Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.

Литвинов и Бек

Литвинов никогда ничего не спускал с рук полякам и всегда призывал их к ответу. В тот же день он обедал с Беком. Литвинов спросил мнение Бека о французском предложении. В ответ Бек принялся жаловаться на Лигу Наций и на все, что происходит в Женеве. Он перечислил причины, по которым ему не нравится французское предложение.

Литвинов знал, как докопаться до сути, спросив Бека, дал ли он Барту отрицательный ответ.

«Правительство это обсудит», — ответил Бек.

«Мое впечатление таково, — продолжил Литвинов, — что без Германии Польша, наверно, отклонит пакт, а при согласии Германии тоже маловероятно, чтобы она его приняла». Польша также может уговорить Германию отказаться от пакта, если ее, конечно, нужно уговаривать. Такого мнения был Литвинов о поляках. «Бек всячески ругал Лигу Наций и Женеву и тут же заверил меня, что слухи о польской агитации против нашего вступления в Лигу неправильны» [471] .

471

М. М. Литвинов — в НКИД. 5 июня 1934 г. // Там же. С. 372.

Поездка Барту в Париж и возвращение в Женеву

Барту, видимо, решил вернуться в Париж вместе с Баржетоном, чтобы поговорить с Думергом. Как сказал Эррио на заседании Кабинета министров 5 июня, Барту попросил разрешения провести переговоры по региональному пакту о взаимопомощи. «Русские даже предложили взять на себя обязательства, схожие с теми, что были у нас перед Англией в 1914 году. Так сказал мне Литвинов». В личном разговоре, может, и так. Но это не было официальной советской политикой. Эррио также отметил, что Барту был все еще очень сдержан. Он просто старался вести себя осторожно? «Скрытая оппозиция» превратилась в открытую. На этот раз возражать принялся министр по делам колоний Лаваль, выступавший в поддержку соглашения с Германией и «линии Даладье» и против сближения с СССР. Он был крайне последовательным. Для Лаваля сближение с СССР означало то, что во Франции появится «Интернационал и красный флаг». Однако Эррио утверждал, что эмоциональное вмешательство Лаваля было вызвано его недавним столкновением с коммунистами в Обервилье, где он был мэром. Причина несерьезная, зато какой эффект, писал Эррио. Но дело было не только в этом [472] . Лаваль ненавидел французских коммунистов, которые были его соперниками на выборах в Обервилье.

472

HerriotE. Jadis. P. 437–438 (entry of 5 June 1934).

Барту вернулся в Женеву и на следующий день встретился с Литвиновым. Как писал нарком, «французское правительство под председательством президента [Думерга. — М. К.] вчера одобрило его переговоры со мной и предложения касательно пактов». Однако правительство не могло согласиться на помощь французов Прибалтике. Литвинов продолжал беспокоиться из-за поляков:

«Буду иметь с Барту еще один разговор для уточнения деталей, причем буду настаивать на ускорении переговоров с Германией до того, как Польша успеет ее обработать. Французы все больше выражают сомнение относительно позиции Польши. Со всех сторон делается нажим на Францию, чтобы оторвать ее от нас и вернуть на путь франкоанглийского и франко-германского соглашений. По существу борьба здесь на конференции является борьбой между нами и Германией» [473] .

473

М. М. Литвинов (через В. С. Довгалевского) — в НКИД. 6 июня 1934 г. // АВПРФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 168. Д. 1273. Л. 43, опубл.: Вторая мировая война в архивных документах. 1934 г. URL:(дата обращения: 27.11.2023).

Литвинов был крайне настырным. Он стоял на своем во время встречи с Барту через два дня. Снова заговорил о Прибалтике и о важности «французской помощи». «Барту сказал, что, хотя Совет министров решил пока вопрос отрицательно, он не считает это окончательным ответом и готов вновь обсудить мое замечание на этот счет, которое я обещал изложить ему письменно». Барту также пообещал переговорить с Польшей и надавить на Прибалтику [474] .

474

М. М. Литвинов — в НКИД. 8 июня 1934 г. // ДВП. Т. XVII. С. 378–379.

А в это время во французском посольстве в Москве…

Мендрас находился в Москве и не знал про проблемы в Женеве. Он с осторожностью относился к двусторонним отношениям, которые часто были непростыми. «Русские всегда были далеки от нас, — писал он, — а сейчас они к тому же коммунисты». Между иностранцами и СССР существовал барьер. Разговор не строился так легко, как, например, между британцами и французами. Все было иначе из-за коммунистического Интернационала, даже если его держали в узде. Как писал Мендрас, февральские протесты в Париже разожгли «пламя революции». Именно поэтому Лаваль в Обервилье пострадал от рук коммунистов, выступивших против фашизма. И все же Коминтерн «недалеко ушел от реалиста Литвинова». Мендрас добавил, что не настаивает на том, что нужно отказаться от «сближения с большевиками», но самый лучший способ преодолеть сложности — это хорошо их узнать. «Я по-прежнему убежден, что СССР — это большая сила, которая растет и которую мы можем и должны ввести в нашу игру» [475] .

475

Mendras, compte-rendu. No. 12. 1 June 1934. SHAT 7N 3121.

Французский поверенный Пайяр заметил укрепление позиции Литвинова. После некоторой неопределенности, вызванной «противотоком», победила «политика национальной безопасности» наркома. «Его положение стало более стабильным, даже крепким, и мы можем только приветствовать такое изменение» [476] . Если проанализировать летнюю переписку Сталина с Молотовым и Кагановичем, то можно заметить, что там не упоминается взаимопомощь и сближение с Францией. Если бы вождю и его сторонникам в Москве внешняя политика не нравилась или внушала бы беспокойство, то они, несомненно, об этом бы упомянули.

476

Payart. No. 223. 28 May 1934. MAE, URSS/1003, 165.

Летом 1934 года у антикоммуниста Лаваля было не то положение, чтобы помешать франко-советскому сближению. Переговоры в Женеве между Барту и Литвиновым дали хороший результат. Через несколько недель Альфан обсудил это с наркомом в Москве. Он сам заметил изменения к лучшему в министре до и после Женевы. Пресса также заговорила другим тоном, и иначе стал себя вести аппарат МИД. Даже Леже был настроен менее враждебно. Альфан уделял аппарату МИД отдельное внимание, поскольку, как он любил говорить, министры уходят, а аппарат остается [477] . С ним надо сохранять тесный контакт и вести себя любезно. Советские дипломаты очень хорошо справлялись с этой задачей, но это редко приводило к улучшению двусторонних отношений.

477

Встреча с Ш. Альфаном. Выдержка из дневника М. М. Литвинова. 23 июня 1934 г. // АВПРФ. Ф. 010. Оп. 9. П. 45. Д. 154. Л. 12–13.

В Москве Альфан часто проводил время с наркомами и чиновниками. Это был привычный и менее официальный способ обменяться информацией и обсудить проблемы. «Настоящий восточный суверен» Сталин был «невидим» для иностранных дипломатов, поэтому необходимо было налаживать отношения с его подчиненными. Стоит добавить, что у Альфана были отличные источники информации. Он часто устраивал ужины во французском посольстве и наладил хорошие отношения с наркомом обороны Ворошиловым. На этот раз Ворошилов решил, что пора ему выступить в роли хозяина, и пригласил Альфана к себе на дачу. Таким способом можно было укрепить отношения и сформировать взаимное доверие. Альфан писал, что неделей ранее его пригласил на обед Литвинов. Он предложил приехать к нему на дачу, расположенную по ленинградскому шоссе, и провести день в кругу семьи. Что касается ужина у Ворошилова, Альфан подробно описал дом, который был намного роскошнее, чем у Литвинова, а также парк размером в 40 гектаров. Ужин был роскошным. Гостями были Крестинский и еще несколько сотрудников НКИД, а также заместитель Ворошилова Тухачевский и начальник штаба Егоров. С французской стороны присутствовали Мендрас и Альфан, а также их жены. После ужина мужчины сняли пиджаки и пошли играть в русский бильярд, а женщины танцевали. Примерно около полуночи Ворошилов и Альфан провели переговоры, которые продлились около двух часов. При них присутствовали Крестинский, Мендрас и один из сотрудников НКИД. Альфан говорил о Восточном пакте, а Ворошилов — о безопасности в Дальневосточном регионе и о беспокойстве СССР из-за Японии. Советское правительство все еще рассчитывало тут на французскую поддержу. Альфан ответил, что это невозможно. Тогда Ворошилов заговорил о беспокоящих его отношениях Польши с Германией. Он был убежден, что их можно прекратить только с помощью Франции. Он надеялся, что поляки наконец образумятся. Мендрас похвалил военные контакты между двумя сторонами. Ворошилов согласился, но отметил, что нет движения вперед. Альфан упомянул, правда, очень осторожно, «пропаганду» — тему, на которую постоянно жаловалась Франция. Ворошилов ответил эмоционально: «Поверьте, мы не настолько глупые, чтобы вмешиваться в дела других стран, которые нас не касаются». Альфан и Мендрас остались довольны сердечным тоном переговоров. Мендрас сделал вывод, что «разговор позволил нам еще раз отметить, как советское правительство ценит союз с Францией, необходимый для безопасности западных границ СССР» [478] .

478

Alphand. No. 283. 20 July 1934, including Mendras, Reception chez Vorochilov, n.d., MAE, URSS/967, 168–170 (r/v).

И снова Германия (январь — июнь 1934 года)

Учитывая, сколько внимания СССР уделял Франции, читателю может стать интересно, что же происходило в это время с немецким послом Надольным? Неужели зимой 1934 года его бросили одного в посольстве? Надольный редко видел Литвинова и Крестинского после их встреч в начале января. Однако нарком никогда не забывал о нацистской Германии. Надольный все еще выступал за возврат к «старой политике». Он говорил об этом со Стомоняковым за ужином в резиденции посла. Надольный снова повторил то же самое про ошибки нацистов в начале правления и про желание все уладить. Стомонякова это не убедило: «Основная причина недоверия нашей общественности кроется в резко антисоветской идеологии национал-социалистической партии. Устранить это недоверие можно только устранением причины, то есть отказом Гитлера от всех высказанных им раньше антисоветских призывов». Стомоняков сказал, что именно в этом необходимо убедить общественность, и подчеркнул: пока это лишь его личное мнение, но пока это не сделано, недоверие никуда не исчезнет. «Такая декларация со стороны Гитлера невозможна. Гитлер считает себя апостолом, — хитро улыбнувшись, сказал Надольный, — и он, Гитлер, не может, особенно теперь, вскоре после прихода к власти, признать публично, что он ошибался». Надольный полагал, что советское правительство просто должно взять под контроль прессу — ведь все знали, что в СССР прессой руководит правительство. Затем он обрушил на Стомонякова поток жалоб на антинемецкие статьи [479] .

479

Беседа с германским послом Р. Надольным. Выдержка из дневника Б. С. Стомонякова. 17 марта 1934 г. // АВПРФ. Ф. 082. Оп. 17. П. 77. Д. 1. Л. 110–108.

В тот же день Литвинов снова написал Сталину про Прибалтику. Он хотел увеличить там советское влияние и уменьшить влияние других государств. Больше всего его беспокоили Германия и Польша. Литвинов рекомендовал предложить немцам дать совместные гарантии независимости Прибалтике. Таким образом можно улучшить советские отношения с данным регионом. Что касается Германии, то, если она согласится, отношения улучшатся, а если нет, то будут понятнее намерения нацистов. Кроме того, так можно преподать «хороший урок» Польше. Он попросил разрешения участвовать в обсуждении данного вопроса в Политбюро [480] . Поскольку у Литвинова не получилось добиться совместного заявления от Польши, 28 марта 1934 года он предложил то же самое Надольному. Посол задал много вопросов относительно текста черновика протокола и заявил, что, с его точки зрения, немецкое правительство вряд ли с ним согласится. Это было связано с городом Мемель, где проживали немцы, а сам он находился под контролем Литвы. Надольный полагал, что предложение СССР может стать первым шагом на пути к улучшению отношений, несмотря на наиболее вероятный ответ Берлина. В телеграмме посол не написал, что ожидает отказ. Напротив, он утверждал, что отрицательный ответ «вряд ли возможен» [481] . В тот же день Надольный организовал ужин в честь Ворошилова. Присутствовали Крестинский, Карахан, а также военные и гражданские официальные лица. У Надольного было хорошее настроение. Он был доволен, что Ворошилов принял его приглашение и что недавно в Берлине было подписано торговое соглашение.

480

М. М. Литвинов — И. В. Сталину. 17 марта 1934 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 14. П. 103. Д. 117. Л. 43–45.

481

Встреча с германским послом Р. Надольным. Выдержка из дневника М. М. Литвинова. 28 марта 1934 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 14. П. 95. Д. 4. Л. 87–89; Nadolny. No. 63, secret. 28 March 1934. DGFP, C, II, 683–685.