало уверенной и вдохновляющей улыбки его предшественника, а также его апломба. Никто бы не сказал про Бертло, что он заискивает перед вероломным Альбионом. На самом деле многие коллеги Леже по МИД (мы вскоре с ними познакомимся) так же, как и он, заблуждались по поводу того, как нужно вести себя с Гитлером. И это продолжалось вплоть до 1939 года. В данном случае речь идет не про стандартные рассуждения историков о том, как должно было быть, или ретроспективный взгляд. Как мы увидим, Леже упрямо придерживался неверной политики, хотя слышал из многих источников, что путь к французской безопасности лежал через Москву. Во Франции было много таких людей, как Леже. Они были растеряны или в корне неправы относительно того, как нужно бороться с гитлеровской Германией.
371
В политической терминологии ориентализм — это целостное мировоззрение, легитимизирующее превосходство и господство Запада над Востоком (в широком смысле над всем, что не принадлежит Западному миру и его ценностям). — Примеч. ред.
Островский ужинает с де Латром и Кейролем
Однако мы забегаем немного вперед. Речь все еще идет об осени 1933 года. Москва получала информацию из Парижа из самых разных источников. В том числе от Островского, который продолжал встречаться и беседовать с де Латром и Кейролем.
20 октября они вместе поужинали. Это произошло за несколько дней до того, как Литвинов встретился с Поль-Бонкуром. Обсуждали в основном Женеву и выход Германии из Лиги Наций, срыв переговоров по разоружению, а также политический кризис в Париже. Правительство Даладье долго не продержится. Сложно управлять страной в такой момент и придерживаться жесткой политики. По словам де Латра, нельзя исключать возможность проведения франко-немецких переговоров. Вейган полагал, что такие переговоры невозможны без абсолютного большинства в правительстве. В таком случае они не будут бесполезными, так как позволят Гитлеру продемонстрировать его заинтересованность в перевооружении, а не мире, а также желание выиграть время. Все всё поймут. К сожалению, абсолютного большинства в правительстве не будет, и любые франко-немецкие переговоры приведут к уступкам, опасным для Франции. Также говорили о совместном фронте для Франции, Англии, Италии и США, но это была призрачная и опасная идея по ряду причин. Взгляды Вейгана донес до Островского по-прежнему де Латр.
Разговор неизбежно зашел о франко-советских отношениях и о беспокойстве Литвинова относительно политической нестабильности Франции и, как следствие, нестабильных политических мер. Тут де Латр сказал следующее: «Одним из главнейших факторов в стабильности французской внешней политики является французская армия. Французский Генеральный штаб в своем значительном большинстве, — и это я вам заявляю от имени генерала Вейгана, — свою российскую политику наметил не в связи с приходом к власти левого большинства и левого кабинета, а исключительно в связи с непосредственной опасностью войны, угрожающей Франции со стороны противника, который, по мнению франц[узского] Генерального штаба, угрожает в одинаковой мере и Советскому Союзу. Этот противник — Гитлер». Де Латр сослался на предыдущие переговоры и подчеркнул, что, к сожалению, французский Генштаб не может снизить напряжение, которое возникло на Дальнем Востоке между Японией и СССР, но все равно проводит «совершенно лояльно свою политику сближения и сотрудничества всех 3 родов войск: сухопутных, морских и авиационных».
За день до этого, 19 октября, де Латр сказал, что подобные политические меры были утверждены Вейганом и начальниками штабов ВМФ и ВВС. Даже военно-морские командиры были смущены задержками в области военных обменов с СССР, которые, очевидно, возникали из-за чиновников МИД. Де Латр старался изо всех сил подчеркнуть преданность Генштаба франко-советскому сотрудничеству. Однако не все новости были хорошими. По его словам, в радикальных кругах, особенно в тех, где вращался Эррио, ходили слухи о том, что Даладье выступает за подписание двустороннего соглашения с Германией. Но слухов в целом было очень много, и часто они противоречили друг другу. Наконец де Латр отметил, что пытаться все уладить только с помощью министров и без Генштаба — это потеря времени и «откладывание решений на потом». Тем не менее ужин закончился на оптимистичной ноте. Де Латр заверил, что, по мнению Вейгана, франко-советские отношения развиваются в правильном ключе и сотрудничество двух генштабов станет серьезной гарантией мира в Европе [372] .
372
М.
С. Островский — К. Е. Ворошилову. 24 октября 1933 г. // РГВА. Ф. 33987. Оп. 3a. Д. 500. Л. 138–141, опубл.: Вторая мировая война в архивных документах. 1933 г. URL:(дата обращения: 27.11.2023).Пришло время двигаться вперед
Москва также получала информацию через советского поверенного Розенберга. Он часто неофициально беседовал с Эррио и Котом, а также с другими французскими политиками и хорошо знал о курсе правительства Франции. Его волновали разногласия между Даладье и Эррио. «Даладье предлагает прямые переговоры с Германией, — писал Розенберг Крестинскому, — более того, он исходит из возможности того, что они приведут к какому-то соглашению. Говорят, что в особенности Даладье не будет против “аншлюса”, поскольку его реализация столкнет лбами Германию и Италию». Что касается Эррио, то он не питал никаких иллюзий относительно соглашения с Германией, даже если с тактической точки зрения подход Даладье мог бы «прояснить ситуацию», то есть показать истинные намерения Германии. Эта информация подтверждала то, что Островский слышал от де Латра. По словам Розенберга, Даладье считал отношения с СССР страховкой на случай, если «Германия начнет… проявлять агрессивные тенденции». Забавно, что похожую цель преследовала и советская политика.
С точки зрения Розенберга, картина отношений с Францией была хорошая, но на ней присутствовали темные пятна. Некоторые группы промышленников, например Комитет металлургической промышленности, хотели заключить с Германией «общее соглашение», а это было возможно, только если договориться о полной свободе для Германии в Восточной Европе. Любые задержки в ответ на предложения Кота «лили бы воду на мельницу» тем элементам в Париже, которые хотели сотрудничать с Германией, а не с СССР, и искали доказательства того, что советское правительство только болтает и ничего не делает. На самом деле Кот не понимал, почему Москве нужно столько времени, чтобы начать действовать. «Мне незачем открывать истину, — писал Розенберг, — что носителями политики являются живые люди и что тот же Кот является самым ярым сторонником сближения с нами. К нам поступают из самых разнообразных источников сведения о том, что Кот до сих пор в этом отношении проявил действительно неутомимую энергию». Розенберг добавил:
«Проталкивание через всякие инстанции морских вопросов в значительной степени заслуга Кота, причем со стороны нам известно, что он зверски обругал директора политотдела французского МИД — Баржетона, когда последний пытался затормозить прохождение морских вопросов.
Поэтому я еще раз хотел бы со всей настойчивостью подчеркнуть, что отнюдь не в наших интересах выливать ушат холодной воды на голову сего пламенного сторонника сближения с нами.
Мы тем самым его персонально размагничиваем и даем аргументы в руки наших противников, ибо, повторяю еще раз, здесь противники гнилой сделки с Германией аргументируют, главным образом, возможностью опереться на нас, и нам, мне сдается, не следует их дезавуировать».
Розенберг подчеркнул, насколько это срочно: «Мне кажется, что если тов[арищ] Литвинов на обратном пути проедет через Париж, ему будет неудобно отделаться общими фразами на сделанное ему Бонкуром предложение, которое он обещал “продумать”» [373] .
В это время Розенберг получил отчет Довгалевского о переговорах в Женеве с Поль-Бонкуром, который рассказал про неустойчивость политического положения во Франции и необходимость принимать решения как можно быстрее, таким образом подтвердив взгляды Розенберга. Французская общественность не могла прийти к единому мнению по вопросу Германии. Поль-Бонкур сказал, что стало труднее придерживаться единой позиции и выступать против признания немецкого перевооружения, на котором настаивают Великобритания и Италия.
373
М. И. Розенберг — Н. Н. Крестинскому. 25 ноября 1933 г. // АВПРФ. Ф. 010. Оп. 8. П. 32. Д. 89. Л. 190–194.
Также «имеются влиятельные политические и торгово-промышленные круги, добивающиеся соглашения с Германией». Он добавил, что эта информация строго секретная, но если бы не сопротивление Поль-Бонкура, то «Даладье провел бы уже прямые переговоры с Германией». Поль-Бонкур снова поднял вопрос о вхождении СССР в Лигу Наций, что могло бы помочь найти выход из тупиковой ситуации, которая создалась из-за набирающей силу Германии. Франция не могла больше придерживаться исключительно отрицательной позиции. Если получится убедить общественность поддержать «положительную политику путем создания прочного барьера против натиска гитлеровской Германии, то это (внесет успокоение в общественное мнение и) выбьет оружие из рук тех, кто настаивает на сговоре с Германией». Как видно из советских записей, Поль-Бонкур «мыслит себе барьер в виде договора о взаимопомощи» [374] .
374
М. И. Розенберг — Н. Н. Крестинскому. 25 ноября 1933 г. // ДВП. Т. XVI. С. 682–685.
Итак, теперь все было сказано напрямую, и министр, что называется, взял быка за рога. Розенберг прекрасно понимал важность разговора Поль-Бонкура с Довгалевским, так как он добавил приписку к своему изначальному отчету:
«Когда я вчера набросал это письмо, я еще не знал содержание бесед тов[арища] Довгалевского с Бонкуром. Эти беседы являются несравненно более веским аргументом, чем все мои предположения. Они целиком подтверждают, что всякие промедления с нашей стороны обезоруживают сторонников сближения с нами. Я лично меньше всего являюсь сторонником того, чтобы вешаться на шею, но когда мы имеем дело с конкретными предложениями, нельзя их замораживать. Здесь происходит ожесточенная борьба различных тенденций и нам необходимо, когда это требуется, быстрее маневрировать» [375] .
375
М. И. Розенберг — Н. Н. Крестинскому. 25 ноября 1933 г. // АВПРФ. Ф. 010. Оп. 8. П. 32. Д. 89. Л. 190–194.