Рок-4 Дорога в Эсхатон

Из тайника он вполне благополучно извлёк два необычно толстых листа пергамента размером чуть больше стандартного с неровными краями. На одном была подробная и очень мелкая карта внутреннего мира, на втором подробный чертёж библиотеки с размерами и короткими пояснениями. Все надписи и на карте и на чертеже были сделаны шумерскими иероглифами. У Артёма от волнения пересохло в горле, он попил воды и отнёс свои находки на стол. Надписи на карте были такими мелкими, что без лупы было не обойтись. Свободно читалось только название: 'Владетельная карта'. Артём недоумённо пожал плечами и, усевшись на стул, принялся водить по карте увеличительным стеклом. 'Удивительно, - думал он, - как можно было так мелко всё нарисовать и написать? Такое ощущение, что сначала нарисовали большую карту, а затем неведомым способом её уменьшили!'. Артём устало потёр глаза и отложил лупу в сторону, лучше её отсканировать и спокойно изучить на компьютере. Второй лист был обычного читаемого формата, чертёж сопровождался коротким текстом: 'Солнечное око сделано божественными руками Заратуштры из куска горного хрусталя со священной горы священного острова и передано в дар народам Гипербареи в благодарность за доброе отношение к шумерам - бехдинам, почитающих Мазду и хранящих Авесту. Сказано Заратуштрой: 'Пусть барейцы построят храм солнечного ока по этим размерам и наполняют свои души священным огнём солнца или холодят сердца лунным светом'.

Артём промокнул пот со лба, кто бы мог подумать, что он коснётся такой тайны! Значит, подарок русичам был, не меч, а храм! Почему же они забыли об этом или не захотели помнить? Артём достал из маленькой заплечной сумки мобильный сканер, выставил его на максимальное разрешение и аккуратно запустил в аппарат один пергамент, затем второй. Сканер стрекотал, словно напоминая, что дело сделано, что пора домой, Артём почувствовал себя безмерно уставшим. Он оглянулся и с недоумением увидел, что солнечный свет из ока давно сменился лунным. Сколько же часов он тут находится?! Хотелось уйти сразу, но он заставил себя убрать следы вскрытия дверцы. Потом подошёл к столу и написал записку старику зелейнику: 'Ведагор, я закончил составление каталогов библиотеки, каждый каталог вставлен на своё место на дверце шкафа. Ещё я нашёл тайник в пустующем шкафу с двумя важными документами. Оставляю их на столе. Теперь я не скоро вернусь: надо оканчивать школу и маме скоро рожать. Переход остаётся открытым, можно спокойно пройти и вернуться, но бункер в моём мире будет заперт. Я там смастерю большую красную кнопку, если буду нужен, нажмите. Всего хорошего!'. Артём отодвинул лист, но, задумавшись, придвинул обратно, после некоторого колебания приписал в конце: 'Передайте Ведане, что я её люблю!' - потом достал из рюкзака лупу и положил рядом с картой.

Дома Артём рухнул в кабинете на диван и проснулся посреди ночи от голода. К своему восторгу под салфеткой на столе он обнаружил сэндвичи и термос с кофе, и, урча от удовольствия, принялся утолять голод. Одновременно он рассматривал на экране компьютера древнюю карту внутреннего мира. Очертания материка были неполными: с востока на юг начинались пустыни, на севере вечные льды. Впрочем, места для расселения людей хватало. Крупных городов было больше двух десятков, а поселений и деревень, несчётное количество, и не у каждого название прописывалось. В основном селились вдоль русла рек. Та, за которой наги наделали свои норы, называлась Ипуть, она брала своё начало с гор. Дальше к северу были ещё две реки: Пещань и Рава, обе зародились в 'Скалистых горах', грядой отгораживающих предгорья от северных холодов. Далее обе реки текли с севера на юг, потом почти синхронно поворачивали на запад к берегу океана. Рава, судя по толщине голубой линии, была самой широкой и полноводной. По берегу моря поселения были только в устьях рек, что озадачило Артёма. Многочисленные острова указывались россыпью точек и кружочков. Артём скользнул по ним взглядом и вдруг зацепился за один из островов примерно в пятидесяти километрах от берега, рядом с которым значилось имя: Буян. Он максимально увеличил изображение и обнаружил в кружочке крохотный рисунок горной вершины, вокруг которой вились облака. Артём озадачено потёр переносицу и зевнул, сытый организм требовал сна.

Уже в постели он едва успел подумать, что красную кнопку надо будет вывести на свой мобильный телефон, как тут же вновь крепко уснул.

Потянулись привычные дни, затягивающие обыденной пеленой приключения во внутреннем мире. Иногда они казались Артёму сном или старым кинофильмом и лишь по Ведане ныло сердце, сладко замирая при воспоминаниях об объятиях и поцелуях. Артём больше не ходил во внутренний мир, Ведану спрятали от него, и он обиделся. Или не обиделся, а просто не было мочи терпеть разлуку? Пока он работал в библиотеке, Артём ощущал незримое присутствие своей любимой, а теперь, лишь стылое одиночество. Здесь, во внешнем мире тоска притуплялась, да и дела отвлекали.

Продолжая исступленно заниматься спортом, Артём успешно окончил школу и неожиданно для Елены плотно засел за учебники. Целый год он работал в бешенном темпе, прерываясь лишь на сон и на короткие, но интенсивные тренировки. Даже его дар требовал изнурительных усилий для раскрытия и усвоения информации, впитываемой из книг. Артём освоил одиннадцать дисциплин, от социологии до археологии, и сначала сдал экстерном четырёхлетний курс бакалавра искусств, а затем успешно сдал выпускные экзамены, весьма озадачив преподавателей глубиной своих познаний. Изнурительная гонка длиною в год закончилась краткой статьёй о его успехах в местной газете. Артём получил диплом с тиснёными гербами, и почти сразу в душу вернулась пустота, которую он так старательно вытеснял учёбой и спортом. Тоска по Ведане превращалась в навязчивую идею, но он тщательно скрывал это от матери, боясь потревожить её или расстроить. Достаточно было того, что Елена и Станислав Львович весь год провели с изумлением и тревогой, наблюдая за его титанической работой. Хорошо, что он умолчал о своём новом даре усваивания книг, иначе, они бы волновались ещё больше.

По поводу получения диплома Елена устроила грандиозный семейный праздник. Артём не хотел, но перечить матери не посмел, решив, что ради неё перетерпит это мероприятие. Когда же началось празднество и в его адрес посыпались комплементы и восторги, он, к своему удивлению почувствовал, что они ему приятны и что от искренних слов близких людей теплеет в груди. Станислав Львович произнёс хвалебный спич, многозначительно посматривая на Артёма, по его взгляду было видно, он бы мог и не такое сказать! Мама тихо млела, радуясь за сына, а дедушка Кукк был так горд своим внуком, что слегка перебрал. Даже Марта, последнее время не улыбающаяся и молчаливая, произнеся тост, неожиданно для всех, пролила слезу от едва сдерживаемого умиления.

На следующее утро Артём расслаблено и умиротворённо смотрел в потолок. Что-то неведомое вошло в его душу: то ли признательность за любовь родных и близких, то ли острое ощущение своего неодиночества, на душе стало легче, тоска по Ведане смягчилась. Как бы то ни было, каждый новый день приближал миг их встречи. Оставалось придумать, чем заполнить следующие из восьми остающихся месяцев дни. Знания, полученные им за прошедший год, были полезны, они заполнили его голову солидным объёмом социально-культурологического опыта человечества, но на фоне общей картины вселенной, известной ему, в силу своей недолгой, но необычной жизни, выглядели эгоцентричными и в чём-то даже местечковыми. Мир вселенной и даже мир Земли были настолько объёмнее человеческих философско-мировоззренческих позиций, что потуги науки познать эти миры выглядели, по меньшей мере, самонадеянными. Поэтому Артём сразу решил, что наука не для него. Чем же себя занять, пойти работать? Не было нужды. Станислав Львович предложил ему войти в его исследовательскую группу, но Артём сразу вежливо отклонил предложение, сказал, что хочет отдохнуть, попутешествовать. Это было так естественно, что все, даже Пилевич, поверили в это, но Артёму вовсе не хотелось отдыхать, это было банально и скучно.

Пока же, за неимением других планов, Артём отдался спорту. Как одержимый он накачивал свои мышцы, до исступления отрабатывал приёмы рукопашного боя с бывшим русским десантником. Станислав Львович сделал ему точную копию заветного княжеского меча и нашёл ему ещё одного учителя, лучшего, как он представил, мастера мечеборца. Теперь они часами звенели металлом в спортивном зале. По рекомендации Пилевича Артём сходил в стрелковый тир на тренировку по стрельбе из лука, но вынужден был бросить, оставив тренера в изумлении, а Станислава Львовича с невнятным объяснением, что 'не понравилось'. Дело в том, что выслушав теорию выстрела, уже на третьем выстреле Артём попал в яблочко, а следующей стрелой едва не раздробил хвостовое оперение торчащей в мишени стрелы. Оказывается, его дар дальнего видения, позволял не только приближать к себе мишень, но и направлять стрелу в ту точку, которую наметили его глаза. Осознав это, Артём, пустил остальные стрелы куда попало и спустился в подвал тира, где учили метать ножи, мачете и топоры. Здесь он провёл три тренировки и тоже был вынужден уйти: его дар заставлял все орудия лететь точно в цель.

Елена любовалась возмужавшим сыном, но пугалась его неистового усердия. Однажды она спросила, зачем он так изнуряет себя, сначала в учёбе, теперь в спорте, и Артём без тени улыбки ответил, что у него мало времени, а он должен успеть подготовиться. 'К чему?' - спросила мать с замиранием сердца, и сын ответил что, пока не знает, но Елена поняла: сын серьёзно готовиться к исполнению своего рока. Она больше его не расспрашивала, но старалась почаще быть рядом. По вечерам, после того, как укладывала спать маленькую Машу, Елена приходила к Артёму в кабинет. Она сидела в тени и любовалась сосредоточенным сыном, он вечно был чем-то занят, что-то рассматривал на экране или читал, шевеля губами и нахмурив лоб. Иногда они вместе рассматривали фотографию Веданы, и сын вновь и вновь рассказывал о своей невесте. Елена давно уже поняла глубину его любви, смирилась с ней и теперь лишь опасалась, что девушка разлюбит его, это так часто бывает в таком юном возрасте, но от Артёма свои сомнения она прятала, убеждая и его, и себя, что всё будет хорошо. О Проквусте - муже и отце, они не сговариваясь, разговоров избегали, слишком много волнений это вызывало, Елена начинала плакать, Артём мрачнел и общение заканчивалось.

Шли дни, недели, месяцы, и однажды экран артёмовского телефона окрасился в ярко-красный цвет: впервые его вызывали в бункер, кто-то о нём вспомнил. Пару раз в месяц Артём спускался в бункер, чтобы подпитать энергией переход, иногда проверял его, заглядывая в сумеречную библиотеку, но никогда полностью не переходил во внутренний мир. Интересно, кто пришёл? Пока он бежал по переходам, Артём думал обо всём этом, старательно отгоняя от себя тщётную надежду, что вдруг это Ведана, слишком это было бы невероятно. Лязгнули затворы, отворилась массивная дверь, за порогом Артём увидел старого князя. Он изумлённо замер: Ведагор похудел, лицо осунулось, покрылось сетью морщин.

– Что, постарел?
– грустно улыбнулся зелейник.

– Здравствуй, Ведагор, - Артём поклонился и шагнул навстречу. Они обнялись. От зелейника пахло пряными травами.

Когда-то Артём думал, что встретившись с зелейником, обязательно покажет ему свою обиду, но это мальчишество давно истаяло из его души.

– Заждался, княжич?

– Заждался, - кивнул Артём, - и рад тебя видеть. Пойдём ко мне?

– Что ж, можно и пойти, - Ведагор заметил удивлённый взгляд юноши.
– Что, думал, отнекиваться буду?