Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.
Шрифт:
Эррио также хотел успокоить Литвинова. Он написал личное письмо Альфану, предыдущему управляющему делами его кабинета, и попросил его передать Литвинову, что «хотя его коллеги по кабинету не находятся в той же стадии желания сближения с СССР, который они плохо знают, он, Эррио, будет защищать свои идеи с упорством». С точки зрения Эррио, Советскому Союзу необходимо было вступить в Лигу Наций. Литвинов ответил, что следующий шаг должно сделать французское правительство [451] . Это безусловно свидетельствовало о дурных предчувствиях СССР. Через несколько дней в Париже состоялось заседание Кабинета министров. Как отмечал Эррио, Барту сказал, что поддерживает улучшение отношений с СССР [452] . Однако это будет не так-то просто.
451
Встреча с французским послом Ш. Альфаном. Выдержка из дневника М. М. Литвинова. 26 февраля 1934 г. // АВПРФ. Ф. 010. Оп. 9. П. 45. Д. 154. Л. 6.
452
Herriot E. Jadis: D’une guerre a l’autre, 1914–1936. Paris: Flammarion, 1952. P. 389 (entry of 20 Feb. 1934).
Во французском Кабинете министров не удавалось достичь единства по данному вопросу. 27 марта Эррио сообщил временному поверенному Розенбергу, что кабинет «лучше расположен к нам», чем правительство Даладье. Произошел обмен военно-воздушными и морскими миссиями, и теперь министры полагают, что «удовлетворительно продвигаются общие переговоры». Розенберг ответил, что это не так. Леже видит проблему в Японии, а Барту недостаточно активен. Эррио ответил на это, что поговорит с Думергом [453] .
453
М. И. Розенберг — М. М. Литвинову. 27 марта 1934 г. // ДВП. Т. XVII. С. 213.
454
Herriot E. Jadis. P. 401 (entry of 29 March 1934).
455
М. И. Розенберг — М. М. Литвинову. 28 марта 1934 г. // ДВП. Т. XVII. С. 220–221.
Через три дня у Розенберга состоялся разговор с Эррио, который продлился более трех часов. По словам временного поверенного, Эррио настаивал, что нынешнее правительство больше расположено к СССР, чем предыдущее, и что Думерг, министр авиации Виктор Денен и военный министр маршал Петен выступают за сближение. Даже Тардьё не высказывается открыто против [456] . Однако на заседании кабинета 10 апреля все равно возникли проблемы. Думерг и Барту то ли колебались, то ли вообще были готовы отложить принятие решения. «Очевидно, существует скрытое сопротивление», — писал Эррио. Тардьё «симпатизировал» Японии. Министр труда, социалист Адриен Марке был настроен откровенно враждебно. По словам Эррио, на него влияли проблемы внутренней политики и сильный «антимарксизм». Он отрицал «внешнюю» (то есть наступательную) ценность Красной армии [457] . Ненавидящие Советский Союз всегда себя так вели (а самые ярые из них были среди социалистов). Они постоянно находили предлог для отказа от сотрудничества с СССР. Однако единственное, с чем стоило считаться, это с французской национальной безопасностью.
456
М. И. Розенберг — в НКИД. 30 марта 1934 г. // Там же. С. 787.
457
Herriot E. Jadis. P. 403–404 (entry of 10 April 1934).
17 апреля состоялось еще одно заседание Кабинета министров в Париже. Французский МИД подготовил документ, который примечателен тем, что в нем не упоминается инициатива Поль-Бонкура по соглашению о взаимопомощи. Когда его читаешь, создается впечатление, что позиция изменилась и теперь оно не направлено против Японии [458] . Барту позвонил Розенбергу и сообщил, что правительство ему разрешило «продолжать с нами переговоры». Розенберг попросил пояснить, что он имеет в виду. «Означает ли это, что правительство Думерга решило продолжать переговоры на базе сделанного нам Бонкуром предложения?» Барту ответил утвердительно. По его словам, он не хотел обсуждать данный вопрос, пока не получит информацию о том, как продвигается обсуждение разоружения в Женеве и какую позицию занимают союзники Франции в отношении СССР. Барту попросил обсудить детали с Леже, а потом снова встретиться с ним. Ну конечно же, с Леже — главой аппарата МИД! «Буду просить свидания с ним», — телеграфировал Розенберг в Москву [459] .
458
Negociations franco-sovietiques, not signed (Note pour le Conseil des ministres du 17 avril). 16 April 1934. MAE, URSS/1003, 112–119.
459
М. И. Розенберг — в НКИД. 20 апреля 1934 г. // ДВП. Т. XVII. С. 279–280.
Встреча состоялась 24 апреля. Розенберг сделал подробную запись разговора, которая наверняка встревожила Литвинова. Леже настаивал, что переговоры должны оставаться строго конфиденциальными. Розенберг ответил, что есть те, кто уже в курсе: в частности, чехословацкие и румынские дипломаты, которым французы сами все рассказали. А посол Чехословакии в Париже уже пообщался с прессой. Леже признал, что общие условия переговоров известны «более широкому кругу лиц», так как их обсуждают в Совете министров. В МИД все подробности знают только он сам и Баржетон. Что касается Барту, он вряд ли допустил утечку, «так как он, — как Леже снисходительно добавил, — всего вопроса не усвоил». Ему нужно подготовить «коротенькую шпаргалку» для заседания министров. Это имел в виду Альфан, когда говорил про аппарат и Леже. Генеральному секретарю нельзя доверять. Взаимопомощь была важной частью этого разговора. Леже изображал сомнения в том, что Поль-Бонкур начал обсуждение взаимопомощи. Он также с неохотой обсуждал детали, поскольку утверждал, что не получил четких инструкций от правительства, хотя раньше делал вид, что они ему не нужны. В конце разговора Леже уверил Розенберга в своей полной лояльности и в том, что, чтобы не произвести «превратное впечатление» в Москве, надо встретиться прежде, чем Барту вернется в Париж из путешествия по Восточной Европе [460] .
460
Запись беседы М. И. Розенберга с А. Леже. 24 апреля 1934 г. // Там же. С. 295–298.
Из-за странных комментариев Леже Розенберг решил на следующий день написать Литвинову и сообщить ему, что он не до конца уверен в позиции французов. Леже «дал мне понять, что нет еще ясности в отношении объема переговоров и что правительство тем самым-де, мол, не суживает инициативу МИД». Розенберг скептически отреагировал на это утверждение. Он процитировал то, что ранее сказал ему Барту относительно приема делегации из Кабинета министров для продолжения переговоров [461] . Явно где-то закралась ошибка.
461
М. И. Розенберг — М. М. Литвинову. 25 апреля 1934 г. // ДВП. Т. XVII. С. 299–301.
28 апреля Литвинов, прочитав депешу Розенберга, отправил телеграмму. «В разговоре с Барту Вы должны даже в случае ликвидации бонкуровских предложений в результате позиции Польши заверять его в неизменности нашего стремления к сближению и сотрудничеству с Францией в деле укрепления мира» [462] . Непонятно, получил ли Розенберг эту телеграмму до следующей встречи с Леже в тот же самый день.
Все получилось, как и предполагал Литвинов. Леже нанес визит Розенбергу, и у них состоялся еще один разговор. Леже предложил заключить Восточный пакт, куда вошли бы Германия, Чехословакия, Польша и Прибалтика, но не вошли бы Франция и Бельгия. Но Поль-Бонкур и советская сторона хотели совсем другого. Все подписавшиеся стороны должны были согласиться на отказ от силы и взять на себя обязательства оказывать поддержку соседям в случае агрессии третьих стран. Этот пакт стал бы «промежуточным» вариантом для «франко-советской конвенции» в соответствии со следующими строчками: «Учитывая значение для сохранения мира регионального пакта (Восточного), а также Локарнский пакт, СССР и Франция обещают оказывать друг другу помощь в случае, если они подверглись бы нападению вследствие нарушения вышеозначенных соглашений любым из участников таковых». Леже добавил, что эту формулировку можно изменить в соответствии с Локарнскими договорами и сделать ее объектом только Германию. «Он заявил, что его руководящей мыслью было найти наиболее эффективную формулу для сотрудничества СССР и Франции против Германии».
462
М. М. Литвинов — М. И. Розенбергу. 28
апреля 1934 г. // Там же. С. 306.Розенберг отреагировал на это без энтузиазма. Предложения Леже кардинально отличались от предложений Поль-Бонкура. Но Розенберг отказался далее их комментировать, так как у него не было указаний из Москвы. Он попросил кое-что для него прояснить, чтобы составить отчет в НКИД. Почему Франция не хочет присоединиться к Восточному пакту? Почему обязательства со стороны Франции не включают Прибалтику, которая может «послужить воротами для нападения на нас»? Леже дал поверхностные объяснения, а его формулировка взаимопомощи показалась Розенбергу слишком размытой. Кроме того, в ней отсутствовали советские предложения. Тем не менее Леже проявил некоторую гибкость. Розенберг предложил Литвинову продолжить обсуждение с ним и Барту до достижения окончательных договоренностей. Ему нужно было получить одобрение его позиции Москвой. На самом деле если почитать французский меморандум, который не дали Розенбергу, он еще менее оптимистичен, чем советский отчет. Франция хотела максимально ограничить свои обязательства, как будто договор о взаимопомощи был нужен не ей, а СССР [463] .
463
М. И. Розенберг — М. М. Литвинову. 28 апреля 1934 г. // ДВП. Т. XVII. С. 309–311; Note de la Direction politique, Assistance mutuelle franco-sovietique, not signed [annotation: Pour M. Leger. N’a pas ete remis par lui et (sic) Rosenberg, mais seulement expose verbalement (sauf la fin)]. 28 April 1934. DDF, 1re, VI, 376–378.
Оказывается, две недели назад Леже предложил свои идеи Барту, и министр с ними согласился [464] . Поэтому Леже вел себя так уклончиво во время предыдущей встречи с Розенбергом. Леже и Баржетон переделали изначальные предложения Поль-Бонкура, а затем представили их на рассмотрение новому министру, который изначально был не уверен в своей позиции. Советская сторона опасалась, что в переговоры с Францией вмешается Польша. Ведь в конце апреля Барту ездил с визитом в Варшаву. Из-за Польши возникали проблемы, но главной была «скрытая оппозиция» во французском МИД и Совете министров, которую не всегда можно было разгадать. Леже действовал конструктивно или был частью «скрытой оппозиции»? Смотря кому мы зададим этот вопрос. Его биограф Рено Мельц полагает, что Леже действовал из лучших побуждений. Он хотел убедить Барту «разыграть русскую карту» [465] . Леже пытался заверить Розенберга в своей полной преданности. Возможно, так и было. А может, у него на руках были только шестерки и семерки, а вовсе не тузы.
464
Young R. J. Power and Pleasure: Louis Barthou and the Third Republic. Montreal: McGill-Queen’s University Press, 1991. P. 214–215.
465
Meltz R. Alexis Leger dit Saint-John Perse. Paris: Flammarion, 2008. P. 428–430.
Было 1 мая. Прошло три дня после встречи Розенберга с Леже. В тот день он встретился с Барту. Розенберг спросил, согласен ли Барту с предложениями Леже, и написал следующее: «Барту дважды безоговорочно заявил, что принимает схему Леже, предложенную нам, на свой счет, но добавил, что не может заангажировать свое правительство». Барту сказал, что еще рано идти в кабинет: «Доклад на Совете министров вызвал бы ненужные трения, ибо не все министры относятся к нам, как Эррио, и кроме того, получилась бы лишняя огласка. Правительство уполномочило его на переговоры, но он не хочет ни преждевременно вентилировать вопрос, ни создать совершившегося факта». То есть все еще приходилось считаться со скрытой оппозицией. Барту тоже полагал, что обсуждение должно быть впредь «строго конфиденциальным». Он попросил советское посольство не вдаваться в детали переговоров с Эррио, но «сказать ему, что мы опять прониклись доверием». Затем Барту стал обсуждать подробности Восточного пакта. Он повторил то, что сказал Леже, и рассказал о своей поездке в Польшу. Несколькими днями ранее Давтян прислал телеграмму, в которой сообщил о результатах переговоров с Барту в Варшаве. С ним этой информацией поделился Ларош. Барту хотел снять проблемы, возникшие во франко-польских отношениях, и, по словам Лароша, ему это удалось. Пилсудский и Бек дали гарантии со своей стороны. Конечно, это были плохие новости. Отношения Польши с нацистской Германией не могли не беспокоить СССР. Так, например, Пилсудский полагал, что информация о перевооружении Германии преувеличена. Бек высказывался менее определенно об аншлюсе и вступлении СССР в Лигу Наций. Что касается советско-польских отношений, то Барту или ничего не делал, или ничего не добился. В конце концов, поляки оставались поляками. С этим нужно было просто смириться и Франции, и СССР. В Париже Розенберг был доволен встречей. Казалось, это был шаг вперед [466] . Литвинов думал так же. Он сообщил, что считает предложение Леже приемлемым, хотя не все аспекты полностью понятны. Эти вопросы нужно будет задать в ходе дальнейших переговоров [467] .
466
М. И. Розенберг — М. М. Литвинову. 1 мая 1934 г. // ДВП. Т. XVII. С. 312–314; Я. Х. Давтян — в НКИД. 27 апреля 1934 г. // АВПРФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 165. Д. 1259. Л. 68–69, опубл.: Вторая мировая война в архивных документах. 1934 г. URL:(дата обращения: 27.11.2023).
467
М. М. Литвинов — М. И. Розенбергу. 3 мая 1934 г. // ДВП. Т. XVII. С. 795.
Переговоры Литвинова и Барту в Женеве
19 мая Литвинов и Барту встретились в Женеве. По словам наркома, встреча прошла хорошо. Для советской стороны крайне важным был вопрос безопасности Прибалтики. Барту согласился поговорить о «распространении помощи Франции на Прибалтику, сказав, что это отнюдь не исключено». Он также согласился пойти на уступки, включить Финляндию в большую прибалтийскую зону и рассматривать их единое пространство ради договора о взаимопомощи. «Он [Барту. — Ред.] вновь подтвердил свое и своего правительства расположение к нам, употребив фразу о “дружбе вплоть до военного союза”». Также зашел разговор о вступлении СССР в Лигу Наций. Барту согласился, что СССР не должен выступать с позиции просителя. Это подходило Литвинову [468] . Сохранилась также более подробная французская запись разговора, и она совпадает с телеграммами, которые Литвинов отправлял в Москву. «Что делать, если Германия не согласится на эти предложения?» — спросил Литвинов. «Если Германия откажется, то нам будет разрешено заключить пакт без нее. Но нельзя показывать, что мы торопимся. Нельзя делать того, что может быть воспринято как шаг против нее. Если [Германия. — М. К.] присоединится к системе безопасности, то тем лучше для всех. Если нет, то она сама виновата». Много говорили о Польше. Литвинов переживал, что Польша ведет двойную игру, а Барту пытался его утешить [469] . Однако независимо от того, чей отчет читаешь — советский или французский, — результаты были положительными. Встреча стала шагом вперед. Но дальше легко не будет. 4 июня Литвинов и Розенберг встретились с Барту и Баржетоном. Они посетили заседание Комиссии по разоружению. Литвинов давил на Барту, пытаясь добиться принципиального согласия французского Кабинета министров на «Восточный Локарно». «Мы не можем вечно, — сказал Литвинов, — вести переговоры только от имени Барту и моего». Барту согласился отправить Баржетона в Париж с отчетом Думергу, а затем на следующий день вернуться в Женеву с ответом. Читатели помнят, что Барту не хотел раньше времени обращаться к Совету министров и без необходимости будоражить оппозицию, но на него давил Литвинов. На переговорах обсуждали и другие темы. Что касается французской помощи Прибалтике, Барту признал советские аргументы убедительными, но не мог дать определенный ответ. Литвинов затронул еще одну волнующую его тему: что, если Германия и Польша не согласятся на Восточный пакт? Какое личное мнение Барту: существуют ли «возможности какого-либо соглашения между нами»? Барту ответил положительно. Литвинов боялся, что Польша будет «саботировать переговоры». За кулисами Бек инициировал «бешеную агитацию против нашего вступления в Лигу и против предлагаемых нами пактов» [470] .
468
В. С. Довгалевский — в НКИД. 18 мая 1934 г. // АВПРФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 168. Д. 1273. Л. 9, опубл.: Вторая мировая война в архивных документах. 1934 г. URL:(дата обращения: 27.11.2023); В. С. Довгалевский — в НКИД. 19 мая 1934 г. // АВПРФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 168. Д. 1273. Л. 10–11, опубл.: Вторая мировая война в архивных документах. 1934 г. URL:prlib.ru/item/1296905 (дата обращения: 27.11.2023).
469
Conversation entre M. Barthou et M. Litvinov a Geneve le 18 mai 1934, Projet de pacte oriental, DDF, 1re, VI, 496–502.
470
М. М. Литвинов — в НКИД. 4 июня 1934 г. // ДВП. Т. XVII. С. 371.